Западная Украина - 70 и дальше.
(Заметки отставного офицера о приметах времени)
Почему вдруг, мне стало так легко? Это произошло совсем недавно. Что, - это? Ну такое чувство радостной лёгкости, упорядоченности мыслей. Когда говорят что вдруг всё встало на свои места. А раньше что не стояло? Да, именно так. Раньше не стояло всё на своих местах, потому что этому мешал какой-то давний, собственный запрет . Запрет на воспоминания и размышления на тему. Эдакая тёмная, тяжёлая недосказанность. Или вот - белое пятно на карте - так точнее. На карте моей жизни... нет , слишком пафосно. Просто в голове у меня, даже не белое, скорее тёмное пятно, которое вдруг самоликвидировалось.
-Что-же это за тема такая?, начал копаться я в своих мыслях. Значит что-то важное, если такое зримое новое ощущение. Оно не просто редко меня посещает но , по правде сказать - никогда такого не было. "И вот опять" - назойливо крутится известный Черномырдинский афоризм.
-Нет, у меня просто никогда такого не было, и надо обязательно выяснить откуда всё взялось, говорю я себе. Ведь случилось недавно, а я помню, ещё с "пулемётных " своих курсов по психологии - если что-то насмерть утеряно, то чтобы найти, надо вернуться в тот самый момент потери. И тогда - найдёшь. Нейро-лингвистическое программирование это называлось. Очень модная тогда психологическая фишка.
Нашёл очень быстро. В переписке с одной организацией, где обсуждал возможность помощи нашему фронту на Украине. Вот она и тема. Для поживших в СССР - ничего актуальнее сейчас быть не может, тем более для меня. И там, значит, от меня следующий пассаж: " Я понимаю, что прозвучит это наивно и глупо но у меня свой личный счёт к Украине и украинству. Там провёл я своё детство - в Ровно, юность - во Львове. Там закончил я львовское политическое училище. А на печально знаменитом яворовском полигоне близ деревни Старичи в середине семидесятых до изнеможения благоустраивал танковые дирекстриссы, обкладывая их дёрном. Теперь дёрн этот топчет натовский сапог и плюют на него их бандеровские прихвостни."
-Вот он, ключик то, говорю себе, - личный счёт к Украине и украинству. То, что позволил себе проговорить, то , что долгое время было внутренним запретом, и висело тёмным пятном на на психике. Но всё же это так, образно. И по правде не так уж и вдруг. 24 февраля 2022-го я ведь тоже радовался. Радовался, как клинтонша, когда смотрела на убийство М. Каддафи. И стыдил себя за это. Ну чему, мол радуешься, - война, кровь. смерть- разве повод для радости? И отвечал тут же сам себе: " повод, конечно повод., для торжества, наконец, справедливости по отношению ко всему этому украинству". Для себя я давно решил - украинство - история подлости и предательства. С одной стороны это -чересчур, но с другой - это очень мягкая его характеристика в смысле отрицательной комплиментарности. Я знаю это не только из нашей пропаганды, но из личного своего опыта.
Ровно 1964 - 71
Так откуда это чёртово пятно в моём сознании, которое не давало мне спокойно жить? Чтобы понять это нужно опять же вернуться к истокам, временам, когда пятна не было. В 1965м находясь ещё в возрасте, ну очень детском, уже окончательно вернулся в СССР. Звучит идиотски, но объясняется легко. Отец, фронтовик служил в ГСВГ, где я, собственно, и родился. В этом же году определили меня в 1 класс средней школы № 4, что по улице московской, ( сейчас наверное коновальца или шухевича если не бандеры, выбор невелик) По большому счёту в воспоминаниях этот период с 1го по 5-й классы в безмятежных розовых детских тонах, и искать там нечего. Из знаковых воспоминаний того времени осталось лишь несколько. Например сначала, как наверное и все офицерские семьи, мы снимали комнату в частном доме на улице партизанской. Это другой конец города, западный, и как раз напротив нас было большое кладбище. Почти каждый день, как только мы садились обедать - играла музыка, всегда одна и та же, и очень печальная. Не то, чтобы я был впечатлительный, но вопросы маме задавал: какого чёрта, дескать, и когда это кончится. Почему она со смехом рассказывала об этом знакомым я не понимал. Уже на московской из пятиэтажки напротив впервые услышал "Битлз". Крутили часто, хоть и недолго. И это было гораздо веселее чем на партизанской.
