Тридцать лет назад, летом 1992-го, в Таджикистане шла гражданская война – самая жестокая и кровавая среди войн, развернувшихся после крушения СССР. Она же была и самой долгой: формально военные действия закончились после подписания мирного соглашения в 1997-м, но отдельные вспышки вооружённого насилия периодически происходят и сейчас.
Таджикистан, несмотря на статус союзной республики, был заброшенной окраиной Советского Союза. Его природные ресурсы невелики, а республиканская элита имела наименьший вес и влияние в Москве. В результате Таджикистан получал мало инвестиций. Предприятиями, имевшими всесоюзное значение, были алюминиевый завод в Турсунзаде, Нурекская ГЭС, Яванский электрохимический комбинат и Вахшский азотно-туковый завод, но по-настоящему крупным был только первый из перечисленных. В Душанбе действовали фабрики, производившие оборудование для местных предприятий торговли и общественного питания, текстильное, светотехническое оборудование. Остальные предприятия, в основном текстильные, хлопкоочистительные, перерабатывающие сельхозпродукцию, также были небольшими, и работали на местные нужды.
Таджикистан оставался аграрным регионом. Пригодных для обработки земель в горной республике мало, и средств на развитие выделялось мало – это не Казахстан с его целиной, и не Узбекистан с бескрайними хлопковыми полями. Население Таджикистана было очень бедным и мало включённым в современную жизнь. Школьное образование в республике до падения СССР оставалось одним из самых неэффективных в стране.
«Бремя белого человека»
На заводах работали в основном русскоязычные: советская власть не тратила сил на подготовку рабочих и специалистов из коренного населения, привлекая «готовые» кадры из России и Украины. В современных отраслях экономики таджикам места не было, но и в агросекторе нарастали проблемы. В 1960-х гг. Таджикистан охватил демографический взрыв: по рождаемости республика соревновалась с такими лидерами по естественному приросту, как Алжир и Зимбабве того времени. В результате резко увеличивалась нагрузка на землю: если в 1940 г. на душу населения приходилось 0,6 га посевных площадей, то в 1989 г. - лишь 0,17 га пашни. Сельхозпроизводство на душу населения падало: в 1989 г. в республике было произведено всего лишь 60,1 кг зерна на душу населения, т.е. 160 г на день.
В результате ухудшалась социальная ситуация: в городах русскоязычное население, работавшее на современных предприятиях, жило неплохо, а в сельской местности уровень жизни таджиков падал. Образовалась колоссальная скрытая безработица: люди числились работающими, но заняться им было нечем, а заработки были минимальными. Разумеется, это вызывало растущую неприязнь между таджиками и русскоязычными.
Среди русскоязычного населения весьма распространены были чисто колониалистские настроения. «Мы им дали всё, всему научили, но они неблагодарны, нас не любят, а сами не способны жить цивилизованно», - примерно так относилась к коренному населению значительная часть русскоязычных. Даже среди интеллигентных профессий в адрес местного населения звучали такие определения, как «чурки» и «дикари». Русскоязычные специалисты чувствовали себя Прометеями, несущими цивилизацию варварам. «Бремя белых» Редьярда Киплинга довольно точно отражало настроения русскоязычной общины. Подобные чувства всегда взаимны, и таджики, никогда не забывавшие ни о том, что они не звали в свою страну ни русских, ни советских, накапливали всё больше претензий к «неверным».
Этот гнойник прорвался в феврале 1990-го. Тогда в Душанбе прибыли армяне, бежавшие из Баку, и среди горожан распространились слухи, что беженцам будут давать квартиры в новостройках. Это взорвало таджикскую часть горожан, ютившуюся в самодельных домиках и перенаселённых квартирах. А поскольку таджики не делали различий между армянами и русскими (и те, и другие – «неверные»!), ярость озлобленных толп обрушилась на русскоязычное население. 11 февраля 1990 г. в центре Душанбе начали собираться люди. Лозунги «Долой армян!» быстро сменились плакатами «Долой Махкамова!» (первый секретарь ЦК КП Таджикистана), но жертвами погромов стали простые люди. Начались поджоги и погромы магазинов, нападения на прохожих и на жилые дома. В Душанбе были введены внутренние войска, но эта мера оказалась малоэффективной. Русскоязычных душанбинцев от массовой (и мучительной) гибели спасли стихийно возникшие отряды самообороны, защищавшие дома и кварталы от погромщиков. В их рядах были представители всех национальностей, в т.ч. много «городских» таджиков.
