Старый пень стоит в лесу. Покрытый мягким мхом, с облупленной корой, с ссадинами на солнечном круге. И история этого пня непростая, как и история всех пней.
Пень стоит как будто незаметный, но очень важный и очень заметный. Он обнимает в себе все, он есть лес и даже больше.
Когда-то пень был зерном, потом стал ростком, затем вырос в удивительное дерево. Оно было большим, красивым и нужным деревом, ибо каждое дерево в лесу важно, и иначе не бывает. Счастливое дерево. Это дерево любило лес во всех его проявлениях, и лес любил это дерево. Это было священное дерево, хотя сначала никто не знал, что грядет время, когда оно будет священным. Однако когда дерево стало выше всех других, стало больше всех других, сильнее всех других, красивее всех других, когда дерево раскрылось во всех своих наилучших качествах и было готово одаривать этим мир, — его срубили. И не стало больше красивого и большого дерева, остался только маленький толстый пенек.
Раньше на дереве останавливались птицы, на нем жило множество насекомых, по нему лазали медведи. Дерево было сосредоточением жизни, это было маленькое отражение большого мира. А теперь это только пень: коренья под землей и тридцать сантиметров вверх. На самом деле, пень хотели тоже убрать, но не вышло.
Вообще дело было так. Приехали люди с машинами, с инструментами и всякими подручными причиндалами и начали рубить дерево. Сначала они рубили ветки, и дерево кричало, чтобы они его не трогали, а люди не слышали. Весь лес прибежал на помощь дереву, но люди поставили свой лагерь, взяли оружие и начали убивать животных и птиц, чтобы никто не мог помочь дереву. Так, дерево осталось одно. Но когда дул ветер, то дерево шумело сильнее всех деревьев в лесу, ибо так оно благодарило своих друзей за помощь и сообщало, что оно еще держится. Однако, очень быстро веток не стало, и нечем было больше шуметь дереву. Оно стало немо и тихо.
Скоро люди приступили к стволу. Дерево не давалось, оно напрягалось изо всех сил, чтобы топором не смогли пробраться сквозь твердую кору к самому сердцу. Дерево хотело выстоять и жить дальше. Пусть и без веток. Но люди были упорны и безжалостны, потому они рубили и рубили. Они рубили, день, два, три, рубили неделю, две, три, рубили месяц, два, три. Люди не верили, что дерево может одолеть их, а потому рубили, чтобы срубить, чтобы победить, чтобы быть выше природы. Им не нравилось, что в лесу есть такое прекрасное дерево, а потому они решили уничтожить самое замечательное дерево в лесу, чтобы лес из себя не строил, что он лучше человека.
В конце концов, они срубили дерево. А когда они срубили его, то увидели красные пятна на стволе.
— Слышь, может, оно заразное какое? Смотри, что это?
— И правильно, что дорубили, а то реально зараза какая-то.
А это была кровь дерева. И было людям невдомек, что дерево живое, и убили они дерево. Дерево крепилось, дерево старалось, оно мучилось и как будто умирало от каждого удара, но оно очень хотело жить, а потому держалось. Оно держалось так, как никто никогда бы не держался. Оно злилось и плакало, оно болело и умирало, оно возрождалось и стремилось к жизни — но, видимо, этого было недостаточно, чтобы остаться деревом. Теперь есть только пень. Но и это людям не понравилось. Они хотели выкорчевать этот пень, они хотели стереть с земли это дерево, это могущественное и великое дерево. Люди начали корчевать. И если до этого дереву казалось, что самое страшное наступило, то теперь оно поняло, что самое страшное — сейчас, ибо если не останется и пня, то не останется ничего. И тут пень стал вгрызаться в жизнь, ежесекундно впитывать своими кореньями все минералы земли, чтобы разрастись как можно глубже, чтобы жить, жить, жить.
И люди остановились! Они поняли, что не смогут преодолеть дерево. Они поняли, что сделали все, что могли, и они больше не в силах что-либо изменить. Так, остался пень. Так, от великолепного дерева остался один пень.
Люди уехали, и вернулись животные к дереву, посмотреть своими глазами, что осталось. И увидели они пень в красных пятнах. И пошел дождь, и омыла слезами своими природа кровь пня. И стал пень памятником выдержки и крепости духа лесного. Не сокрушили дерево, пострадало оно, но выжило, не смогли убить его.
Теперь настали новые времена для пня. Нужно было учиться жить по-новому. Нужно было учиться быть пнем. Сначала, казалось, чудом, что удалось спастись. Однако потом пришло осознание, что к старому возврата больше нет. И стал пень горевать о себе самом, что больше никогда не станет вновь большим деревом, что не будет уже его прежнего, что больше никогда ветер не будет ласкать его листья, что никогда уже не будут его ветви ловить первые солнечные лучи, что никогда уже птицы не будут распевать свои чудесные мелодии…
Пень плакал много и долго. Он сожалел о себе, и вопрошал, почему, зачем, но не находил ответов. И можно было подумать, что пень становился слабым из-за слез своих, но нет. Пень плакал, и поэтому земля была сырая, и впитывала земля соль слез его, и наполнялась, и преобразовывала эту соль, и питала ею корневища, что делало пень еще сильнее. И слезы пня помогли стать ему сильнее, обрести силы внутри себя, хотя пока ответов он и не нашел.
Пень стал приспосабливаться к жизни внизу. Он наблюдал и вчувствовывался в нижний ярус леса. Он заново знакомился с миром. Постепенно слезы окончательно высохли на его глазах, и улыбка стала появляться чаще и чаще. Пень радовался жизни вокруг, радовался вместе с травками и кустиками, вместе с жучками и паучками, вместе с ежиками и зайчиками, оленями и волками. Никто не проходил мимо. Все знали, что когда-то здесь росло священное дерево, а теперь здесь остался пень, но этот пень как живой памятник, и многие приветствовали пень, рассказывали о себе, о жизни в лесу, делились всем, чем могли, чтобы пень и дальше ощущал себя живым и полноценным жителем леса.
Верхушка пня есть солнечный диск. И солнечный диск этот — и лик, и зеркало. И пол, и потолок, и стул, и стол. Пень не затвердевал, верхушка его не покрылась мрачными серыми морщинами, но он становился все светлее и светлее и горел ярким солнечным диском, и был этот пень солнышком нижнего яруса. И животные чувствовали это. И пень одаривал всех теплом своим, и приходило к нему еще больше и больше, и возвращалось ему стократ, ибо он не давал, отнимая у себя, а дарил, что в нем было с избытком. В нем было много силы и здоровья, и он дарил эту силу и здоровье. И лик его светился как тысяча солнц, и само солнце каждый день подмигивало пню, потому что видело в нем своего маленького брата, а одуванчики так и расцветали вокруг пня. И был пень и зеркалом, ибо умел он показать радость говорящего и слушающего, и умел он показать красоту смотрящего. И был он полом, когда на нем прыгали зайчата ради забавы, и был он потолком, когда укрывались под кровом его маленькие жучки. И был он стулом, когда уставший волк хотел передохнуть, и был он столом, когда случалась трапеза у медвежат. И был пень всем, и был он многим и необъятным, и был пень сама жизнь.
Пень стал незаменимым. Все помнили и чтили дерево, но все также радовались жизни пня. Пень был самым сильным и смелым, самым добрым и заботливым. Пень был лучшим проявлением леса. Благодаря рубке пень обрел небывалую многогранность и стал заключать в себе больше, чем что-либо. Его священность вышла на более глубокий уровень. Он стал внутренней опорой, основой всего леса. И, осознав это, каждую ночь перед сном пень благодарил судьбу за свой путь.