Львов 71 - 79
Всё изменилось во Львове. Была холодная зима. Практически как в Москве. Мама с трудом устроила меня посреди учебного года в 77ю львовскую школу, и я сразу ощутил - так хорошо как в ровенской мне уже не будет. Не помню на какой улице стояла школа, но за ней в паре сотен метров шла с запада на восток самая длинная львовская улица, разделявшая город на половины. Это то ли проспект мира, то ли первомайская, то ли вообще в разных секторах она имела разные названия. Сейчас это улица городокская. Так вот за ней в нашем секторе начиналась так называемая левандовка. По тем временам бандитский район. Однако бандитским, полагаю, её называли лишь мы, пришлые, или "понаехавшие". Другими словами - русские. Вот это разделение на русских и "мисцэвых" уже и тогда пронизывало буквально весь львовский социум. заводы, фабрики, школы, институты, торговля, медицина, везде рядом присутствовали те и другие. Однако отличить одних от других было очень легко, особенно представителям каждой из этих групп. Понятно , что "русские" объединяли всех приехавших от белоруса до узбека. Да что там узбека, тот же полтавчанин, или киевлянин, не говоря уже о жителях Донецка или Херсона, приехав во Львов неизбежно примыкал к "русским". Не скажу что эти две группы враждовали. Нет, во взрослой своей части это были вполне лояльные и даже дружеские отношения. А вот молодёжь, особенно подростки дрались часто. Причём застрельщиками такой розни всегда (!) выступали "мисцэви". Даже когда их было меньше, и они понимали, что сейчас их побьют.
Думаю что уже тогда, в начале 70х и национальная, и молодёжная политика в СССР проваливалась с треском. Во всяком случае во Львове. Например школы уже делились на русские и украинские. 77я, где я учился была русской. Однако так называемые украинские школы существовали лишь на бумаге, и в воспалённом мозгу тогдашних бандеровцев (читай мисцэвых). Дело в том , что учиться в них никто не хотел. И созданы то они были лишь в угоду бандеровцам, занимавшим госпосты. Эдакий ляхский гонор. Но высшее образование они потянуть не могли. А получить его уже тогда, хотели почти все. Выходило, что украинская школа - тупик без выхода. "Мисцэвая" гвардия везде валила в русские школы. В моём классе она составляла две трети. То есть большинство. Вероятно сказывалась близость левандовки. Деление класса на местных и русских было явным. И они, конечно, были сильнее. У них главный, неформальный лидер в классе. Вокруг него ядро 3-4человека, тоже лидеры. ну и дальше как в джунглях - бандерлоги пожиже. Обидно было что и русские зачастую делали вид непонимающих, лебезили перед бандеровцами, пытаясь войти в неформальную структуру класса. Это было глупо, местные никогда не признавали своими никого из "русских". Даже если "русский" вдруг благодаря какому-то своему поступку становился знаменитостью, и вроде бы имел все шансы стать лидером, хотя бы на время. Тогда они очень ненадолго окружали его вниманием. Похлопывали по плечу, говорили - молодец, мол, так держать. Но когда я однажды попал в такое "окружение" стало жутковато. Почувствовал себя как в плену. Своей силой, и снисходительной благосклонностью они как-бы говорили: - сколько ты не геройствуй, но хозяева и судьи здесь всегда мы, помни об этом. Дальше всё становилось на места. Они открыто, что называется в голос, называли нас московскими москалями. Мы их рагулями и вуйками - шёпотом и за глаза. Нас было трое. И мы старались держаться от них дальше, не пытались встроиться, понимая бессмысленность. Но разве это возможно в условиях одного класса. Да, были издевательства, глумление. Но это ещё можно было как-то пережить. Всё-же мы не кисейными барышнями были. Невыносимым стало другое.