Судьба русскоязычного населения Таджикистана была решена: начался его массовый выезд. «Неверные» уезжали, но жить становилось только хуже: останавливались предприятия, некому становилось учить и лечить. Накопленная ненависть продолжала копиться, и должна была выплеснуться на какие-то новые объекты.
«Ленинабад правит, Куляб охраняет, Каратегин торгует, Памир танцует»
«Перестройку» таджикское общество встретило расколотым по территориально-общинному, клановому, принципу. «Ленинабад правит, Куляб охраняет, Памир танцует, Каратегин торгует», - так описывали таджики социально-территориальное устройство республики.
Самым мощным был ленинабадский (ходжентский) клан, т.е. номенклатурная группировка Ленинабадской области. Эта область с 25% населения республики располагается в Ферганской долине, богатой водой, плодородными землями и полезными ископаемыми. Орошаемые земли позволяют выращивать сады и виноградники, хлопчатник и рис, бахчи и огороды, развивать шелководство. В области велась добыча золота, флюорита, угля, нефти, попутного газа, гранита, мрамора и пр. Местные таджики часто называли себя согдийцами, т.е. подчёркивали отличия от собственно таджиков. Экономически область была тесно связана с Узбекистаном. Ленинабадский клан поддерживался Ташкентом, имевшим сильные позиции в Москве, и область получала 70-80% всех инвестиций, предназначавшихся Таджикской ССР. Ленинабадцы также опирались на населённые узбеками Гиссарский и Турсунзадевский районы (вместе 10% населения республики).
Союзником ленинабадцев был кулябский клан. Кулябцев (25% жителей Таджикистана) традиционно набирали в МВД. В области жило большое количество узбеков и арабов – потомков средневековых арабских переселенцев. Кулябцы контролировали и соседнюю Курган-Тюбинскую область.
Пытаясь разрешить проблемы малоземелья и безработицы, советская власть переселяла гармцев и памирцев на плодородные земли Куляба и Курган-Тюбе, что привело к напряжённости между местными и пришлыми. Различия горных и равнинных сообществ оказались настолько сильны, что между ними воцарилась устойчивая неприязнь, сыгравшая огромную роль в будущей гражданской войне.
Противоположностью Ленинабаду была Гармская группа районов со столицей в Каратегине – высокогорье на востоке республики, где проживала четверть населения республики. Его крайне бедные жители, в основном выращивающие картошку и алычу, и в 1980-х гг. жили, как в средневековье. Редкие приезжие удивлялись тому, что в посёлках региона почти никто не говорил по-русски. Неудивительно, что в этом нищем краю в 1970-е гг. появилось исламистское подполье: т.н. «мирские шейхи» толковали ислам, как в VIII веке, т.е. в весьма радикальном варианте. КГБ боролся с ними, но без успеха.
Гарм не только «поставлял» переселенцев на земли Куляба и Курган-Тюбе. Его элита сумела постепенно взять под контроль торговлю на рынках и кооперативах – а в Таджикистане это означало почти всю торговлю. Есть информация, что для взятия торговли в свои руки гармцы использовали деньги, получаемые от торговли наркотиками, и в этом сотрудничали с соседями-памирцами.
В 1970-80-е гг. в поисках лучшей жизни всё больше гармцев перебирается в Душанбе. Там мигранты пополняли население нищих окраин, устраивались на самые низкооплачиваемые работы или перебивались случайными заработками.
К Гарму примыкает Памир – Горно-Бадахшанская автономная область. Её население (10% населения Таджикистана) отличается сплоченностью и древними, дофеодальными формами организации социальной жизни. Здесь почти нет ни сельского хозяйства, ни скотоводства. Уровень жизни памирцев крайне низкий; киргизские кочевья в восточной части Памира (рваные юрты, облезлые овцы и голые дети), вообще заставляли вспомнить о каменном веке. На Памире, как и в Гарме, издавна изготавливали и употребляли гашиш: в 1970-х и особенно в 1980-х продажа гашиша стала серьёзным источником дохода для гармцев и памирцев: к местным потребителям добавились и военнослужащие Советской армии и пограничники, наводнившие республику в связи с войной в Афганистане.
