Новые проблемы в Сан-Карлосе.

Нана.
Нана.

«В будущем мы больше не хотим наступать на шипы. Мы хотим умирать от старости или болезней, а не от ссор и проблем», - Нана, 24 октября 1877 года.

Генерал Аугуст каутц проявлял сдержанность во время непрекращающейся кампании Клама и Саффорда по его дискредитации. По их словам, он был некомпетентным военным руководителем, остававшийся пассивным, в то время как враждебные индейцы на собственное усмотрение совершают набеги после закрытия резервации Чирикауа. Терпение Каутца иссякло, когда он прочитал в газетах несправедливую критику в свой адрес. Он решил нанести ответный удар по своим обвинителям. Его методы были более тонкими, чем конфронтационный стиль Клама и Саффорда.

9 апреля 1877 года, когда Клам отправился в поездку в Охо-Кальенте, Каутц отослал в письменной форме своему начальству в Вашингтоне просьбу о назначении офицера в Сан-Карлос с двойной целью: сбор информации об индейцах и наблюдение за выдачей пайков. Он просто объяснил свое намерение: Саффорд и Клам критикуют его за то, что он не уделяет должного внимания перемещениям враждебных индейцев, которые находят убежище в Охо-Кальенте, Нью-Мексико. Для того, чтобы исправить это, он хотел иметь в резервации своего человека, который вовремя мог бы снабжать его информацией, - что Клам категорически отказывался делать. 28 апреля 1877 года секретарь внутренних дел удовлетворил его просьбу.

Основной причиной, почему чиновники в Вашингтоне удовлетворили его прошение, было всеобщее убеждение, что многие индейские агенты стремятся к обогащению посредством взяток. В конце концов, власть агентов в резервациях была практически неконтролируемой. В 1874 году, когда Бюро по делам индейцев централизовало контроль, упразднив локальных управляющих и консолидировав властные полномочия в Вашингтоне, индейские агенты на местах стали практически независимы от любого местного надзора. Бюро полагалось на регулярные инспекции резерваций, чтобы предотвращать коррупцию. Тем не менее, к тому времени, когда инспекторы по индейским делам приступали к расследованию случаев коррупции, индейский агент, если он действительно был замешан в грязных делишках, и если он был умен, умело скрывал все следы преступления.

Можно представить реакцию эгоистичного Клама, когда он услышал, что один из офицеров Каутца назначен в его резервацию, чтобы отслеживать его деятельность. На следующий день после возвращения Клама в Сан-Карлос из Охо-Кальенте, лейтенант Лемюэл Эббот, уроженец Вермонта, который был пять раз ранен в гражданской войне, прибыл в агентство с отделением солдат. Эббот объяснил, что согласно имеющемуся у него приказу, он должен осмотреть припасы для индейцев и засвидетельствовать распределение пайков. Как и ожидал Каутц, рассерженный Клам решить ответить огнем на огонь. 5 июня 1877 года он отправил дерзкую телеграмму комиссару по делам индейцев, отказываясь «подчиняться инспекции со стороны армии». На следующий день он немного успокоился, но оставался непоколебимым: «Это оскорбление чести и достоинства агента, а также нарушение принципов деловой этики. Я вынужден выразить свое возмущение этим. Я готов сложить с себя мои обязательства. Когда я могу получить отставку?».

В течение предыдущих шести месяцев, Клам, фактически, дважды сам слагал с себя полномочия агента, и 28 апреля 1877 года Департамент Внутренних Дел принял его отставку с решением, что он останется в должности, пока ему ищут замену. Но с перемещением индейцев из Охо-Кальенте в Сан-Карлос, Бюро по делам индейцев решило, вероятно, отложить поиск замены, пока кризис не закончится. Но Клам был нетерпелив. 9 июня 1977 года, не дождавшись ответа от комиссара, Клам предложил революционную идею: он любезно соглашался остаться в должности агента, если ему будет разрешено набрать еще две роты индейских полицейских, что позволяло Военному департаменту изъять войска из Аризоны. Таким образом, апачская полиция Клама занялась бы обеспечением безопасности в Аризоне, а Аризона избавилась бы от генерала Каутца.

Комиссар не ответил на предложение Клама: на этот раз дерзкий агент не смог продавить свое начальство в Вашингтоне, и даже губернатор Саффорд, самый ярый его сторонник, ничем не мог ему помочь. Как они ни старались, приказ отменить они не смогли. Эти двое недооценили политическое влияние, которым обладал командующий военным ведомством в Аризоне, и в итоге, прагматичный Каутц победил. Лицемерный Клам расценил это, как пощечину. Самый принципиальный момент для него заключался в том, чтобы чиновники в Вашингтоне не сомневались в его честности. Как и Джеффордс, Клам был безупречно честен, но он сам себя загнал в угол.1 июля 1877 года он сложил с себя полномочия.

Пока происходили эти события, около 150 чихенне и бедонкое разбежались, вместо того, чтобы идти с Кламом в Сан-Карлос. В Охо-Кальенте осталась только семья Джату, которого Клам сначала арестовал, а затем заковал в кандалы за то, что он возглавлял набег в Аризоную.

Перед уходом в Аризону с Кламом, Перико и другие искали беглецов, но не смогли обнаружить даже их следы. Перико вспоминал: «Через четыре или пять дней большинство из них вернулись в агентство». Но одна женщина не пришла. Это была крупная, тучная женщина, жена Джату. С ней находились трое ее детей: младенец в колыбели, семилетняя девочка и мальчик чуть постарше. Она подумала, что люди ушли в Сан-Карлос и осталась со своими детьми в горах. Затем она нашла путь в страну мескалеро.

Сын Джату рассказал, что с ними произошло дальше. Они не дошли до Рио-Гранде, когда на них напал медведь возле горы Кучильо. Мать помогла сыну и дочери забраться на дерево, а сама осталась с младенцем внизу. Медведь сначала убил храбрую женщину, а затем схватил доску, к которой был привязан ребенок и ударил ее об камень , убив младенца. Медведь вполне мог добраться до детей, сидящих на дереве, но по непонятным причинам не стал этого делать: он какое-то время посидел внизу под деревом, а затем ушел. Дети спустились на землю. Они не знали, что им делать, и просто сидели там и плакали, когда с ними произошло что-то сверхъестественное: «Внезапно появился Серый, или клоун (горный дух или слуга горных духов), который спустился со священной горы и приблизился к ним. Он нес саблю, а не палку. Он спросил у детей, почему они плачут? Они рассказали ему, что произошло. Они сказали ему, что они не знают, что им теперь делать. Тогда он сказал им, чтобы они шли за ним. Они дошли до скалы у подножья горы, и Клоун им сказал, чтобы они не боялись и подошли ближе. Затем он ударил саблей по скале, и открылась дверь. Дети вслед за Клоуном вошли в гору, где они четыре дня прожили в особенном типи, наслаждаясь разнообразной едой, наблюдая за непрерывными танцами и будучи уверенными в том, что рядом с ними находится Нана, кто был, вероятно, их дедушкой. Через четыре дня Клоун предложил им на выбор: остаться здесь или вернуться в Охо-Кальенте. Дети выбрали второе, очевидно, желая присоединиться к своему отцу. Тогда Клоун сказал им: «Сейчас все находятся в Сан-Карлосе, а у вашего отца цепь на шее и он сидит в тюрьме. В агентстве есть белый человек, и я отведу вас к нему. Вы можете пока оставаться в его доме, а в следующем году ваш отец и все ваши родственники возвратятся в Хот-Спрингс (Охо-Кальенте). Пока же я буду присматривать за вами». Клоун проводил их в Охо-Кальенте, где бывший агент принял их, как он и предсказывал. Позже, в том же году, когда они воссоединились со своим отцом, они рассказали ему эту невероятную историю. Рассказывал мальчик: перед тем, как начать рассказ, он помолился, и после того, как закончил его, тоже помолился».

