XXXIII.
Один, другой вздымали сабли,
И, с гневом опуская вниз,
Покуда руки не ослабли,
И кровушкой не облились,
Рубили всех с ожесточеньем,
С необъяснимым упоеньем,
Обрушив яростную злость.
Ударом резким плоть и кость,
У безоружных рассекая,
Когда народ, чтоб устраниться,
Рукой пытался защититься;
То головы им пробивая;
Жестоко жаждя наказать;
Кто здесь хозяин показать.
XXXIV.
И люди, кровью истекая,
Свергались наземь сей же миг,
Глаза на веки закрывая,
И муж степенный, и старик,
Под натиском степной оравы;
Сим печенегам для забавы,
Стеная, жалостно крича,
Под сталью злого палача,
Который местью упиваясь,
В пылу безжалостной расправы,
Валил людей, как валит травы,
Своим геройством наслаждаясь,
Сбивая палкою, юнец -
Завзятый плут и сорванец.
XXXV.
Всеслав, схватив с стола кувшин,
Что было силы размахнулся;
Метнул в ворвавшихся вражин,
И, если б всадник не пригнулся,
В него б наверняка попал.
Отчаиваться он не стал;
Намереваясь вновь метнуть,
Взял чашу, но пронзило грудь,
Всеславу острое копьё,
Что печенег в него направил,
И всадник тем купца заставил,
Прервать движение своё:
Всеслав расслабил кулаки;
Упала чаша из руки,
XXXVI.
Со звоном оземь ударяясь.
Она не долго дребезжала,
Довольно медленно вращаясь,
Пока совсем не замолчала.
Ну, а Всеслав, обмякнув телом,
Был бледен, словно белым мелом,
Ему окрасили лицо;
Взор, устремлённый на крыльцо,
Вдруг помутнел, глаза закрылись,
Когда Свет Божий в них померк.
Устами сиплый стон изверг.
Колени резко подкосились;
И рухнул он к людским ногам,
Дав повод к радости врагам.
XXXVII.
Всеслава верная супруга,
Назад в испуге обращаясь,
Увидев смерть милого друга,
И этой смерти ужасаясь;
Не веря собственным глазам,
Воздела руки к небесам,
И к ним в моленьи обратилась,
С той болью, что внутри скопилась,
Истошный исторгая крик.
Но всадник саблею кривою,
Взмахнул у ней над головою,
Без промедлений, в тот же миг,
Ей череп на двое рассёк.
Из раны с кровью мозг потёк.
XXXVIII.
И Ярославна оседая,
К Всеславу рухнула на грудь.
Кто? Что? Зачем? - Не понимая;
Однако же, успев шепнуть:
"Иду к тебе, мой ненаглядный!..."
В момент сей скорбный, безотрадный,
Их сватов сабли посекли.
Сваты, упав, в земной пыли,
Лежали оба в лужах крови,
Что истекала из их ран,
А печенежский ветеран,
Подняв взлохмаченные брови,
С ухмылкой едкой на губах,
Уже втоптать готов был в прах,
XXXIX.
Невест изящных и прекрасных,
Теснившихся одна к другой;
Смирившись, смерть принять согласных,
Пока стоят сестра с сестрой.
Он острой саблей замахнулся;
Совсем немного изогнулся,
Чтоб нанести верней удар...
Боян, взирая на кошмар,
Который вокруг них творился,
Свою Светлану заслонил,
И печенег его убил.
Он не на шутку разозлился.
"Собака!" - Гневно произнёс,
И вот, уж, вновь удар нанёс,
XL.
Сразив Светлану наповал.
Невзор с Добрыней ошалели,
Увидев то, как брат их пал,
Но страх в душе преодолели;
Неравный принимая бой,
Закрыв невест своих собой;
Свои поправив кушаки,
Невольно сжали кулаки,
Но стрелы сразу с двух сторон,
Тела их юные пронзили:
Стальные острия вонзили,
Сбивая наземь их заслон.
А стрелы, пущенные следом,
Злым печенежским оглоедом,
XLI.