Народная молва считала, что «Памир танцует» потому, что выходцы оттуда в большом количестве учились в вузах Душанбе и Москвы, т.е. удельный вес интеллигенции среди памирцев был непропорционально высок. Разумеется, памирские интеллигенты не любили душанбинскую власть, в которой окопались чуждые им ленинабадцы. Это противоречие сыграло большую роль в гражданской войне. При этом надо помнить, что ленинабадско-кулябско-гиссарский союз – это 60%
Гарм и Памир бросают вызов
В 1983 г. в Узбекистане начало раскручиваться «Хлопковое дело» - серия уголовных дел об экономических и коррупционных злоупотреблениях в Узбекистане, нити которых тянулись по всей стране, включая Таджикистан (в республике хлопок выращивали в Ленинабадской, Кулябской и Курган-Тюбинской областях).
«…Прогремевшее на весь Союз «хлопковое дело» о злоупотреблениях высокопоставленных чиновников и партийной элиты азиатских республик СССР. Его оперативно-следственная группа, сформированная в Москве, работала в Кулябе, что на границе с Афганистаном. Там расположены многочисленные хлопковые поля и масса селений в труднодоступных горных районах.
- Когда я прибыл, «хлопковое дело» начинало перемещаться из Узбекистана в Таджикистан, - вспоминает Сергей Докучаев. - В Ташкенте нас перегруппировали и сразу отправили в Душанбе, а оттуда в город Куляб» («Самые громкие преступления советской эпохи». Амурская правда, 10.11.2017).
Тотальная коррупция и кумовство, выявленное «Хлопковым делом», напугало московскую элиту: союзные власти стали опасаться того, что среднеазиатские начальники, защищая созданную ими систему власти, выйдут из-под контроля. Поэтому Москва попыталась сменить элиты в Ташкенте и Душанбе. Чтобы не отдавать всю власть в Таджикистане ленинабадцам, Москва поставила на пост Председателя Верховного Совета памирца Гоибназара Паллаева. С его именем некоторые таджикские эксперты связывают резкое усиление позиций гармского клана в торговле, и его последовавшие попытки расширить влияние в политике.
Первый секретарь ЦК Компартии Таджикистана ленинабадец Рахмон Набиев попытался ослабить влияние гармско-памирской группировки и её лидера Паллаева, но Москва этого не допустила: в 1985 г. Набиева сняли с должности «за пристрастие к кутежам и спиртному».
Новым главой таджикских коммунистов стал ещё один ленинабадец - Каххор Махкамов, но конкурирующая гармско-памирская группировка получила лакомый кусок: пост министра внутренних дел, в нарушение традиции, получил памирец Мамадаёз Навджуванов. Получив такие позиции, гармско-памирские кланы начали борьбу за власть.
1980-е гг., как отмечалось выше, были временем роста неофициального ислама. Первая подпольная исламистская группировка «Нахзати исломи» («Исламское возрождение») была создана в Вахшском районе Таджикской ССР ещё в 1973 г., и с тех пор КГБ не мог пресечь это движение. Её лидер Саид Абдулло Нури несколько раз арестовывался, но удивительным образом быстро выходил на свободу, и, не таясь, проповедовал «чистый ислам». Судя по всему, власти и КГБ боялись лишний раз раздражать и без того нищее и не очень лояльное население.
К концу 1980-х гг. радикальный исламизм широко распространился в Гарме и среди обездоленных выходцев из Гарма в Душанбе, Кулябе и Курган-Тюбе. Во время антирусских погромов в Душанбе погромщиками пытались руководить как люди Рахмона Набиева, пытавшегося таким образом дискредитировать Махкамова и вернуться к власти, так и исламисты. Но это был последний случай, когда интересы ленинабадско-кулябских и гармско-памирских кланов совпали. Изгнав русскоязычных, они начали подготовку к решительной схватке за власть.