Миссис Эндрю Стэнли упоминала об этих двух детях в ее интервью этнологу Гренвиллу Гудвину. Она принадлежала восточной группе белогорских апачей, и в конце 1875 года ушла в резервацию Чирикауа после того, как ее люди убили Коху и после того, как муж ее сестры смертельно ранил ее мужа во время распития тисвина. Летом 1876 года, дабы избежать назойливых ухаживаний пожилого мужчины, она согласилась уйти в Охо-Кальенте с женщиной из группы Белой горы, которая была влюблена в мужчину чирикауа. Брат миссис Стэнли был женат на женщине чирикауа и тоже находился в Охо-Кальенте. Они покинули гору Грэм, прошли через горы Могольон и, в конце концов, нашли путь в лагерь бедонкое. Вероятно, это был лагерь Гордо, располагавшийся недалеко от Охо-Кальенте. Там их тепло приняли, - согласно традиционным правилам апачского этикета. Ее спутница вскоре вышла замуж за чирикауа, а миссис Стэнли с радостью вошла в группу, где жил ее брат. Однако ее счастье оказаолось недолгим, так как вскоре ее брата постигла та же участь, что и ее мужа: он был убит пьяным другом во время распития тисвина. Вскоре после этого – вероятно, в апреле 1877 года – миссис Стэнли покинула Охо-Кальенте в компании четырех или пяти других апачей в направлении гор Могольон. Вскоре два человека пошли обратно в Охо-Кальенте, чтобы "обнаружить лишь пустые типи с одной только парусиной на них, и собак, всё ещё шныряющих вокруг», но их сородичей нигде не было, - белые в это время сопровождали их в Сан-Карлос. Они пошли в здание агентства, где их арестовали. В заключении они пробыли всего сутки, а на вторую ночь разбили окно и сбежали. Но, по словам миссис Стэнли, содержавшиеся там маленький мальчик и маленькая девочка (дети Джату) не убежали, так как они были еще слишком малы.

Современные отчеты подтверждают историю миссис Стэнли. 4 мая 1877 года, через три дня после отъезда Клама, два чоконена, которых позже определили, как членов группы Пионсенэя, пришли в штаб-квартиру Уитни, бывшего исполняющего обязанности агента в Охо-Кальенте, который арестовал их в 2 часа ночи. Райт забрал у них оружие, провизию и шесть лошадей или мулов. Он запер арестованных на гауптвахте, но примерно в три часа утра 6 мая они сбежали, когда охранник, вероятно, заснул.

Два этих человека вернулись в небольшую группу, где была миссис Стэнли, и вскоре, оставив женщин в лагере, мужчины отправились в набег. Сначала они убили трех мексиканских женщин на ранчо, а затем устроили засаду в Эш-Спрингс на Уильяма Уилсона и еще одного человека. Эти два американца везли на повозке картошку из Силвер-Сити в Кэмп-Грант, когда чирикауа застрелили их, раздавили их черепа ярмом и удалились с их запряжкой, уздечками, одеялами и припасами. В отчете говорится, что нападение совершили три апача, но, в действительности, мужчин было двое, третьей была миссис Стэнли.

Затем ее группа отправилась в отделение агентства Сан-Карлос, где располагались лагеря чоконенов. Там миссис Стэнли встретилась с Чиуауа, вождем чоконенов, который пригласил ее пожить в его лагере, но двое из ее группы решили отправиться на юг, к границе. Согласно рассказу миссис Стэнли, «они не боялись, что кто-нибудь станет их преследовать, так как думали, что они великие бойцы». По пути небольшая группа, насчитывавшая не более пяти или шести человек, устроила засаду в Апачи-Пасс и убила двух почтовых курьеров: 29 мая Джексона Тейта и 31 мая Сэма Уорда. В ранних отчетах говорится, что в этих убийствах участвовали не менее пятидесяти апачей; в более поздних версиях это число сократилось до двенадцати, и, наконец, их стало пять или шесть, что в точности соответствует количеству апачей в группе миссис Стэнли. Она также упомянула, что мужчины убили двух американцев в горах Анимас, где, по словам индейских скаутов, в то время пролегал маршрут этой группы.

Одной из причин ухода группы миссис Стэнли в Сан-Карлос было желание выяснить, что произошло с последователями Пионсенэя, которые, по-видимому, откололись от группы Ху после набега на ранчо Томаса Хьюза 15 апреля 1877 года. Хьюз, Мануэль Сото, Мартин Санчес и Хесус шли по следам девять индейцев, которые позже объединились с другой группой из двадцати семи воинов. Эта вторая группа атаковала партию Хьюза и убила Санчеса и Роблеса. Хьюзу удалось бежать, а Сото спрятался за какими-то скалами. Сото насчитал тридцать шесть индейцев и одного белого человека, несомненно, Стритера, кто, по словам Сото, «руководил перемещениями всего отряда». Недни вернулись в Мексику, а чоконены отправились в Сан-Карлос. Примерно 6 мая часть группы Пионсенэя – девять мужчин и восемнадцать женщин и детей – прибыли в субагентство и согласились сдаться Эзре Хоагу. Но их лидер, Пионсенэй – «спущенный с цепи дьявол» – после некоторых раздумий ушел с одним молодым человеком, мексиканским пленником, которого воспитали апачи. Индейские полицейские из Сан-Карлоса, которыми руководил исполняющий обязанности агента Морган Невилл, конвоировали заключенных на гауптвахту основного агентства: всего там было двадцать семь заключенных, включая одиннадцать женщин и детей (все из группы Пионсенэя), и включая мужчин, которых еще Клам арестовал в Охо-Кальенте.

Нападения на почтовых курьеров и искусственно созданный вакуум в руководстве в Сан-Карлосе побудили инспектора по индейским делам Уильяма Вандевера вернуться туда. В прошлом месяце он проверял операции Клама в Сан-Карлосе и был очень доволен агентом, который убедил его, что присутствие военных в Сан-Карлосе является «помехой, а не помощью». Но, вместе с тем, инспектор признал, что угрозы агента уйти в отставку каждый раз, когда ему не нравится приказ или он не одобряет выбранный политический курс, «оставляют кисловатый привкус среди федеральных чиновников в столице». Комиссар по индейским делам Джон Смит, - несмотря на то, что он не разделял предполагаемое предубеждение Вандевера относительно присутствия военных, - распорядился, чтобы Вандевер проконтролировал деятельность агентства и представил отчет о состоянии дел, пока он сам ищет замену Кламу.