На этот раз и их невест:
Сначала милую Снежану,
Что сделала прощальный жест;
За нею младшую Цветану,
Стремясь больнее уколоть,
Вонзались в молодую плоть,
И их тела, когда пробили,
В сердца им метко угодили.
Девицы пали бездыханны.
Их белый свадебный наряд,
Лишь пятна крови обагрят.
Венки меж них благоуханны,
Лежали с их чела упав;
Дань памяти о них воздав.
XLII.
Дубыня, криков испугавшись,
И крови, что рекой лилась,
И мёртвых тел, что распластавшись,
Лежали всюду. Устремясь,
Ползком пробрался между ног;
Удачно проскользнуть он смог,
Минуя печенегов свору;
Скорее кинулся к забору;
Что было силы побежал,
Но тут же кем-то был замечен,
Свирепым, грозным криком встречен,
И конный печенег нагнал:
Ребёнка - малое дитя,
Проткнул копьём почти шутя.
XLIII.
Коня наездник развернул;
В бока упругие ударил,
И вновь копьё своё метнул,
При этом ряд зубов оскалил.
Других мальчишек поразить,
Хотел он, но сообразить,
Успели братья - Сбыня, Ждан.
Последний, сжав свой талисман,
Их быстро в сторону увлёк,
Ложась на землю среди тел;
Позвать и брата он успел;
Помог счастливый оберёг.
Копьё со свистом проскочило.
В тела погибших угодило.
XLIV.
Но всадник к братьям приближался,
Надеясь сорванцов добить.
Тот печенег не унимался,
Намереваясь их убить.
Но сёстры старшие, уж, ждали;
Всё, что случилось увидали,
И поспешили на подмогу.
Не в силах скрыть свою тревогу,
Видана преградила путь.
Обрушив меч свой, печенег,
Ей руку правую отсек.
Она едва смогла шагнуть;
Сознанье тут же потеряла,
И кровью долго истекала.
XLV.
А Мирославна за сестрою,
Быстрее к братьям поспешив,
Как и Видана, встав стеною,
И всадника не пропустив,
Когда намеревалась встретить,
Успела только лишь заметить,
Как всадник плёткою хлестнул,
И тут же следом полоснул,
Ей от плеча и вдоль груди,
Клинком отточенным широким,
Тот след был ровным и глубоким,
Пробившим рёбра впереди.
Тут кровь из раны заструилась.
Землица кровью окропилась.
XLVI.
Детей, закрыв собою, Ясна,
Над ними бережно склонясь,
Убийц ругала громогласно,
В ответ в отчаяньи гневясь.
Орлицей гордой, как крылами,
С заботой обняла руками,
Она и Сбынюшку, и Ждана,
Схватив их за полы кафтана,
И в страхе, сидя вместе с ними,
Пыталась братьев успокоить;
На лад иной детей настроить,
Словами добрыми своими.
Но печенежский воин статный,
Уже достав клинок булатный,
XLVII.
Им моментально замахнулся,
И с силой резко опуская;
Он шеи девушки коснулся,
Её мгновенно рассекая,
И, перерезав горловину,
Рассёк почти наполовину.
Фонтаном кровяной поток,
Беззвучно хлынул на платок.
Фонтан, пульсируя, играл,
Покуда сердце Ясны билось.
Не утихая кровь струилась.
Фонтан тот долго не смолкал.
Вид Ясны братьев напугал,
И в шок, и в трепет повергал.
XLVIII.
Палач девиц слегка скривился.
Встал чёрной глыбой, и в ребят,
Когда работой возгордился,
Он, вперив безразличный взгляд,
Носком большого сапога,
Пнув мальчуганов в их бока,
Стараясь действовать спокойней,
Как-будто бы мясник на бойне,
Обоим головы срубил;
И, не расстроившись ни мало,
Он подошёл, как небывало,
Друзьям из войска подсобил.
Затем уселся на коня,
Своей кольчугою звеня.
XLIX.
А Велимудр дремал спокойно,
Один в высоких теремах;
Найдя приют душе, достойно,
Под пенье сладкозвучных птах,
Переносил сердечной раны,
Боль нестерпимую. Желанны,
Лишь были мысли о жене.
