24 мая 1923 года
Москва живет шумной жизнью, в особенности по сравнению с Киевом. Преимущественный признак -- море пива выпивают в Москве. И я его пью помногу. Да вообще последнее время размотался. Из Берлина приехал граф Алексей Толстой. Держит себя распущенно и нагловато. Много пьет.
25 июля 1923 года
Москва оживлена чрезвычайно. Движения все больше. Банкнот (червонец) сегодня стал 975 милл., а золот(ой) рубль – 100. (Курс Госбанка). Здорово?
30 сентября 1923 года
Москва по-прежнему чудный какой-то ключ. Бешеная дороговизна и уже не на эти дензнаки, а на золото. Червонец сегодня – 4000 руб., д(ензнаки) – 4 миллиарда). По-прежнему и даже еще больше, чем раньше, нет возможности ничего купить из одежды.
18 октября 1923 года
Москва шумна. Возобновил маршруты трамвай 24 (Остоженка).
Ночь с 20 на 21 декабря 1924 года
Москва в грязи, все больше в огнях – и в ней странным образом уживаются два явления: налаживание жизни и полная ее гангрена. В центре Москвы, начиная с Лубянки, «Водоканал» сверлил почву для испытания метрополитена. Это жизнь. Но метрополитен не будет построен, потому что для него нет никаких денег. Это гангрена.
Разрабатывают план уличного движения. Это жизнь. Но уличного движения нет, потому что не хватает трамваев, смехотворно -- 8 автобусов на всю Москву. Квартиры, семьи, ученые, работа, комфорт и польза – все это в гангрене. Ничто не двигается с места. Все съела советская канцелярская, адова пасть. Каждый шаг, каждое движение советского гражданина – это пытка, отнимающая часы, дни, а иногда месяцы. Магазины открыты. Это жизнь. Но они прогорают и это гангрена.
Во всем так.
Литература ужасна.
В ночь на 28 декабря 1924 года
Москва потемнела, загорелись огни. Из окон у нее виден Страстной монастырь и огненные часы. Великий город – Москва. Моей нежной и единственной любви, Кремля, я сегодня не видал.
4 января 1925 года
Все идет верхним концом и мордой в грязь. Вся Москва растеклась в оттепельской грязи, а я целый день потратил на разъезды, приглашая гостей. Хотим у Нади потанцевать.