Вскоре после прибытия в Сан-Карлос, инспектор принял несколько важных решений. Первым делом он убедился, что все индейцы находятся в резервации, и 19 июня сообщил, что «все здесь учтены». Он узнал, что Ху, Нолджи, Пионсенэй и один вождь чихенне, чье имя он не выяснил, возглавляли группы, которые совершали набеги в Аризоне в апреле. Также Вандевер сообщил комиссару, что он «предложил 100 долларов за старшего из четырех зачинщиков – живого или мертвого, а остальным пообещал амнистию». Затем он назначил Мартина Суини временным агентом. Суини, кто несколько месяцев уже исполнял обязанности агента, когда Клам уезжал в прошлом году на Восток, немедленно запросил разрешение у инспектора нанять Мерехильдо Грихальву в качестве переводчика для групп чирикауа, - «которые требуют большего внимания и заботы, чем другие индейцы», - живущих в Гудвине.

В середине июля Вандевер попросил разрешения, - несомненно, вызванного его встречами с чирикауа, - освободить из неволи семнадцать чирикауа, которых Клам захватил в Охо-Кальенте. Клам держал их взаперти в караульном помещении Сан-Карлоса. Некоторые мужчины оставались в кандалах, включая Джеронимо и Чато, и все они обязаны были работать. Вандевер считал, что они были «полностью подавлены». Более того, он полагал, что Джеронимо и «другие выдающиеся люди могли бы помочь «в принуждении ренегатов к сдаче». Очевидно, комиссар согласился с этим предложением, потому что Вандевер освободил их. Джеронимо, безусловно, никогда не забыл этого своего унижения. Мало кто из американцев по-настоящему понимал эффект от его заточения и то, как «сильно это повлияло на его последующие побеги».

Вандевер оставался в Сан-Карлосе в качестве советника Суини, пока не прибыл новый агент. Суини продолжал выдавать пайки каждую пятницу (двадцать один фунт говядины, пять фунтов муки, пять унций сахара, две унции кофе и одна унция соли), но, в конце концов, он сократил пайки, чтобы индейцы начали привыкать к пониженному уровню запасов. Чихенене, и особенно Викторио, были недовольны своим новым местом проживания в нескольких милях западнее форта Томас, недалеко от нынешнего города Джеронимо. Начнем с того, что оспа по-прежнему оставалась проблемой, и несколько чихенне умерли от этой заразной болезни. Более того, по словам Джейсона Бетцинеса, они «были совершенно подавлены перспективой остаться в этой жаркой, пустынной местности».

Лейтенант Эббот возложил вину за нехватку пайков на плечи Вандевера. Он намекнул, что мошенническая практика продолжалась в течение всего предыдущего года, тем самым, обвинив режим Клама. После отъезда Клама апачи покинули резервацию, чтобы собрать «орехи, фрукты и другие местные продукты для удовлетворения своего голода», так как Вандевер урезал пайки в июле и августе. 26 июля 1877 года он признал, что ему нечего выдавать, и обвинил подрядчиков в невыполнении ими контрактов. Лейтенант Эббот утверждал, что Вандевер «крайне небрежен и совершенно недостоин доверия, как гражданский служащий». Более того, Эббот отзывался об этом чиновнике, как о «преступно неэффективном». Несмотря на то, что у него не было всей документации агентства, он считал, что «была обеспечена только половина поставок по контрактам». При этом большая часть провизии была плохого качества. Вандевер писал, что поставщики «просыпали большую часть риса до прибытия в резервацию», и что они «намочили почти 18000 фунтов сахара, чтобы компенсировать вес, проданный по пути».

Во время этой нестабильности старый друг чирикауа, Том Джеффордс, попытался восстановить связи с лидерами чоконенов и чихенне. Он приехал в резервацию в качестве посредника поставщика говядины. Если бы Клам был там в это время, он стал бы нежеланным гостем, а Вандевер, видимо, находился как раз в Тусоне на встрече с новым агентом. Проведя ночь в Кэмп-Томасе, Джеффордс отправился в лагерь чирикауа и, по-видимому, впервые с июня прошлого года встретился с людьми Найче. Он также разговаривал с Викторио и, возможно, с Джеронимо. Через несколько недель Вандевер обвинил его в том, что он пил виски со своими друзьями, в чем не было сомнений, так как Джеффордс и Кочис время от времени делили друг с другом бутылку. Но при этом Джеффордс смог получить важные сведения. Он узнал, что чихенне, недовольные своим местожительством, условиями проживания и отношениями с апачами Белой горы, готовы покинуть резервацию. Джеффордс вовсе не был прозорливым, делая это предупреждение. Даже генерал Каутц, находившийся в отдаленном Прескотте, хоть и довольно смутно, но чувствовал то же самое. Осознавая их привязанность к родине, он знал, что они уйдут рано или поздно, если не будут окружены военной силой.

Лейтенант Эббот тоже понимал это, но надеялся, что появление Генри Лаймана Харта, сменщика Клама, с несколькими повозками, загруженными провизией, успокоит апачей. Тем не менее, 29 августа 1877 года, Каутц приказал командирам в форте Апачи, Кэмп-Грант и Кэмп-Томас выслать патрули, которые «должны быть замечены индейцами», что продемонстрирует готовность армии. Харт и Вандевер прибыли в резервацию в тот же день. По словам Вандевера, индейцы «были очень довольны» встречей со своим новым агентом. Лейтенант Эббот заметил 31 августа 17 года, что «настроение индейцев улучшается». Харт произвел впечатление на Эббота, который получил приказ «установить добросердечные отношения с новым агентом». Эббот описал Харта, как «джентльмена и разумного человека, с которым отношения будут дружественными».

Новый агент из Огайо столь же охотно сотрудничал с Эбботом. Оба они хотели избежать злобы, которая была характерна для режима Клама, а затем и Вандевера, кто покинул агентство в самом конце августа, к большому удовольствию Эббота.

Еще до того, как Харт успел устроиться в своей хижине, он столкнулся с двумя ситуациями, которые проверили его решимость. В первом случае речь шла о чирикауа, которые по горло были сыты традиционным образом жизни апачей и теперь желали прочно обосноваться в резервации. Второй эпизод касался разочарованных чихенне, которые презирали Сан-Карлос и стремились вернуться на свою родину.

30 августа 1877 года, во второй день работы Харта, Нолджи, Пионсенэй и шестнадцать воинов прибыли к субагентству, чтобы капитулировать, но «боялись наказания». Только что прибыв из Мексики, они разделились на две группы: Нолджи и Нахилсэй с более многочисленным отрядом примерно из пятнадцати недни и чоконен, вероятно, убили почтового курьера в двадцати милях восточнее форта Боуи; Пионсенэй и еще двое (включая мексиканского мальчика-ренегата, который обычно его сопровождал), пересекли аризонскую границу западнее форта Уачука и бежали с лошадью, похищенной на ранчо в Сонойте. Войска и индейские скауты следовали за ними через горы Драгуна и Чирикауа на север, в горы Пелонсильо, а затем в резервацию. Согласно одному сообщению, Зебина Стритер мог находиться с Пионсинеэм.