Сползание к войне
Весной 1991 г. столичная интеллигенция создаёт Демократическую партию Таджикистана и движение «Растохез» (Возрождение), а вышедшие из подполья исламисты - Партию исламского возрождения (ПИВ); ленинабадцы и кулябцы сохраняют лояльность компартии. В марте 1992 г. проходят президентские и парламентские выборы, на которых демократы получают 35% голосов, исламисты – 10%, коммунисты - более 50%. Демократы и исламисты считали, что результаты голосования были подтасованы, и не признали их результаты.
Первый секретарь Махкамов, ставший первым и последним президентом Таджикской ССР, был свергнут 7 сентября 1991 г. на фоне массовых волнений в Душанбе. Коммунисты выдвинули на президентский пост ленинабадского лидера Набиева, оппозиция – памирца Давлатназара Худоназарова, режиссёра и диссидента. Его поддержали демократы и исламисты. Набиев получил свыше половины голосов, Худоназаров – менее трети (это примерно равняется численному соотношению этнотерриториальных сообществ, стоявших за кандидатами).
В апреле 1992 г. в Кулябской области начались столкновения между «коренными» кулябцами, включая узбеков, и «пришлыми» гармцами. К тому времени под эгидой компартии сложился альянс партийцев, хозяйственников, милиционеров и бандитов. В Кулябе банды «красных» возглавляли милиционер Лангари Лангариев, узбекский вожак Файзали Саидов и буфетчик Сангак Сафаров, считавшийся криминальным авторитетом. Впрочем, он был, скорее, просто неформальным лидером кулябских бедняков (два раза он отсидел за езду без прав и ДТП, а третий – за убийство чеченца-рэкетира). Эти банды называли себя «юрчиками» по имени Юрия Андропова (тот был популярен среди милиционеров и партийцев). Противостоявшие им отряды гармцев, поддерживавших демократов и исламистов, стали называть «вовчиками» - от труднопроизносимого названия радикального исламистского движения.
Бандиты и милиционеры оказались сильнее почти безоружных колхозников-гармцев, и те побежали в столицу. В Душанбе беженцы и симпатизировавшие им демократы и исламисты (а в первую очередь – земляки) устроили бессрочный митинг на площади Шохидон, перед президентским дворцом. Они требовали наведения порядка в Кулябе и отставки президента. Показательно, что митингующие, оперировавшие демократическими и исламскими лозунгами, не могли скрыть региональной сущности конфликта. Они вывесили транспаранты «Нет потомкам кровавого Чингисхана в руководстве Таджикистаном!», намекая на определённую монголоидность, присущую ленинабадцам и узбекам.
На соседней площади Озоди начался такой же митинг «коммунистов», который организовал бандит Якуб Салимов – «герой» антирусских погромов 1990-го. Между митингующими на двух площадях происходили стычки. Из Гарма и Курган-Тюбе на Шохидон приезжали автобусы с гармцами, на Озоди - машины из Куляба и Ленинабада. 5 мая охрана президентского дворца передала 1200 автоматов «обитателям» площади Озоди, и на «шохидонцев» обрушился шквал огня. Они бросились опустошать охотничьи магазины и захватывать милицейские участки; улицы Душанбе покрылись баррикадами. На помощь землякам прибывало всё больше гармцев. 6-7 мая отряды оппозиции захватили телецентр, железнодорожный вокзал и президентский дворец. 9-10 мая «красные», не выдержав натиска, на автобусах и грузовиках покинули столицу и уехали в Куляб.
Война
Душанбе оказался во власти «исламо-демократической», а на самом деле гармско-памирской, оппозиции. «Юрчики» укрепились в Кулябе, Ленинабаде, Турсунзаде и Гиссарском ущелье. На первом этапе войны главный фронт проходил в Курган-Тюбинской области, где было много и кулябцев, и гармцев.