Разделение социума на местных и пришлых, или русских в полной мере присутствовало и среди учительского состава. Но нельзя это понимать слишком прямолинейно. Нашивок на одежде не было, и люди сторонние, из Москвы или из Киева будучи пропагандистами, лекторами, проверяющими или расследователями даже после тщательного знакомства с "трудовыми коллективами" могли вполне и не заметить этого разделения. Декларируемые цели социалистического общества, руководящая и направляющая роль КПСС оставались вне официальной критики. На собраниях и с разных сцен по прежнему звучали старые лозунги. Но уже тогда, в начале семидесятых в них мало кто верил. Политическая активность рядовых граждан медленно сползала в семейные кухни. Русские, пришлые во Львове травили там анекдоты про Брежнева и КПСС. Что происходило на кухнях львовских местных я и предположить тогда не мог. Но сейчас , когда стала известна роль канадского Виннипега во всём этом бандеровском движении, я понимаю, что там происходило.
Именно поэтому, зачастую, самыми активными глашатаями старых советских лозунгов становились активные местные. Англосаксы учили хохлов не размениваться по мелочам, а действовать в долгую, с дальним прицелом. Невдомёк это было лишь нам, подросткам с обеих сторон. Мы с детской непосредственностью воспроизводили услышанное на кухнях от родителей. И анекдоты про власть никак не могли нас сплотить. По другому складывалось у местных. Виннипегская версия совсем ещё свежих легенд про Шухевича, бандеру, коновальца и др., уверен, тогда уже была распространена среди местных львовян. Подросткам было предписано до поры, до времени свято хранить это в тайне. А пока - старательно вязать пионерские галстуки и носить с "честью" комсомольские значки. Таким образом страшная и легендарная тайна помогала нашим оппонентам канализировать избыток юношеской энергии, сплачивала, и структурировала подростковую жизнь, формировала мировоззрение.
То, что среди взрослых тогда лишь формировалось на кухнях келейно и тайно, в подростковых коллективах уже выплёскивалось, так сказать в коллективные отношения.
Одним из исключений была наш преподаватель украинского языка и лит-ры - "вобла". Кличка была настолько точной что пользовались ей и местные. Я не помню её фамилии, но если бы и помнил не назвал. Кто знает как там дальше сложилось, а это всё же моё личное мнение. Её любимой поэтессой - писательницей была Леся Украинка. На 2, 3 и последующих местах незабвенный "Тарас Рыгорович"(Шевченко)Очень сдержанно вобла относилась к Ивану Франко, и разным прочим Коцюбинским. Такие как Павло Тычина, Михайло Стельмах для неё не существовали. И уж представляю как проклинала она Ярослава Галана и ему подобных. Сейчас я утрирую , конечно, потому что не могу помнить как относилась она к каждому, но общая концепция верна. Потому что сквозила во всём её поведении. На её уроках местные могли позволить себе несколько больше подначек, издевательств в отношении нас. Им всё сходило с рук. Вышел циркуляр освобождающий детей офицеров от изучения местных языков. Я и мой товарищ, Виктор сразу им воспользовались. Тогда уже вобла не скрывала своего к нам презрения, обзывая интернационалистами. Вообще то слово не ругательное, но из уст "воблы" оно звучало как последнее ругательство, потому как националисткой она была ярой. Очень похожа голосом и внешностью на нынешнюю фарионшу.