И даже в скоротечном сне,
Он видел только лишь её;
Лишь только ею любовался;
Красой супруги наслаждался...
Но в сон ворвалось вороньё,
И принялось поверх кружить,
И карканьем его будить.
L.
Проснувшись, Велимудр не сразу,
Глаза, сомкнутые, открыл.
Отдавшись сонному экстазу,
Он полон сновиденья был.
Прислушавшись, насторожился:
Весь щебет птичий прекратился;
Лишь донеслись до горемыки,
Какой-то странный шум и крики.
На шум гулянья удалого;
На радостные визг и пляс,
Той свадьбы, что идёт сейчас,
Не походили. Снова, снова,
Он вслушивался в этот шум.
Чреда предчувствий, скверных дум,
LI.
В нём рой сомнений породили,
Тревогу пробудив в душе,
И боль иную возбудили,
И страхам дверь раскрыв уже,
Велев, скорее просыпаться,
Заставили его подняться.
Минуя поперёк домину,
Прошёл в другую половину,
Где терем на передний двор,
Глазницами окон глядел,
Где свадьба шла, народ галдел.
Он выглянул. Ему в укор,
Не свадьба праздная предстала,
Пред взором. Груда тел лежала,
LII.
Средь перевёрнутых столов;
Средь снеди разной и скамей,
Десятки срубленных голов...
От центра выше и левей,
Средь убиенных остальных,
Увидел Велимудр родных,
Что друг от друга недалёко,
Пав, находились. Как жестоко,
Налётчики сгубили их!
Успев на части порубать;
Не пожалев отца и мать,
(Всех - сердцу самых дорогих),
И младших братьев, и сестёр.
Под ними кровяной ковёр,
LIII.
Пятном багровым расстилался.
Но вскоре, потемнев, и он,
В землицу медленно впитался.
Теперь уже ни крик, ни стон,
Не слышен был; лишь голоса,
Тех, кто людей, как древеса,
Когда их души загубил,
В Всеславовом дворе свалил,
Не громко снизу раздавались.
Их Велимудр не мог понять;
Слов печенежских разобрать,
Не в состояньи был. Ругались,
Иль просто о лихом набеге,
Хвалясь, общались печенеги.
LIV.
У Велимудра разум зрелый,
Не мог свершённого понять;
Растерянный, оторопелый,
Отказывался смерть принять,
Своей семьи. "Не сон ли это?"
Искала мысль его ответа.
"Всё наяву? Иль всё ж во сне,
Привиделось всё это мне?...
Бежать? Спасать? Но их, уж, нет.
Они лежат, раскинув руки,
С гримасой на лице от муки,
Для них померк навеки свет..."
Шаг сделать ноги не могли,
Как-будто к полу приросли.
LV.
Пока иные кровь пускали,
Тем, кто в усадьбе уцелел;
Пока последних добивали;
Другим Куела повелел,
Чтоб, действуя наверняка,
Взять поскорей проводника;
Найти в подклетях те ворота,
Что в ходе дерзкого налёта,
Им надобно скорей открыть;
Через которые пройти,
Заранье ведая пути,
Смогли б они, чтоб получить,
Свободный доступ к складам тайным,
К сокровищам необычайным.
LVI.
Седла Куела не покинув,
Сидел и ждал, когда назад,
Подвалы тайные окинув,
Вернётся посланный отряд.
Но времени прошло изрядно...
Куела понял, что неладно,
С сокровищем желанным что-то.
Уж, новых воинов охота,
Коль прежние не возвернулись,
Ему к сокровищам послать,
Чтоб их быстрее отыскать;
Уж, добровольцы подтянулись,
Но тут воинственный старик,
Из тьмы подклетей слышит крик.
LVII.
Он весь напрягся. Что такое?
Нахмурив скошенную бровь,
Не ведая в душе покоя,
Пытается вглядеться вновь,
В утробу мрачной пустоты.
Вдруг с факелом из темноты,
Навстречу воин выбегает,
Крича в испуге, и бросает,
На воеводу робкий взгляд,
Боясь его рукоприкладства;
Горланит, нет, мол, здесь богатства!