Нолджи и Нахилсэй, пообещав вести себя хорошо, сдались лейтенанту Гилберту Рэймонду Овертону 31 августа 1877 года. Нолджи согласился отправить одного человека с Овертоном и полицейскими агентства, чтобы привлечь остальную часть своей группы. Пионсинэй бежал с двумя своими последователями и ценой за свою голову. Овертон вернулся вернулся с девятью другими и передал их субагенту Эзре Хогу. Инспектор Вандевер, как раз готовившийся передать дела в руки Харта, случайно оказался в агентстве. Несколько месяцев назад он назначил награду за голову Нолджи, и сейчас, вероятно, находился не в гостеприимном настроении. Он сообщил вождю недни, что «независимо от проступков, которые могут быть доказаны в отношении любого из его группы, эти виновные должны быть наказаны». Эти зловещие слова обеспечили недолгое пребывание Нолджи в Сан-Карлосе. Очевидно, он присоединился к Бонито и Чиве, которые, видимо, жили рядом лагерем группы апачей восточной Белой Горы, которую возглавлял чирикауа Джордж, женившийся на женщине из этой группы. Пионсинэй вошел в лагерь в ночь на 1 сентября 1877 года. Он быстро убедил Нолджи и еще некоторых мужчин (нескольких по словам Хога, некоторых по словам лейтенанта Эббота), а таже около двадцати женщин и детей покинуть резервацию. Нахилсэй, чьи последователи присоединились к группе Найче, остался. Чтобы ускорить бегство, отряд Пионсинэя забрал у белогорских апачей несколько лошадей.

Утром 2-го сентября субагент Эзра Хог поставил в известность о побеге капитана Кларенса Бейли из Кэмп-Томаса. Нолджи, по его мнению, «пришел с добрыми намерениями, но у них здесь очень много врагов, и они ушли, потому что боялись, что другие могут вовлечь их в смертельные передряги», что ясно указывает на предупреждения Вандевера. Хог обвинил Пионсинэя: «Он обладает большим влиянием на них, и они боятся его больше, чем самого дьявола». Это ясное указание на то, что чирикауа считали, что он обладал сверхъестественными способностями, которые использовал для злонамеренных целей. Скаут из западных апачей был более прямолинеен, высказавшись просто, что Пионсинэй «из семьи убийц». Несмотря на дурную репутацию Пионсинэя, группа апачей Белой Горы смело перерезала путь беглецам и настигла их 3-го сентября 17 года, в итоге захватив тринадцать чирикауа и двадцать восемь лошадей. Однако на следующий день Пионсинэй и Нолджи всё же достигли пика Стейна. Отсюда они двинулись на восток, в Нью-Мексико, где убили двух американцев и одиннадцать мексиканцев на ранчо в горах Хила и Бурро, а затем устремились в свое убежище в Мексике.

Когда апачи Белой Горы возвращались со своими пленниками, они неожиданно столкнулись с большой группой солдат и индейских скаутов под командованием капитана Тьюлиуса Таппера. Его силы, включавшие две роты скаутов во главе с Ракером и лейтенантом Робертом Ханной, плюс семнадцать полицейских апачей из Сан-Карлоса, преследовали чихенне, сбежавших из резервации ночью 2-го сентября 1877 года, когда Нолджи тоже бежал.

Произошла давно предсказываемая вспышка болезни, и вряд ли это было спонтанным решением вождей чихенне. Напротив, это была хорошо продуманная операция, не связанная с побегом Нолджи и Пионсинэя, вдохновленная исключительно любовью чихенне к их родине в Охо-Кальенте. С самого первого дня и пребывания в Сан-Карлосе вопрос был не в том, сбегут ли они, а в том, когда это произойдет.

Несколько других факторов ускорили их решение уйти. Во-первых, между ними и койотеро, или апачами Белой Горы, возникли проблемы. Вторые были недовольны тем, что чихенне живут в их стране. Их присутствие еще больше истощало запасы дичи и природных продуктов и, возможно, сократило потенциальные сельскохозяйственные площади. Это недовольство, видимо, привело к столкновению с чихенне, которые ощущали себя незащищенными, так как спрятали большую часть своего оружия, прежде чем покинуть Охо-Кальенте. У вождей были и другие заботы: плохая вода, нездоровая местность и недостаточные пайки. И так было на самом деле.

Тем временем, Вандевер, возможно, чтобы скрыть свою вину, указал пальцем на Тома Джеффордса, который всегда был удобным козлом отпущения. Через десять дней после побега, 12 сентября 1877 года, инспектор, находившийся тогда в резервации мескалеро близ форта Стэнтон, заявил, что Джеффордс, снабдив индейцев виски, «пробудил неподчинение». Это утверждение, по сути, было нелепостью, придуманной, несомненно, для того, чтобы оправдать или логически обосновать собственное поведение. Когда Каутц узнал об обвинении, он попросил лейтенанта Эббота провести расследование.

Эббот, со своей стороны, полагал, что это обвинение было ложным и злонамеренным, так как отлично знал, что Вандевер ожесточен против Джеффордса, и вполне вероятно, что его предубеждение влияло на его суждения. Эббот писал: «Я не считаю, что Джеффордс хоть как-то мог повлиять на чихенне и их побег из резервации. Напротив, я считаю его поведение достойным одобрения. Если кто и должен нести ответственность, так это Вандевер. Он допустил поразительную небрежность, не обеспечив этих индейцев достаточным и надлежащим питанием в течение всего времени их пребывания в резервации Сан-Карлос». Через шесть недель Вандевер, осознав, что он является источником ссоры, отступился от части своих обвинений против Джеффордса, настаивая только на том, что тот «взбудоражил индейцев», и признал, что чихенне «ушли из-за проблем с койотеро, и им не понравилась вода».

Основной причиной их ухода была их любовь к Охо-Кальенте. Это место им казалось раем по сравнению с пустынным и негостеприимным Сан-Карлосом. Сэм Хаозоус объяснял это так: «У нас там (Охо-Кальенте) были наши дома. Никто не хотел оставаться вне нашей резервации».

Агент Харт не мог знать, что лидеры чихенне приняли окончательное решение уйти вскоре после того, как он впервые выдал им полные пайки за несколько недель. Случилось это в четверг, 1-го сентября 1877 года. Поначалу прагматичный Локо, который в течение предыдущего десятилетия был стойким противником кровопролития, возражал против ухода. Однако ему пришлось согласиться, когда большая часть его группы поставила его перед фактом: они уходят, с ним или без него, неважно. 2-го сентября 1877 года, когда сумерки сменились непроглядной тьмой, около 310 чирикауа, разбившись на четыре отдельных группы, отправились в Нью-Мексико. Викторио, Локо, Нана, Мангас и Томасо Колорадос возглавляли чихенне, а Эскуине и Франциско командовали небольшим контингентом бедонкое. С ними не было некоторых других чирикауа, перемещенных из Охо-Кальенте – около 145 бедонкое и чоконен во главе с Джеронимо, Бонито, Гордо и Чато. Что касается вождей чихенне, то нарушители спокойствия, или «плохие индейцы», как их впоследствии называли Викторио, Локо и Нана, в первую очередь были ответственны за их переселение в Сан-Карлос.

Бонито.
Бонито.

Чихенне пересекли реку Хила возле старого Кэмп-Гудвина и направились на север к горам Хила. На следующее утро, 3-го сентября, они достигли Эш-Флэт, где Палмер Валор, бывший сотрудник апачской полиции Сан-Карлоса, был ошарашен, когда увидел «длинную колонну индейцев, передвигающуюся со своими лошадьми в сторону Игл-Крик». Валор возвращался с плато Нантанес вместе со своей женой и четырьмя другими женщинами. Он сопровождал родственника, недавно покалеченного медведем, в Сан-Карлос на лечение. Не зная о побеге, Валор произвел два выстрела в воздух, чтобы привлечь внимание чихенне. Вскоре двое мужчины выехали в его сторону, чтобы выяснить причину выстрелов. Они встретили женщин в каньоне, когда Валор находился над ними, на гребне. Мужчины сообщили, что группа Викторио покинула резервации. Сам Викторио не находился с основной колонной, а командовал группой воинов, находившихся в тылу, чтобы предотвратить возможное внезапное нападение солдат и скаутов. Два человека вернулись к своим людям.