Не люблю вспоминать об этой пятилетке, с 5го по десятый класс. Для меня они остались наполненыими тревогой унижением и непониманием. Эти пять лет и стали основанием тёмного пятна, с которого начал я рассказ
ЛВВПУ
Училище было отдельным государством в городе Львове. Здесь не было местных. И это были самые счастливые годы юности, хотя и в сапогах. Но сейчас не об этом. Среди курсантов было много приезжих. В отличие от них я знал чем живёт Львов, и никогда не удивлялся мелким пакостям рагулей, как мы уже открыто их называли. То на монументе славы напишут что-нибудь, то на холме славы могилу осквернят. Монумент славы был сразу за забором у нас. С ним проще. А холм славы далеко. Приходилось ездить туда, "устранять недостатки". Уже не помню где, кажется за высоким замком парковая зона была. Там мы, курсанты делали нечто вроде мемориального музея под открытым небом. Партизанский штаб, землянка, окоп . Приезжаем с утра - бревно выворочено, окоп обрушен. Рядом ещё стояла маленькая украинская хата - копия той, в которой бандеровцы убили Николая Кузнецова, разведчика родом с Урала. Уже позже, после 91го года приезжал на это место. Ничего, что напоминало бы советский период уже не было. Стояли украинские хаты с плетнями, горшками, крытые соломой тростником и пр. Разное было. Например обязательные ежегодные драки на ночных репетициях. Каждое 7 ноября мы ходили по львовской "стометровке" парадным расчётом. Перед парадом полагалась ночная репетиция. Если смотреть на главный вход львовского оперного, то справа от него, между домами - место отдыха наших "коробок" (парадных расчётов). А с тыльной стороны оперного театра такая полуподвальная ниша и в ней кафе, ресторан, мы их брамы называли. Туда бегали выпить воды или пива. Обычно нас там уже ждали. Стычки пустяковые, без поножовщины, зато регулярные. И что удивительно, ведь нас там тьма была. Всего метрах в трёхстах. Один клич "наших бьют!" и, кажется,- горе рагулям бандеровцам. Но нет, всё не так. И спасаться бегством чаще приходилось нашим. Всё потому , что ходить туда нам запрещалось категорически. Курсант или солдат решившийся на это совершал целый ряд грубых нарушений. Во первых - передавал своё оружие товарищу, ну и т.д. Они знали это и пользовались нашими порядками, законами, которые в конечном итоге предписывали защищать и их всех в том числе. Надо признать, они отлично владели, что называется, матчастью. Коварство, изворотливость, какое-то звериное чутьё на опасность, отвага обеспечивали им успех в проведении мелкопакостных их операций. Как-то раз мы обсуждали это среди курсантов. И я услышал подтверждение этому в ситуации, свидетелем которой был сам.
Об этом стоит рассказать подробнее. Нас, курсантов, готовили к 50 километровому марш броску с полной выкладкой. Это килограмм 15 груза -вещмешок, шинель в скатку, автомат, подсумок, лопатка и пр. Планировалось выйти из яворовского полигона рано утром в сторону Львова. Пунктом сосредоточения был лес близ деревни в 10-15 километрах от Львова. Там должны были накормить обедом, рассадить в машины и к пункту постоянной дислокации.
Сухой паёк выдали с вечера. Утром в 6.00 подъём и в путь. К полудню мы уже очень устали. А после 15 часов, когда подходили к пункту сбора, представляли собой дезорганизованную толпу. Впереди сохранялось ещё подобие строя, но с середины и до конца (а нас был курс, это около 150 человек) - бредущая толпа с замыкающим офицером. Но и офицеры устали настолько, что порядок уже не поддерживали. Сзади стали раздаваться возгласы, ругань и выстрелы. По холостым патронам отчётность была не так строга. Проходим мы мимо этой деревни, и наблюдаем у забора стайку местных, взрослых парней. Человек 10, оживлённо разговаривают, смеются над чем-то, смотрят на нас. Вдруг сзади снова возгласы, ругань, выстрелы. Рядом со мной безучастно идёт подполковник, он очень устал, молчит. Молчим и мы, а парни вдруг сильно заволновались, и половина из них резко исчезли. Оставшиеся наблюдать дождались таки очередных выстрелов от хвоста колонны, и исчезли тоже.
Не сразу я понял причину того , что же так испугало парней. А произошло простое. Организованного строя курсантов опасаться не стоило. Можно было насмехаться над глупыми потными, хромающими москалями ничем не рискуя сколь угодно долго. Но когда они увидели безучастное командование, а вместо строя расхристанную толпу, матерящуюся и стреляющую, вполне трезво оценив обстановку - исчезли.
Ясно было одно: они ненавидели нас искренне, мы лишь игнорировали их в виду идеологических установок, и несущественной (как нам казалось) их численности.
Сейчас, я выразил бы ситуацию в терминах теории этногенеза Льва Гумилёва. Крайний национализм и бандеровщина на украине - результат пассионарного взрыва. Сначала Австро-Венгрия Украину придумала в борьбе с Россией. Большевики, по простоте своей, легализовали придумку в реальную государственность. Оставалась мелочь -сложить легенду о её (государственности ) героях. И они не заставили себя ждать. Пусть куцие, кривые, это не так важно. Свежая легенда - последний толчок к пассионарному взрыву, и он произошёл. Недооценивать этого нельзя.
1981й.
