Мы учились в школе до 10 класса и закончили учебу уже в московской средней школе №1162 в июне 1961 года. К тому времени ввели в строй МКД. Границей Москвы стала окружная дорога и деревня Аннино стала Москвой, до окружной 800 метров. «Габаритный москвич» - так нас можно было теперь называть.
Одним из последних серьёзных школьных прогулов в десятом классе была встреча Юрия Гагарина на Красной Площади в апреле 1961 года. Мы ухитрились влиться в колонны демонстрантов и кричали вместе со всеми участниками всевозможные лозунги, например, "Да здравствует Московское мороженое", "Московские шашлыки лучшие в мире Ура!".
Экзамены в школе прошли тоже на ура. На экзамене по немецкому языку завязалась беседа с учительницей Анной Наумовной. "Будете ли вы, как и прежде, тщательно изучать немецкий язык" спросила она. Я ответил - "Не особенно" (Nicht besonders). "Вы слышите, что он говорит?", обратилась Анна Наумовна к приёмной комиссии - Не особенно" - это была хорошая шутка.
Правда в последствии, знание немецкого языка мне пригодилось при чтении научной литературы. Однажды, работая в Ленинке, мне попался журнал со статьёй, которая меня заинтересовала. Слова вроде английские, артикли немецкие, как оказалось это была статья на голландском языке. Так что знания языков, в том числе и немецкого языка, мне вполне пригодились.
Потом был последний звонок, вручение аттестатов зрелости, выпускной бал и мы стали свободными и взрослыми гражданами нашей страны. И все стали задумываться о своей дальнейшей судьбе, куда поступать, кем стать?
Следует сказать, что именно моя бабушка Елена нацелила меня на получение высшего образования. Однажды, еще в военном городке, когда я учился в 4-м классе, она разбирала на антресоли старые вещи и мы обнаружили красивый немецкий кожаный портфель, который дед Григорий привез с фронта еще во время войны. Мне он понравился и стал просить отдать его мне. Он станет твоим, сказала бабушка, когда ты станешь студентом! Я, конечно, забыл про него на время, но в подкорке, наверное, остался след от того разговора. И когда я стал-таки студентом дед Григорий вручил мне портфель с пожеланиями успешной учебы. Бабушки тогда уже не было, но я до сих пор благодарен ей за такое напутствие.
Я решил стать ракетостроителем, это тогда была очень модная профессия и стал готовиться к поступлению в Бауманский институт. Написал неплохо сочинение, сдал экзамен по немецкому языку на пять, а вот на экзамене по физике, моим любимым предметом, получил двойку. На этом и закончилась моя карьера ракетостроителя. Как оказалось, без занятий с репетиторами, сдать в московский ВУЗ вступительные экзамены практически невозможно. Нужно было где-то работать и я подался в токаря на завод, расположенный через дорогу от моего дома, в механический цех.
Проработал я там 3 недели. Изготовил около 1000 гаек М30, штук 500 больших шайб, для которых отрезной резец я сумел правильно заточить только, сломав два или три новых резца, полученных в инструментальной. Однажды, работая с чугунной заготовкой проходным резцом, я чуть не попал в петлю раскалённой докрасна непрерывной стружки, выходящие из-под резца высоко вверх. Она накинулась на меня через голову и прожгла на поясе мою любимую телогрейку. Я успел вовремя остановить станок и облегченно вздохнул, сняв с себя эту петлю радужной чугунной стружки. Мне стали сниться сны с вращающимся шпинделем, злобный стружкой и тысячами гаек и шайб.
Однажды после такого вот рабочего дня я сидел в нашем домике на кухне и ужинал. Тут ко мне зашёл мой школьный приятель Слава Москвитин и спросил: Ты чего такой грустный? А как же мне не грустить? - ответила я, ведь мне по ночам снятся шпиндели и гайки. Славка ответил: Ну - это горе поправимо! Приходи-ка ты лучше к нам, в геолого-геодезический отдел (ГГО) в институт "Гипросвязь", где я работаю под руководством своего дядьки, начальника партии в отделе, Нигеля.