На следующее утро, перед самым рассветом, группа Валора услышала выстрелы, которые быстро усилились по громкости и интенсивности. Арьергард Викторио присоединился к основной группе чирикауа и теперь шло сражение с солдатами и апачскими скаутами. На восходе солнца четыре западных апача въехали в лагерь Валора. Одним из них был его тесть, другим был Байлас, дядя Ричарда Байласа. Они преследовали Викторио. Внезапно они увидели, как чихенне выезжают из низины близ Арсник-Спрингс (Мышьяковые источники), а следом за ними едут солдаты и скауты. Четыре конных западных апача немедленно поехали в сторону чихенне. Валор «быстро побежал за ними – мои ноги в этот момент мелькали, как колеса автомобиля". Затем несколько чихенне подожгли траву, чтобы дать остальной группе время подняться на выступающий желтый утес. Чихенне расположились на хребте и открыли огонь со скрытых позиций по солдатам и скаутам внизу. Затем Валор был сильно удивлен, когда «мой тесть позвал меня. Назвав мое настоящее имя , хотя я был его зятем (ваш тесть никогда не назовет вас вашим настоящим именем, если только не испытывает сильный стресс). Он прокричал: «Тебя зачислили скаутом. Поэтому иди сейчас к чирикауа и сражайся с ними. Я встал и побежал к утесу, где были чирикауа. Когда я бежал, под моими ногами дул легкий ветерок. Он присоединился к своему тестю и Байласу на их позиции ниже утеса. В этом месте они обнаружили сесмь лошадей, которых Палмер Валор погнал через каньон, за пределы досягаемости выстрелов чирикауа. Викторио не мог поверить в то, что три человека забрали его лошадей. Он крикнул вниз, обращаясь к Байласу: «Это ты сделал?». Тот ответил: «Да, это я сделал». Тогда Викторио воскликнул: «Хорошо, ты еще вспомнишь этот день». И он не шутил.

У армии было достаточно сил для преследования Викторио. Команда Таппера, включая неутомимого Ракера, 8-го и 10-го сентября 1877 года дважды нагоняла чихенне, - у реки Сан-Франциско и близ гор Могольон. В первой стычке участвовали почти все полицейские апачи из Сан-Карлоса, в количестве семнадцати воинов, и пять апачских скаутов Ракера. 10-го числа с чихенне сражались скауты под командованием Ханны. В общей сложности, две команды захватили тринадцать чихенне и убили одиннадцать других, большинство из которых были женщины и дети. Один из скаутов западных апачей по имени Шапор продемонстрировал глубину ненависти между его народом и чихенне, когда хвастался, что он хладнокровно послал пулю в голову ребенка вместо того, чтобы позаботиться о нем. Среди убитых и захваченных было несколько членов группы Локо. Через несколько месяцев этот вождь умолял о возвращении своего народа: «Мертвых не вернуть к жизни, но мы искренне просим за живых».

После этих нападений чихенне разделились на более мелкие группы. Викторио и Локо уже поняли, что уход в Охо-Кальенте не был благоразумным шагом. Тем не менее, одна небольшая группа направилась к Черному Хребту и горам Сан-Матео. Другая группа, численностью 50-60 человек, пересекла Рио-Гранде и нашла убежище в резервации Мескалеро. Основная часть беглецов во главе с Локо, Викторио, Томасо Колорадосом, Мангасом и Наной продолжила движение на север к высокогорью в горах Могольон. Затем они пошли дальше на север к навахо, где Локо, Викторио и Мангас имели друзей и родственников по браку.

В середине сентября чихенне столкнулись с навахо, которые занимались сельским хозяйством примерно в пятидесяти милях юго-западнее Акомы. К счастью для чихенне, с навахо был Хесус Арвизу, старый знакомый братьев Мангаса и Томасо Колорадоса. Их отец, Мангас Колорадос старший, в январе 1851 года захватил Арвизу в Бакоачи, мексиканский штат Сонора. Примерно через год вождь обменял его навахо на лошадь. Арвизу вырос с навахо, и теперь был переводчиком. После короткой встречи друзей и обмена воспоминаниями, он согласился передать сообщения от чихенне командиру форта Уингейт, расположенного в одиннадцати милях восточнее современного Гэллапа, штат Нью-Мексико. Командир в Уингейте, Гораций Джеветт, проинформировал полковника Хатча, и тот уполномочил Джеветта начать переговоры с чихенне. Джеветт послал несколько скаутов навахо с Арвизу, чтобы они привели апачей.

Мангас.
Мангас.

Викторио, Локо и Томасо Колорадос прибыли в форт Уингейт 24 сентября 1877 года. Они представляли 144 человека из лагеря в горах Галло, к северу от их старой резервации в Туларосе. Вожди попросили разрешить им поселиться возле Акомы. После пятидневного пребывания они ушли, чтобы привести своих людей. В сопровождении Томаса Кима, бывшего агента навахо, который теперь был переводчиком в форте Уингейт, и пяти навахо, три вождя пересекли лавовые постели и после девяностомильного марша прибыли в индейский лагерь в горах Галло. Чихенне сказали Киму, что они примут резервацию около форта Уингейт, но в Сан-Карлос «возвратятся с неохотой». Ким сопроводил группу, численность которой уже возросла до 187 человек, в форт Уингейт, куда они прибыли примерно 5-го октября. Через шестнадцать дней пришла группа из 46 чихенне, вероятно, во главе с Наной. Капитан Джеветт отправил их на ранчо Милк, расположенное в двух милях западнее форта, в месте с плодородной почвой, хорошими пастбищами и хорошей водой. Каждое утро трое вождей отмечались в Уингейте и встречались с капитаном Джеветтом.

Военные и гражданские власти обсудили судьбу чихенне. Полковник Хатч, опасаясь, что они окажут плохое влияние на мирных навахо, решил, что они не могут оставаться в Уингейте. Затем в форт прибыл инспектор по индейским делам Вандевер. Разумеется, он вмешался с собственным мнением, предположив, что «будет создан плохой прецедент», если бюро отправит индейцев обратно в Охо-Кальенте. Вандевер заключил, что у правительства есть два варианта: вернуть их в Сан-Карлос или переселить на Индейскую территорию, то есть, в Оклахому.

Оба решения были не просто черствыми, но еще и бессмысленными. Дэн Трапп подытожил диллему: «Дело в том, что никто понятия не имел о том, что делать с апачами, кроме как, переместить их куда-нибудь». Начальство Хатча, включая генерала Джона Поупа, командующего департаментом Миссури, разумно решило на время вернуть их в Охо-Кальенте, как «благоприятное место для их сосредоточения». Генерал Филип Шеридан из Чикаго согласился, и Хатч запланировал их перемещение в Охо-Кальенте.

Вожди чихенне были в восторге. 24-го октября 1877 года три их главных лидера, Викторио, Локо и Нана, выразили свои чувства капитану Джеветту в форте Уингейт. Отнеся свои проблемы на счет «плохих индейцев» (имея в виду Джеронимо и других беженцев из резервации Чирикауа), каждый из них однозначно заявил о своем желании жить в Охо-Кальенте, где им было бы хорошо.