Отгремела далёкая для меня московская олимпиада. Я, новоиспечённый лейтенант прохожу службу на севере ГСВГ, на Балтике. Полуостров Вустров и крохотный городишко Рерик. Наши танки вкопанные в побережье прикрывали высадку натовского десанта. А вернее уже не прикрывали. Не успел я прослужить там и десяти месяцев- грянуло брежневское сокращение тысячи танков, и сколько-то там личного состава. Это был мой первый вывод из Германии. И вот мы 12 офицеров в маленькой, немецкой узкоколейной теплушке. Воинский эшелон с танками неспешно проследовал фРАНКФУРТ НА ОДЕРЕ. Мы уже двое суток в пути и наблюдаем через широко открытые ворота теплушки за унылым польским пейзажем. Всё поля, поля глазу не за что зацепиться. На буржуйке греется чай, и мы шутим, что ассоциативно всё похоже на 45й год. Только радости у нас никакой нет, как нет никакой и победы.
-Давайте что ли чаю - распоряжается один из нас - от Германии уж не пили. Тут-же понимаем, что это у нас не получится, теплушка ходит ходуном как на ухабах. В кружку ещё можно налить, обжигая руки. а ко рту подносить опасно, зубы выбьешь.
Смеёмся, шутим: - Ай да Польша! Что-же они, сукины дети, с 45 го так свои дороги и не ремонтировали?!
Железная лапа семафора никого не удивляет. Их и в Германии везде полно, хотя в союзе мы такого не видали. Сколько себя помню у нас всегда светофоры были.
И тут, кто-то с удивлением восклицает: "- смотрите, да он сохой пашет!"
Смотрим, действительно, среди бескрайних полей один мужик. Не помню, то ли за лошадью, то ли за волом тянет удивительный агрегат, похожий на воткнутый в землю бивень мамонта. Рассуждаем о Польше, как о стране, в которой остановилось время.
Что знал тогда я о Польше? Да очень немного. В 44-45м её освобождал отец, фронтовик. В серванте и сейчас стоит бокал с надписью 25 лет чего-то там, видно освобождения. Отца приглашали, он его оттуда и привёз. Но впечатлениями от поездки не делился, почему-то. Зато рассказывала мать. Родился я , опять же в Германии, и каждый год, летом родители возили нас с братом к нашим дедушкам и бабушкам, к себе на родину в подмосковный Ногинск. А вернее ещё дальше, в деревню, с распространённым на руси названием - Починки. Поезда ходили разными маршрутами. Самый короткий -через Польшу, но приходилось ездить и через Чехословакию и Венгрию. Второй маршрут длиннее, но нравился мне гораздо больше, потому что был солнечнее и веселее. Только в Польше окна вагонов были задраены наглухо, и наступала длинная скучная ночь. Делалось это с единственной целью - обезопасить пассажиров от ляхов, которые настойчиво приветствовали поезд сообщением Вюнсдорф -Москва камнями разного калибра. Это было начало 60х, и об этом рассказывала мне мама. Впрочем, говорила она, был недостаток и у второго маршрута. дело в том, что маршрут через Польшу пересекал границу в Бресте. А второй маршрут шёл через Чоп, львовской области. Тут , хотя окна и не задраивали, но камни прилетали уже на территории СССР, в так называемой галиции, хотя и реже.
Итак - промежуточный итог в моих рассуждениях. И Поляки. и т.н. "западенцы" ненавидели нас всегда. И это я знаю не понаслышке. А вот то. что между ними стоит "волынская резня" слышал лишь от политологов, и , поэтому не очень этому верю. Таким образом возможно это один народ. Это я осознавал, но понять не мог. Не учили нас такому пониманию. И тогда, в 1981м, это был уже очередной кирпич в тёмное пятно моего сознания.
1991й
Аккурат в первой половине августа 1991го, уж не помню точно где, то ли в Эрфурте, то ли в Веймаре, то ли в Йене формировался очередной воинский эшелон. Тогда развалившийся уже , по сути СССР просто ликвидировал свою Западную Группу войск. А служил я в Майнингине, в мотострелковом полку. Поэтому на платформах стояли не танки а БТРы и БМП, кухни и всякое такое. Угораздило меня второй раз выводиться из Германии, хотя на этот раз успел прослужить там около двух лет, получая при этом "жирные" бундесмарки. Пожалуй это был период с самой высокой зарплатой на службе государевой.