С Куелой вместе он назад,
К складам заветным поспешает,
Им путь дорогу освещает.
LVIII.
Куела, встав внутри подклети,
Где должно золоту лежать,
Хранясь до времени в секрете,
Не может ничего понять.
Кто мог склады сии отверзнуть,
Так, что сокровища исчезнуть,
Смогли отсюда без следа?
Кто смел свершить сие? Когда?
Он взглядом по стенам блуждает;
Всё пусто. Нету ничего.
И ярость сердце бьёт его.
К себе он жестом подзывает,
Лазутчика, что узнавал,
Где клад с сокровищем лежал.
LIX.
Лазутчик, рухнув на колени,
Клянётся жизнью перед ним.
Истошно заходясь в рефрене,
Что не виновен. "Поглядим!"
Ему ответствует Куела.
Такой исход большого дела,
Он вовсе не предполагал.
Он, явно, об ином мечтал.
Лазутчика, не отпуская,
Куела воинам велит,
Храня невозмутимый вид,
Бездарно время не теряя,
Замки с других складов сбивать,
И все подклети обыскать.
LX.
В других подклетях лишь товары,
Находит воинство его.
Ломятся от добра ангары,
И больше..., больше ничего.
Сокровищ сказочных отныне,
Как ни ищи, но нет в помине.
Казна пуста. Богатства нет.
А, где оно? Пропал и след!
Но в той подклети, где стоят,
Находят воины монеты,
И очень мелкие предметы,
Оставленные по углам. Таят,
Те стены что-то злое,
Не оставляя их в покое...
LXI.
Куела мыслями терзаем,
Что кто-то их опередил,
И нервной дрожью сотрясаем,
Решает: кто бы это был?
Узнать, усердно допытаться,
Коль захотели б расстараться,
Увы, но будет очень сложно.
Вернее, вовсе невозможно.
Дознаться не с кого. Кругом,
Лишь мёртвые тела лежат.
А мёртвые не говорят.
Быть может, обыскать и дом?
Куела ходит по двору,
И шапку толстую в жару,
LXII.
Он с головы своей снимает,
Пыхтя, взбирается в седло.
Пот, набежавший, вытирает,
Тряпицей промакнув чело.
Глядит с обидой затаённой,
На двор недавно покорённый.
На тьму безвременных смертей,
Глядит растерянно злодей.
Зачем усилия все эти?
Богатство мимо них прошло.
Как-будто ветром унесло,
Туман летучий на рассвете.
Но слышит воевода вдруг,
Подков тяжёлый гулкий стук.
LXIII.
Окинув печенегов банду,
Что по подворью разбрелась;
Немедленно даёт команду,
Чтоб по-быстрее собралась;
И вместе мчат они с усадьбы,
Оставив двор кровавой свадьбы,
Боясь, что кто-то уцелел,
В той жуткой бойне, и посмел,
Подмогу вызвать для отмщенья.
Им схватка нынче ни к чему;
Жизнь дорога им, по-сему,
Поправ про храбрость рассужденья,
Спешат скорей ретироваться,
В бою чтоб с войском не встречаться.
LXIV.
А Велимудр с хором взирая,
На двор свой устремляя взгляд,
Опять событий ожидая,
Увидел, как второй отряд,
Вперёд по улице летящий,
Из печенегов состоящий,
Ворвался на усадьбу лихо,
Но вместо криков, очень тихо,
Остановился, слез с коней,
И, встав у трупов бездыханных,
Под грузом чувств своих спонтанных,
В помин загубленных людей,
С голов своих снял шапки разом,
И с уст не дав сорваться фразам,
LXV.
В немом молчаньи замерев,
Недвижим долго оставался,
Но, о погибших поскорбев,
Припомнил, для чего примчался.
Их старшина отдал приказ,
И трое человек тот час,
Склады в подклетях оглядели.
"Мы с вами, братцы, не успели.
Без нас подчистили склады;
То печенеги постарались.
Ни с чем, как видно, мы остались.
А злыдни, натворив беды,
Бежав, как истинные мрази,
Уж, ускакали восвояси."