Викторио сказал: «Когда мы пришли сюда, я сообщил старшему офицеру, что мы хотим остаться здесь, но если мы уйдем в Охо-Кальенте, нам больше не надо будет никакого другого места. Мы хотим жить в Охо-Кальенте. И если мы уйдем туда, то не хотим, чтобы другие индейцы были поселены с нами. Мы хотим умереть там. У нас там много воды, много дождей, и мы хотим работать. Бог слышит, что я говорю, и я хотел бы, чтобы вы четко поняли, что мои люди не желают жить вне Охо-Кальенте. Мои мысли разбросаны, но я прошу не винить нас из-за плохих апачей. То, что я сказал, надеюсь, не будет стерто». И он ни грамма не лукавил.

Речь Наны: «Мы будем рады работать и видеть, как наши посевы всходят из земли, чтобы мы могли что-нибудь поесть, когда мы отправимся в Охо-Кальенте. Когда у нас нет проблем, нам приятно вставать по утрам и слышать веселое пение птиц. Мы хотим жить счастливо и в довольствии, пока в старости от нас ничего не останется. Мы хотим умереть от старости или болезней, а не от ссор и неприятностей. Мы хотим оставаться в одном и том же месте, так, чтобы солнце светило с одной стороны, дождь шел с той же стороны и ветер дул из того места, откуда он пожелает. Мы хотим иметь много детей, чтобы увеличить наше племя. Оно стареет, и его плоть становится мягкой. В будущем мы больше не хотим наступать еще на какие-нибудь шипы».

В своей речи Локо просил всех сделать всё возможное для него и его семьи. Учитывая, что часть его людей оставалась на тот момент в Сан-Карлосе с индейцами койотеро, он высказал пожелание, чтобы их всех возвратили в Охо-Кальенте: «Мы хотим, чтобы их всех отправили к нам в Охо-Кальенте. Те, кто мертв, не могут воскреснуть, и мы искренне просим за живых. Мы хотим сеять, выращивать кукурузу, овощи и дыни, с радостью наблюдая, как они растут. Больше нет слов, которые я могу придумать сейчас и вытащить из моей головы».

Локо.
Локо.

31-го октября чихенне, «почти нагие, без оружия и лишенные всего», покинули форт Уингейт с армейским конвоем в направлении Охо-Кальенте. Перед их отъездом сочувствующий им командир поста выдал по мешку «каждому индейцу, чтобы он сделал для себя одежду, и каждому индейцу по бракованному одеялу, чтобы накрываться». Наконец, 10-го октября 1877 года они добрались до своей родины. Индейские чиновники назначили Томаса Кима агентом на такое время, сколько «понадобится». Хесус Арвизу помогал ему в качестве переводчика. На ближайшие месяцы судьба индейцев станет предметом бесчисленных споров.

Вернувшись в Сан-Карлос, агент Харт, благодаря обильным поставкам продовольствия, дипломатии и долгожданному отъезду Вандевера, восстановил порядок в агентстве, которое оказалось на грани полномасштабного восстания. Через три дня после побега чихенне, Харт задумался о том, чтобы приблизить чирикауа к Сан-Карлосу. Понятно, что им это не понравится. Лейтенант Эббот поддержал Харта в его стремлении, но предупредил, что чирикауа остаются «угрюмыми, и могут уйти, если их переместить». Также Эббот испытывал пессимизм относительно будущего чирикауа в резервации, даже если Харт позволит им остаться там, где они находились на данный момент: «Уйдут ли эти индейцы – это лишь вопрос времени». Харт, очевидно, передумал относительно удаления, и через четыре дня Эббот телеграфировал своему начальству, что чирикауа остаются на месте. Почти две недели спустя, 23-го сентября 1877 года, агент Харт провел официальный совет с лидерами чирикауа. Хотя он упомянул только Джеронимо, нет сомнений в том, что на совете присутствовали Найче, Чиуауа, Чато и Гордо. Харт назвал Джеронимо «капитаном» тех чирикауа, - около 145 человек, - которых Клам вывез из Охо-Кальенте вместе с людьми Викторио. Они задержались в резервации только из-за того, что чихенне не желали иметь с ними ничего общего. Обещание Джеронимо, несомненно, сделанное от чистого сердца, было столь же искренним, как и обещания правительства, содержавшиеся в различных соглашениях, договорах и административных распоряжениях.

Харт восстановил стабильность в Сан-Карлосе. В начале октября он назвал индейцев миролюбивыми и предсказал, что они останутся в резервации. Примерно через месяц он написал в газету Arizona Weekly Citizen, что его склад полностью снабжен припасами, включая триста тысяч фунтов муки и большой объем сахара, риса, соли и мыла. Поставщики доставляли говядину в положенные сроки, и недавно он выдал аннуитетные товары (ежегодная рента). Газета не удержалась, комментирую эту идиллическую картинку: индейцы выглядят «пухлыми и красивыми», имея всё необходимое для «продления своего материального бытия».

Одновременно с этим, агент, узнав, что хотят прийти Нолджи и Пионсенэй, решил вступить с ними в переговоры. В конце ноября Харт послал небольшую группу чирикауа в Эш-Крик, где они установили контакт с Нолджи и, что удивительно, с Ху. Оба вождя недни были обеспокоены преследованиями со стороны мексиканских патрулей. Присутствие непримиримого Ху вначале подняло настроение Харта. Несмотря на то, что агент никогда еще не встречался с вождем недни, он знал, что в резервации Чирикауа его считают своего рода островком по привлечению противников, которые ускользнули от Клама в июне 1876 года.

После весенних набегов в Аризоне, Ху переместил свой базовый лагерь с гор Анимас, где его люди собрали и обработали урожай агавы, в горы Сьерра-Мадре. Его конечным пунком назначения была горный район Гуайнопа, расположенный в нескольких милях от границы с Чиуауа, к востоку от реки Сати. Это была невероятно суровая, труднопроходимая местность недалеко от старого серебряного рудника, который испанцы разрабатывали в 18 веке, примерно в тридцати милях юго-восточнее города Накори-Чико, Сонора, в семидесяти пяти милях южнее Касас-Грандес и в шестидесяти милях северо-восточнее Сахуарипы.

Джейсон Бетцинес и Аса Даклуги называли это место Большим Каньоном. С давних времен это было любимое место обитания, особенно для Лакериса, отца Ху. Оно было практически неприступно, так как ранчерия располагалась на самой кромке каньона, и врагам потребовался бы целый день, чтобы добраться до вершины, при этом преодолевая крутой подъем по опасной зигзагообразной тропе. Также недни пользовались тропой, которая пересекала западную сторону каньона, «извиваясь вниз по крутым стенам ущелья» (Бетцинес). С этого времени Гуайнопа начинает выполнять для Ху роль страховки, дающей ему равные возможности в совершении набегов на запад в Сонору и на восток в Чиуауа.