Гипросвязь
На следующий день я написал заявление об увольнении с завода и через 2 дня уже пришёл в ГГО в институте Гипросвязь. Впечатлений в этот день было очень много и все радостные и приятные. Геолого-геодезический отдел института располагался в здании действующей автоматической телефонной станции около метро Аэропорт ввиду ремонта основного здания "Гипросвязи", расположенного на улице Кирова,40 (ныне Мясницкой). Нужно было пройти сквозь "Инвалидный рынок", тогда ещё существующий, свернуть налево и войти в здание АТС. На втором этаже здания располагался огромный зал, свободный от аппаратуры, который и занимали несколько отделов. Помещение было разгорожено канцелярскими и книжными шкафами, каждый закуток представлял собой какой-либо отдел проектного института. Я быстро нашёл нужный закуток и здесь сразу познакомился со многими работниками, геологами и геодезистами, которые недавно, в связи с окончанием сезона (октябрь месяц) вернулись из дальних и близких командировок. Славки в этот день в отделе не было, он находился в подмосковной командировке. Однако меня приняли очень радушно, Нитель представил начальнику отдела и меня зачислили рабочим 5 разряда с окладом 47 рублей.
Непрерывное чаепитие около разных столов, эмоциональные рассказы о своих приключениях в разных концах России и всего Советского Союза. Всюду требовалось обеспечение телефонной и телеграфной связи, а Институт занимался ее проектированием. Впереди всех шли геодезисты и геологи. Преобладала молодёжь, выпускники Московского института инженеров землеустройства МИИЗ, МИИГАиК'а и картографического техникума. Группа сотрудников приехала из Магаданской области и показывали фотографии об их участии в Первомайской демонстрации в снежном Магадане. Во время обеденного перерыва включили магнитофон с новыми записями Высоцкого и других бардов, о которых я и не слыхивал в своей глуши, в деревне Аннино. В общем я был потрясен впечатлениями об этих людях геологах и геодезистах, их взаимоотношениями, и очень дружелюбных. Дух дружелюбия пронизывал всех людей этого коллектива геологического отдела, ведь в дальних странствиях, иногда в самых спартанских условиях, без взаимопомощи и понимания человек существовать не может.
Вскоре меня послали в командировку в Пермский край, город Глазов, где мы проектировали телефонную связь города с областью и разными объектами градообразующего предприятия Глазова. Бригада состояла из техника - геодезиста, геолога и меня, рабочего на все руки. Мы поселились в гостинице в городе и на следующий день выехали на объект, где проектировался "обслуживаемый усилительный пункт" ОУП. Требовалось провести топографическую съёмку местности, взять образцы грунта, привязать участок к геодезической сети. Из небольшого бревна мы с техником изготовили реперный столбик с надписью «гипросвязь и т.д.», мне дали в руку лопату и сказали - рой яму для столбика. Я начал рыть, грунт 4 категории - строительный мусор. Через несколько минут я понял, что мне, в качестве рабочего, теперь предстоит всю жизнь рыть ямы, отчего я впал в уныние. Ещё через минуту техник - геодезист забрал у меня лопату со словами: «Серёга, ты теперь отдохни, а я покопаю». я опять пришёл доброе расположение чувств и теперь уже надолго.