Удивительно, что оппозиция, захватив Душанбе, не попыталась взять власть в свои руки. Президента Набиева не сместили, а всего лишь заставили ввести в правительство демократов (т.е. памирцев и гармцев), но там остались коммунисты. Это были новые «коммунисты», уже не имевшие никакого отношения ни к марксизму-ленинизму, ни к Советскому Союзу – советские партийцы и хозяйственники, боровшиеся за сохранение своего статуса, и прочно сросшиеся с силовиками и бандитами. «Исламо-демократы» пошли на коалицию, понимая, что сил у них меньше, чем у противников – меньше оружия, практического опыта в хозяйственных и военных делах, да и численность противостоящих кланов больше. Кроме того, дислоцированные в Таджикистане российские (по факту – ещё советские) войска симпатизировали «социально близким», т.е. «красным».
Коалиционное правительство в условиях ведущейся войны – это нонсенс. Тем более, что «красные», отказавшиеся от названия «коммунисты» и назвавшиеся Народным фронтом, не сомневались в победе. Что неудивительно: российская армия помогала им оружием и кадрами. Не остался в стороне Узбекистан, поддержавший традиционно связанных с ним ленинабадцев и местных узбеков. «Исламо-демократы» не получали помощи ниоткуда: им симпатизировали только афганские моджахеды, особенно таджик Ахмад Шах Масуд, но оказать реальную помощь собратьям за Пянджем они не могли. Кроме того, собственно Памир не спешил помогать своим землякам и союзникам: памирские ополченцы так и не вышли за пределы своей автономии.
В течение лета 1992 г. война опустошила Курган-Тюбинскую область, занятую «юрчиками». На их сторону перешёл спикер парламента Сафарали Кенжаев (ленинабадец), бежавший из столицы в Куляб и организовавший собственные отряды.
В ходе войны «исламо-демократический» блок развалился. «Демократы» - столичная интеллигенция гармско-памирского происхождения – была слишком малочисленна и сконцентрирована только в Душанбе. Исламисты же, объединившие малограмотных жителей кишлаков и городских окраин, были гораздо многочисленнее и активнее. Неуправляемые толпы молодых безработных, часто одурманенных наркотиками, склонных к грабежам и насилиям, стали основой всевозможных ополченческих отрядов, по привычке называвших себя оппозицией. В Курган-Тюбе гармцы поголовно вырезали узбекский квартал. 3 сентября лидер Демпартии Шодмон Юсуф впервые отмежевался от действий исламистов. Столичная интеллигенция, в ужасе от поведения своих союзников по борьбе, отходила от политики и покидала Душанбе, пробираясь в Россию.
Обе стороны зверствовали: «вовчики» беспощадно вырезали кулябцев и узбеков. «Народный фронт» воевал жестоко и не слишком отважно. «У духов, - утверждал некий таджикский полковник, - есть „алла акбар“. У наших бойцов нет ничего». Кишлаки «вовчиков» зачастую просто сжигались дотла, чтобы не оставлять там гарнизоны. Одновременно Сафаров вел чистку в тылу, негласно убирая полевых командиров, не признававших его власти и могущих стать самостоятельными фигурами» (Е.Норин «Война в Таджикистане. 1992-1997». Сайт «Пограничное братство»).
В начале сентября 1992 г. отряды узбеков из Турсунзаде и Гиссара под руководством участника афганской войны Махмуда Худойбердыева, вооружённые Ташкентом, перерезали железную дорогу, соединяющую Душанбе с внешним миром. После этого «исламо-демократы» не выдержали, и всё-таки отстранили от власти президента Набиева, через несколько месяцев умершего при невыясненных обстоятельствах. Временным президентом стал памирец Акбаршо Искандаров, управлявший только столицей, над которой нависала угроза голода: с Памиром и Гармом, а также с изолированными частями Курган-Тюбинской области, где ещё сопротивлялись «вовчики», у него связи не было.