Несмотря на то, что Накори-Чико был ближайшим городом, Ху больше всего тревожили поселения в Чиуауа, расположенные в 60-75 милях к востоку Намикуипы, Йепомеры и Темосачика. Это были деревни индейцев тараумара, которые сражались против апачей в течение многих поколений. Будучи «вакерос», или объездчиками домашнего скот, они оттачивали до совершенства такие навыки, как верховая езда, выслеживание, ловля арканом и сгон скота в стадо, что позволяло им противостоять апачам в их поле действий. Эти деревни были «независимыми, экономически самостоятельными и открытыми для индивидуальных достижений». Такая атмосфера способствовала акцентированию внимания на долге, храбрости и чести, «превращая крестьян в воинов», по словам одного историка фронтира. «Мужская доблесть и военная отвага стали источником получения прав и привилегий, статуса и уважения. Тараумара, эти закоренелые враги апачей, завоевали уважение в качестве проводников карательных кампаний. Когда они сталкивались с апачами, обычно начинался ожесточенный бой, так как ни одна из сторон не хотела уступать и давать пощады» (Thread of blood : colonialism, revolution, and gender on Mexico's northern frontier by Ana María Alonso).

Полем битвы в конце 1870-х годов стал район Сахуарипы, который был центром деятельности Ху. Город лежал посреди плодородной долины, в окружении кукурузных полей, по центру которой протекал ручей. Население его насчитывало около двух тысяч человек, и в общественной школе насчитывалось семьдесят восемь учеников. Также это был политический и военный центр округа. Однако местные войска национальной гвардии (гражданской милиции) постоянно сталкивались с проблемой, присущей всем пограничным обществам Соноры – нехватка оружия и боеприпасов. Небольшие поселения, ранчо и шахты этого горного района на протяжении многих лет оставались удобными целями для набегов недни. Следовательно, город мог похвастаться всего четырьмя функционирующими ранчо в окрестностях, пять других были покинуты из-за «вторжений апачей».

Ху имел несколько преимуществ: он всегда был настороже в своей горной твердыне; он вел партизанскую войну на своих условиях, действуя неожиданно; и имел лучшее огнестрельное оружие и лучших скакунов. Легко представить, как группа из сорока или пятидесяти хорошо вооруженных мужчин и молодых людей терроризирует редко населенный сельский район. Во второй половине мая 1877 года отряд налетчиков атаковал путников и ранчо в районе Сахуарипы, убив пятнадцать человек. В начале июня индейцы вернулись в свой лагерь в Гуайнопе. Оттуда, через две недели, Ху совершил еще один смертоносный набег на район Сахуарипы.

21 июня 1877 года военный отряд из двадцати пяти апачей, вооруженных «винтовками и карабинами», атаковал шестерых человек возле Гваделупе, шахтерского городка в сорока милях южнее Сахуарипы. Апачи забрали четырнадцать мулов, убили трех мужчин и ранили двух женщин. На рассвете следующего дня недни, которые, согласно сообщению, насчитывали уже тридцать два человека, двинулись к Таричи, сельскохозяйственному центру примерно в 25 милях северо-восточнее Сахуарипы, имевшему около пятисот жителей. Около девяти часов утра они атаковали из засады караван из тридцати человек и ранили нескольких из них во время двухчасовой перестрелки. Ради собственного спасения, сонорцы бросили тридцать голов скота и все повозки, и бежали. Через неделю военный отряд Ху, который теперь насчитывал около сорока человек, занял позиции северо-восточнее Сахуарипы, на дороге к Накори Чико. Здесь они атаковали третью группу путников – караван из 17 человек, перемещавшийся в Сахуарипу из Накори Чико. Были убиты двое мужчин и одна женщина, и индейцы забрали всё, что было в повозках. Удовлетворенные награбленной добычей, недни вернулись на свою базу в Гуайнопе. Учитывая то, что они были переполнены припасами и скотом, и жили как свободные апачи с присущим этому образу жизни риском, возникает вопрос, а могли ли они продавать излишки другим чирикауа, которые существовали за счет вдвое урезанных пайков в Сан-Карлосе?

Вскоре после последнего нападения префект Сахуарипы Куэн пожаловался губернатору, что ему пришлось отложить преследование на один день, пока он не соберет в достаточном количестве годное оружие для снабжения своих солдат. Оружие апачей было намного лучшего качества, чем оружие его людей. Он писал: «Нам необходима помощь и лучшее оружие, особенно скорострельные винтовки». Следующие два месяца Ху не тревожил округ Сахуарипа. 3-го августа 1877 года Куэн сообщил с воему начальству, что апачей «не видели в этом районе в прошлом месяце».

После июльского затишья и отдыха в Сьерра-Мадре, Ху решил атаковать в Чиуауа. Подробностей этого дела мало, но исходя из различных данных можно предположить, что в его военный отряд входили, возможно, люди Пионсинэя и Нолджи. Объединенные чирикауа убили двадцать граждан и похитили «много скота» в районе Галеаны, Чиуауа. Когда в середине августа сотня солдат начала их преследование, военный отряд Ху развернулся и во встречном бою убил двадцать семь человек, обратив остальных в бегство.

Затем чирикауа вновь разделились: Нолджи и Пионсинэй направились на север в Аризону, чтобы отдохнуть в Сан-Карлосе; Ху вернулся в Гуайнопу и некоторое время сидет тихо в своей цитадели. В середине сентября он отправил военные отряды в окрестности Моктесумы и Сахуарипы. Их целью были пополнение продовольствием и скотом в преддверии зимы. После двух с половиной месяцев затишья префект Сахуарипы получил известие, что апачи вновь атаковали и ранили двух человек возле ранчо Чипахора, примерно в 15 милях северней Сахуарипы. Куэн немедленно послал туда группу из тридцати двух человек во главе с лейтенантом Франциско Кихадой с приказом следовать за индейцами, если они не превосходят его численно. В этом случае он должен был вернуться в Сахуарипу за подкреплениями. И тогда префект должен был лично возглавить кампанию. Кихада выяснил, что один выживший, Мануэль Уртадо, видел только шестерых апачей, но он полагал, что другие остались вне его поля зрения. Кихада обнаружил четкую тропу, отмеченную тушами убитого скота, и затем вернулся в Сахуарипу. Тем временем, Куэн, предвидя возобновление апачского террора, дал губернатору зловещий прогноз: «Предыдущие июньские набеги сильно напугали жителей округа, и если правительство не сможет защитить их, многие поселенцы покинут этот район и уйдут в более безопасные места».

Через неделю Куэн сообщил: «Эти дикари вторглись в округ со всех сторон». Куэн вызвал военных и политических лидеров своего округа на встречу, запланированную на 5 октября 1877 года. Было решено просить у губернатора присылки солдат, оружия и боеприпасов с провизией. До начала конференции поступили новые сообщения о злодеяниях апачей. 29 сентября 1877 года они атаковали ранчо близ Таричи. Три индейца столкнулись в рукопашной схватке с Антонио Крусом и его женой Долорес. Пока женщина боролась с одним апачем, другой выстрелил ей в голову. Другие вакеро поспешили на ранчо и отогнали индейцев. В первом отчете об этом случае говорилось, что Долорес Крус проявила храбрость и что «пуля, похоже, не повлияла не ее мозг, и она выживет». Ее муж послал двух человек с предупреждением на соседнее ранчо, однако недни их перехватили и обоих убили. Вскоре вакеро обнаружили тело третьего человека, Антонио Коронадо. Через два дня апачи, возможно, из того же отряда, атаковали группу из одиннадцати путников в тридцати пяти милях южнее Сахуарипы, убив одного из них и тяжело ранив двух других.

В период с октября 1876 года по октябрь 1877 года Ху и его люди убили тридцать девять человек и ранили более двадцати только в округе Сахуарипа. Это составило 63 процента убитых апачами в Соноре в течение одного года. И это также не считая убытков, нанесенных апачами в Чиуауа.