Командировочных мне платили 1 руб. 45 коп. в день, что составляло 3% от оклада. При этом мне хватало на еду, а квартирные оплачивали по квитанции из гостиницы. Если не было квитанций платили 90 коп. в день, если ты отметил командировку в городе и 70 коп. в сельской местности. За всё время работы в ГГО большую часть составляли командировки в Московской области, там требовалось наибольшее количество линии связи с разными объектами. Заработок составлял 70 - 90 руб. в месяц, остальные деньги, это были командировочные и премиальные, которые оставались у меня в кармане. Таким образом я мог вести довольно свободный образ жизни. Посещать кафе, например, кафе «Молодёжное» на улице Горького, где играли неплохие джазисты того времени. Было ещё одно любимое кафе "Арарат", на Покровке, где подавали недорогие чебуреки, зелень, армянское вино. Стены были расписаны видами на гору Арарат, всё это было подсвечено и по периметру располагались роскошные диваны с большим количеством подушек и валиков. Было очень приятно посещать это кафе. Потом, будучи уже студентам, мне приходилось вести более скромный образ жизни и на посещение этих кафе денег уже не хватало.
Вскоре нас перевели в центр, на улицу Кирова, ныне Мясницкая, где мне гораздо больше нравилось. Дорога на работу составляла один час, на электричке до Курского вокзала и далее Лялин переулок и вскоре достигаешь улица Кирова. Лялин переулок проходит через площадь Лялина. Она считается самой маленькой площадью в Москве. Такое имя она получила в честь ротмистра Пимена Васильевича Лялина, у которого здесь был дом с участком. Вообще П.В. Лялин был одним из фаворитов Елизаветы Петровны. В дальнейшем он был произведен в камергеры.
Рядом бульвар Чистые пруды, Министерство торговли РСФСР, Министерство в самолётостроения, где было много интересных буфетов и киосков. Недалеко кофейный магазин, далее хороший книжный магазин, и вскоре площадь Дзержинского с Детским миром. В другую сторону площадь Красных ворот со зданием МПС. И вообще центр Москвы располагает к интересным, длительным и познавательным прогулкам.
Зимой 1962 года меня перевели в отдел линейных сооружений ОЛС на должность исполняющего обязанности техника с окладом 60 руб. У меня появились новые друзья Володя Абрамов, Женя Долгинов и Александр. На снимке Володя, я и Саша, Ленинградский вокзал, едем на лыжные соревнования. Много занимались спортом. Это и волейбол в спортивном зале рядом расположенной школы, стрельба и русский хоккей. Эту секцию возглавил Женька Долгинов и мы ездили на тренировки в Сокольники на стадион "Ширяево поле". По стрельбе я, конечно, стал чемпионом Гипросвязи, как и во всех других местах своей дальнейший работы.
Новый 1963 год встречали в каком-то кафе на Чистых прудах. Мы с Москвитиным под гитару исполнили гимн геодезистов, «жалестную» песенку: «Не ищите нас по тёплым странам, в тёплых странах не щетина нас, мы живём за тем меридианом, где Макар телят своих не пас». Все очень растрогались, нас напоили коньяком, и я назначил два свидания около памятника А.С.Грибоедова, но явился уже довольно поздно. Еле успел на электричку домой.
Была ещё одна командировка на Урал, в город Красноуфимск, далее через города Нязепетровск, Верхний Уфалей до Челябинска, откуда я уже улетел в Москву. Самая интересная командировка была по Горьковской железной дороге через Горький, Казань вплоть до Оренбурга и Актюбинска. Мне приходилось выходить чуть ли не в каждом городе и копировать план местности на схеме подходов линии связи. Сначала в городе Горьком нас представили начальнику железной дороги НОД и начальнику связи НОДШ. В городе Бузулук Башкирской АССР меня арестовали часа на два, ввиду отсутствия допуска к секретной работе, пока не связались с начальником связи Горьковской ж/д, который велел меня освободить. С этими первичными материалами я приехал в Москву и дальше предстояла камеральная обработка всех материалов, которые я насобирал во время командировки.
Мой "командировочные туризм" увенчался самой интересной поездкой на машине ГАЗ-69 через Минск, Киев и далее по городам, ныне закрытыми в связи с Чернобыльской катастрофой. Эта поездка состоялась с 16 апреля по 30 мая 1963 года. Бригада состояла из техника, Володи Абрамова, шофёра Валентина Талалаева и меня. Ребята подхватили меня на около дома на 19-ом километре Симферопольского шоссе, далее мы свернули на Минское, и в первый день добрались до города Борисова. В Подмосковье ещё лежал снег, а в Белоруссии мы ночевали уже в лесу на подстилке из лесного мха и любовались свежими подснежниками. Поставили палатку и спали в меховых спальных мешках.