24 сентября «юрчики» ворвались в Душанбе, но были разбиты в уличных боях и откатились, но «исламо-демократическая» власть агонизировала: в боях уже открыто участвовали российские и узбекистанские войска. В начале ноября правительству Искандарова пришлось вступить в переговоры. В конце месяца в Ленинабаде (ныне Худжанд) под охраной российских частей состоялась сессия Верховного Совета, на которой было решено прекратить войну, легализовать политические партии, провести выборы и объединить отряды «юрчиков» и «вовчиков» в единые армию и МВД. 10 декабря «юрчики» вошли в Душанбе и начали разоружать «исламо-демократов». Мирное соглашение превратилось в капитуляцию. Руководители исламистов и демократов бежали в Афганистан (в то же время границу переходили десятки тысяч беженцев – гармцев и памирцев из Курган-Тюбинской области). В Душанбе свирепствовали бандиты: масса оружия досталась шпане из пригородов.
Председателем Верховного Совета, а затем и президентом республики стал кулябец, директор совхоза и соратник «авторитета» Сафарова Эмомали Рахмонов. Он и теперь, по прошествии 30 лет, правит Таджикистаном. «Сафаров считал, что сможет управлять Рахмоновым. Российским военным он представил будущего президента как «Эмомалишку». Однако, как это часто бывает, марионетка впоследствии оказалась куда более самостоятельной, чем выглядела» (Е.Норин «Война в Таджикистане. 1992-1997». Сайт «Пограничное братство»).
Всю зиму «юрчики», ставшие регулярной армией Таджикистана, пробирались через горные перевалы к Гарму. 22 февраля десант Народного фронта на вертолётах атаковал Гарм и был истреблён «вовчиками», но Гарм покинули жители. Сопротивление было ожесточённым, но боеприпасов у гармцев не было, а правительственные силы поддерживались ударами авиации Узбекистана. В марте 1993 г. Гармские районы были захвачены. Исламисты (демократов на политической арене республики уже не было) и большая часть населения перешли через Пяндж и укрылись в Афганистане; некоторые отряды пробились на Памир, объявивший нейтралитет.
Экономика Таджикистана была разрушена, около 120 тысяч человек погибло, 400 тысяч бежали в Афганистан, ещё 800 тысяч – в Узбекистан, Россию и Киргизию.
В горах продолжали сражаться не связанные между собой «каратегинская», «комсомолабадская», «таджикабадская» и «гармская» повстанческие группировки, получавшие некоторую помощь из Афганистана. Партизанская война длилась до 1997 г., но у оппозиции уже не было ни малейших шансов на победу.
В 1997 г. власть и оппозиция подписали соглашение о мире: повстанческие отряды влились в состав армии и МВД, полевые командиры заняли кабинеты в министерствах и ведомствах, а в парламенте появились депутаты от Партии исламского возрождения. Но постепенно бывшие оппозиционеры гибли при различных обстоятельствах, оказывались в тюрьме или поднимали вооружённые мятежи и гибли при их подавлении (так погиб последний руководитель повстанцев Мирзо Зиёев, одно время бывший главой МЧС). Партия исламского возрождения была запрещена и ликвидирована в 2015 г.
Итоги
Гражданская война в Таджикистане стала результатом многолетнего правления ВКП(б)-КПСС, не сумевшей вывести большинство населения республики из примитивной архаики и интегрировать в современность. Вместо этого в Таджикистан пригласили сотни тысяч русскоязычных, не создавших с местным населением единой общности, и вынужденных покинуть её при ослаблении советской власти. Советская власть, вместо того, чтобы заниматься развитием республики, начала играть в политические игры с региональными элитами (кланами), отдавая им в пользование различные структуры власти и отрасли хозяйства. В результате средневековое по сути таджикское общество распалось на противоборствующие сообщества раннефеодального типа, вступившие между собой в борьбу за власть. В этой борьбе противоборствующие группировки камуфлировали религиозными, демократическими или коммунистическими лозунгами свою архаическую сущность. Победа досталась более многочисленному, богатому и имевшему опыт власти объединению кланов – ленинабадскому и кулябскому. Проигравшие были окончательно вытеснены с политической и экономической арены, а частично – и из самой республики.
За 30 лет правления Рахмонова, ставшего Рахмоном, ситуация в Таджикистане изменилась. Правление ленинабадско-кулябско-гиссарской коалиции сначала превратилось в господство кулябского клана, а затем – в режим личной власти президента, опирающегося на узкий круг родственников и друзей. Эта новая политическая обстановка порождает новые проблемы, которые предстоит решать народу страны.