Если в первый вывод было длинное путешествие почти в месяц длительностью, в течение которого мы переместились из Германии аж в Монголию, то теперь предстояло доехать лишь до Белой Церкви, что на Украине, там сдать технику, расформироваться и по старым местам службы. То, что было известно нам уже тогда о деятельности Шеварднадзе, Козырева, Горбачёва относительно этого вывода приводило в уныние. Это был позорный вывод, организованный позорными руководителями страны. Это было предательством дела наших отцов и дедов, и мы это чувствовали.
Но о событиях этих дней стоит вспомнить лишь по одной причине. Мы невольно стали участниками уникального опроса общественного мнения в дни переломного момента. Известие о путче в Москве застало нас где-то в Польше. Слушали не только радио, оказался и маленький телевизор, так что Янаева, Крючкова, Язова за столом мы смотрели. Воодушевления никакого не было. Я сразу сказал, что это ненадолго. Среди путчистов не было ни одной знаковой фигуры, обладавшей хоть тенью харизмы. Офицеры с этим согласились, но совсем не так думал наш народ. В Бресте быстро поменяли колёсные пары и началось народное паломничество. Надо понимать, что воинский эшелон - не пассажирский поезд. Идёт медленно, останавливается у каждого столба и стоит подолгу. Во всяком случае в мирное время. На каждой остановке подходили десятки людей и с надеждой спрашивали: " на Москву? " И будучи уверенными , что это так, продолжали: "задайте там этому Ельцину, чтоб, он сволочь такая..." Это было везде, в Белоруссии, на Украине, на каждой станции и полустанке. Женщины приносили "картошечку с лучком для солдатиков". Все проклинали Ельцина и его "демократов", подгоняли нас - скорей, скорей. Уже 22го, 23го августа, когда всё было кончено всё равно подходили и укоряли нас. Как-же так мол, почему вы не успели. И всё равно на что-то надеялись.. За эти дни я видел сотни людей, главным образом простых работяг, которые проклинали демократов, и желали победы путчистам. Со многими разговаривал. И не было ни одного, кто хотя бы в шутку спросил что, дескать, душители свободы, в Москву едете? Ценность этого своего наблюдения в полной мере я оценил позже, когда из каждого утюга слышал ельцинскую пропаганду о "приверженности россиян к демократическим преобразованиям".
Разгружались в Белой Церкви на огромном предприятии. Несмотря на это солдатские теплушки окружил неведомо откуда взявшийся местный народ. Надо сказать что теплушки эти наполнены были трофейной мебелью. Стулья, кресла, диваны, даже торшеры. Немцы после объединения активно избавлялись от старья, ну и солдаты наши подсуетились, чтобы не делать скамьи из неоструганных досок. Надо было видеть как в драку расхватывали местные всё это. С тревогой и печалью смотрел я на эту картину, пытаясь понять в какую страну я вернулся.
Уже выезжал к себе в Белоруссию, когда узнал весть выбившую меня из колеи. Страшных известий в те дни было полно. Кто-то выбросился из окна, кто-то повесился, как Ахромеев. И тут ещё наш командир полка, подполковник Довгополов - застрелился из табельного у себя в кабинете там-же, в Белой Церкви. Совсем недавно он из начальника штаба нашего же полка вырос до командира. Случай редкий. Так обычно не делали. О офицеры его уважали. Это был прямой, справедливый и решительный командир. Последней каплей, переполнившей его чашу, стало то, что белоцерковская мафия запросила слишком много денег, за каждую единицу сданной техники. Не было у него этих денег... Начинались мерзкие девяностые.
А ведь был у меня и ещё один вывод, - из Афганистана. 8го февраля 1989го года. За 20 с небольшим лет службы три вывода отовсюду. Это не энтропия уже. Это отступление по всем фронтам. " Моё поколение просрало всё, что завоевали наши деды и отцы..." Из моего здесь только поколение. А сказал это многоликий Сергей Доренко - керченский хохол. Сейчас в освещении СВО мне очень не хватает его гражданского цинизма. Оттого что наши сыновья начали это всё исправлять мне стало немного легче.