На подъезде к Минску сломался коленчатый вал автомобиля и мы 3 дня ждали, пока в мастерской отдела связи Минска наш водитель с механиками чинил наш ГАЗ-69. Три дня в Минске мы потратили на прогулки по городу, посещение музеев и вообще неплохо отдохнули перед дальнейшей дорогой.
Вдоль вновь проектируемого участка автодороги Брянск-Унеча-Новозыбков-Гомель должна была пройти кабельная линии связи, исходные данные для которой мы и получали. Пока эту автомагистраль ещё не построили нам приходилось ехать по этому маршруту по городам и весям, по проселочным дорогам, а иногда ходить просто по болоту. При подходе к г.Злынка маршрут проходил лесом, а далее 2 км по непроходимому, практически, болоту. Мы отослали шофера в Злынку, а сами двинулись лесом. Дошли до лесного телятника, там ещё была и пасека. Нас встретили с лаем две огромные собаки, однако подошёл пасечник, успокоил их, и пригласил к себе на ферму. Накормил молодой картошкой, мёдом с луком, как оказалось довольно вкусная еда, и уложил спать на жаркой печи. Я благоразумно взял свой спальный мешок и устроился во дворе на телеге, наполненной сеном. Утром мне показалось, что кто-то на мне стоит, это было одна из собак хозяина, которая ткнулась носом ко мне в нос и принюхивалась. Я изнутри, за шнур стянул спальный мешок у себя на носу, а потом тихонечко повернулся, собака спрыгнула с телеги, и мы с ней больше этой ночью не встречались.
Утром пасечник напоил нас цветочным чаем и показал дорогу на Злынку. (В 1986 году в результате аварии на ЧАЭС в городе значительно ухудшилась радиационная обстановка. Ставился вопрос о полном отселении города.) Когда мы вышли из леса на край болота, обнаружили что через 2 км видна насыпь железной дороги. Мы вырубили трёхметровую слегу, вместо второй слеги применили топографическую рейку и стали прыгать с кочки на кочку. При этом болото чавкало, вздыхало, по нему шли широкие волны, которые мы возбуждали своими прыжками. Мы попытались померить глубину болота между кочками, однако длины трёхметровый слеги не хватило. Наконец, к вечеру, мы добрались до насыпи железной дороги, поднялись наверх, сели на рельсы и облегченно вздохнули. До сих пор вспоминаю эту прогулку как большую авантюру.
Небо, где-то на востоке над болотом, вдруг стало красным, потом это краснота вылилась в огромную в полнеба красную Луну, которая, поднимаясь, уменьшалась в размерах, и наконец, минут через 10 превратилась в необычно большое красная светило. Мы отправились вдоль железной дороги в сторону города Злынка, который находился где-то в километре от нас. Дорога проходила через кладбище, и вдруг, откуда-то, можете из могилы, вылез пьяный мужик и стал просить Володю сыграть на гармони. У Володи за спиной был большой, размером с гармонь прибор для измерения электрического сопротивления грунта, которым мы пользовались на всём нашем маршруте. Мы объяснили мужику что это не гармонь, но он долго плёлся за нами с нытьём: "Поиграй на гармони, поиграй на гармони!". Наконец мы вошли в город, нашли гостиницу, в которой Валентин уже снял для нас номер на трех человек.