Призывы Куэна побудили губернатора к действию. Он отослал письмо префекта Хесусу Гарсии Моралесу, опытному командиру еще времен войн с Кочисом. Тот решил начать кампанию, но, по словам вице-губернатора Соноры Франциско Серны, это касалось только тех апачей, которые вторгаются в Сонору из резервации Сан-Карлос. Это заявление отражает общее мнение политических лидеров Соноры того времени из Эрмосильо и Уреса. После 1870 года они всегда винили власти США в своих проблемах с апачами, даже в тех случаях, когда набеги явно исходили от апачей, живших в Соноре на постоянной основе. В действительности, после закрытия резерваций Чирикауа и Охо-Кальенте в 1876 и 1877 годах, апачи никогда не использовали резервации в Аризоне в качестве баз для набегов в Аризону. Локальные чиновники на северо-востоке Соноры понимали это, а американские военные лидеры чувствовали себя стесненными в действиях, так как не было никакого соглашения между США и Мексикой, позволяющего им преследовать тех чирикауа, которые ищут убежища в Мексике, а не отправились в Сан-Карлос. 22-го октября 1877 года немногочисленный мексиканский патруль обнаружил заброшенный лагерь с еще стоящими викиапами, северо-западнее Накори-Чико, который, несомненно, принадлежал группе Ху. На следующий день рота из 45 солдат покинула Бависпе и направилась в Гуайнопу. По пути войска пересекли большую тропу апачей, двигавшихся на север. Затем она разделилась на несколько меньших троп, которые сходились возле гор Каркай, в двадцати пяти милях юго-западнее Ханоса.К северу от Гуайнопы капитан Адриан Мальдонадо, другой командир, умудренный опытом противостояния с апачами, сражавшийся еще с Кочисом в горах Драгуна в 1870 году, тоже обнаружил тропу примерно двухсот апачей, гнавших скот к горам Каркай. Похоже, что большинство враждебных чирикауа, всего от 250 до 300 недни, чоконенов и бедонкое во главе с Ху, Нолджи и Пионсинэем, объединились для проведения переговоров в Ханосе.

Нолджи и Пионсинэй, вероятно, наладили свои первые контакты с властями в Ханосе в октябре. Жители этого города знали обоих вождей, а Пионсинэй был мирным посланником Кочиса в 1872 году. Губернатор Чиуауа Анхель Триас-младший, чей отец был губернатором в начале 1850-х годов, назначил Рамона Лухана главным переговорщиком. Триас дал ему полное право либо на войну, либо на мир, «если он возможен».

Тем временем, 1 ноября 1877 года большая ранчерия чирикауа переместилась с гор Каркай в каньон около Каса-де-Ханос, давно покинутого ранчо в восемнадцати милях юго-западнее Ханоса. На следующее утро большинство мужчин отправились в Ханос, чтобы, несомненно, доставить скот и другую сонорскую добычу в обмен на товары своих давних торговых партнеров из Чиуауа. Что произошло дальше, не ясно. Лухан, мирный посланник от Триаса, еще не прибыл, а после встречи с местными чиновниками, чирикауа свернули переговоры и отправились обратно в свой лагерь. Однако, приблизившись к своей деревне, они увидели мексиканские войска из Соноры, изготовившиеся для нанесения по ней удара. Командир Хосе Васкес во главе сорока человек из Бависпе проследовал по новой тропе, проложенной таким же количеством апачей, которые гнали сотню голов скота к входу в каньон. Он мог видеть викиапы с пастбищем на расстоянии примерно в 800 ярдов. Когда мексиканцы производили последние приготовления перед атакой, часовой увидел их и предупредил лагерь. Апачи бежали в близлежащие холмы. Васкес еще не успел занять лагерь, когда с востока возникло облако пыли, а вслед за ним и всадники. Предположив, что это прибыло подкрепление из Ханоса, Васкес взял одного человека и выехал к ним навстречу. Он получил совсем не то, на что рассчитывал. Оказалось, что это скачут во весь опор от пятидесяти до шестидесяти чирикауа во главе с Пионсинэем, Ху и Ноджи. Индейцы открыли огонь по Васкесу и его спутнику, которые, поняв свою ошибку, развернулись и помчались обратно к своим людям. Однако вражеская пуля разорвала узды Васкеса, вынудив его спешиться. Его люди присоединились к нему, и последовала перестрелка с шумной пальбой, но немногочисленными жертвами. Васкес сообщил, что он прогнал индейцев на холмы.

Беспокойство чирикауа было связано с их женщинами и детьми. Они обошли сонорцев, собрали свои лагерные пожитки и семьи, и двинулись на северо-восток в горы Эспуэльяс (горы Шпоры). Единственным утешением для Васкеса было то, что его люди нашли после боя в лагере чирикауа тело мертвого мужчины, оставленного индейцами в спешке. Личность жертвы невыяснена, но можно предположить, что это был труп Пионсинэя, кто был причиной стольких хлопот за предыдущие двенадцать месяцев. Люди Васкеса взяли его скальп. Позже чирикауа признались, что в этом столкновении они потеряли двух человек, включая Пионсинэя.

Ху, Нолджи и Брочес, преемник Пионсинэя, привели своих людей в горы Эмпуэльяс, которые апачи называли «Дзилндез» (Длинные горы) из-за их узкой долины, простиравшейся с северо-востока на юго-запад. Одну из цитаделей на восточном склоне этого хребта они называли «Тсесл-ха-си-каат» (Куча Коричневых Скал), которая находилась на высокой месе (плоская вершина), окруженной скалистыми хребтами. Через эти горы они выходили к каньону Гваделупе, если им нужно было пересечь американскую границу, чтобы уйти от преследования мексиканских войск. На этот раз вожди решили выяснить, как поживают их соплеменники в Сан-Карлосе.

Агент Харт в Сан-Карлосе хотел, чтобы враждебные индейцы пришли в резервацию, но для начала он должен был хотя бы установить с ними контакт. К своему удовольствию вскоре он обнаружил, что два лидера чирикауа горят тем же желанием. В начале декабря Харт послал двух вождей чирикауа, возможно, Нахилсэя и Гордо, родственника Ху, наладить контакт с враждебными соплеменниками. Они обнаружили в Эш-Спрингс группу из тридцати пяти чирикауа (восемь чоконенов и двадцать семь недни) во главе с Брочесом, Ху и Нолджи. Вначале они все согласились сдаться, если Харт лично прибудет в Эш-Спрингс и примет их сдачу. Воодушевленный таким позитивным подходом, Харт покинул агентство 1 декабря 1877 года, но, прибыв туда, нашел только Брочеса и семерых чоконенов. Ху и Нолджи со своими людьми вернулись в Мексику. Это был третий раз за последние полгода, когда Нолджи спекулировал идеей сдачи в Сан-Карлосе. Почему он ни разу не сделал свои порывы реальностью, остается загадкой. Возможно, он боялся, что американцы посадят его в тюрьму, так как в это время они держали в заключении других чирикауа.

Недни оставались на свободе, но их независимость дорого им обойдется в не столь отдаленном будущем.

Эдвин Суини, От Кочиса до Джеронимо.

предыдущая глава https://dzen.ru/media/id/5dbd2f3bbc251400ae4234c8/telodvijeniia-djeronimo-i-klama-63e9dcd53672ed09e3dbb7fc