Далее следовал древний уже белорусский город Гомель. Летописные упоминания города с 1142 г. (Сейчас в 20 км к юго-западу от города начинается зона отселения и отчуждения.) Мне город очень понравился, старинная архитектура, прекрасный городской парк с вечерним оркестром. Посетили также кладбище со старинными надгробиями. В городе встретили ещё двух наших сотрудников - Катю Красовскую и Галю Воронину, и уже вместе с ними поехали сначала в Минск, а потом в Киев. В Киеве мы оказались в самом начале мая и встречали на улицах города Фиделя Кастро, который тогда посетил Украину. Мы проживали в Киеве в простой гостинице, а девочки, по блату, были устроены в гостинице ЦК. Мы их навестили, чтобы забрать в воскресную поездку в пригород Киева, вниз по Днепру. В холле стоял Белый рояль, а мы, в резиновых сапогах проследовали до их номера. В пригороде Киева мы остановились на правом берегу Днепра во время широкого разлива реки, вода была видна вплоть до горизонта.
МИФИ
В конце мая вернулись в Москву, и я начал серьезно готовиться к поступлению в институт. Сначала были планы поступления в институт связи МИИС, я даже посещал подготовительные курсы, на базе нашего предприятия. Но вдруг в газете прочитал, что Московский инженерно-физический институт МИФИ переехал на Каширское шоссе и оказался вблизи станции Москворечье, а это три остановки от нашей станции Красный строитель. И я решил поступать туда, тем более, что мне этот институт рекомендовал мой дядя Борис Чекин, закончивший его в своё время. И физика мой любимый предмет, с нерешенными для меня некоторыми вопросами.
Отец, правда, советовал мне стать офицерам, обосновывая это совет тем, что «живём на всём готовом», хороший оклад содержания, и пенсия неплохая уже в 40 лет, и я совершил две попытки поступления в военное училище. Ещё 1961 году, сразу после окончания школы, я по направлению военкомата поехал поступать в Ярославское военное училище радиоинженеров. Город Ярославль мне очень понравился, однако в училище было как-то сиро и убого, из стен в столовой торчали краны с надписью «кипяток», «заварка». Я решил туда не поступать, намеренно завалил экзамен по математике и благополучно смылся. Вторую попытку мы совершили вместе с Москвитиным в 1962 году, заодно получив как бы внеочередной отпуск. Мы поехали поступать в Серпуховское военное авиационное училище. Нас поселили в палатках по 10 человек, между палатками и корпусами училища проходила аккуратно перекопанная полоса шириной метра два, на которую наступать не разрешалось. Вся эта военная "мутата" и дисциплина нам довольно быстро надоели и мы, сдав экзамены по математике на двойку, стали ждать, когда нас отчислят. Однако не тут-то было, нам объяснили, что 2 по математике это не предел для офицера Советской Армии и мы стали размышлять, как нам выбраться оттуда. Дело решили попросту - утром после побудки, выйдя из палатки мы закурили, что запрещалось на не отведённых для курения местах, стали на перепаханную полосу и стали ждать, когда придет старшина. Когда он появился и стал выговаривать нам за нарушение дисциплины, мы его послали, после чего нас благополучно отчислили из училища. По возвращении в Москву нам в военкомате пообещали послать служить на Шпицберген, но мы надеялись на лучшую судьбу, поступив в институт. Тем более, что второй мой дядька, полковник Чекин Владимир Сергеевич, категорически не советовал мне идти в офицеры. Он приводил мне в пример жизнь своего брата Бориса Сергеевича, который распоряжается своим временем как хочет, работая в академии наук.
Итак, я подал заявление в МИФИ и мне удалось получить два или три урока от наших двух сотрудниц, Вики и Карины, близнецов, учащихся механико-математического факультета МГУ. Они рассказали мне, как нужно строить графики, исследовать функции, немного о логарифмах и некоторых задачах по тригонометрии. Как оказалось, этого было достаточно, чтобы сдать первый экзамен по письменной математике. Сочинение и немецкий язык я сдал на четвёрку. Так как у меня был стаж 2 года, то я шёл по отдельному конкурсу для производственников. Однако уже стали приходить повестки явиться в военкомат для прохождения медицинской комиссии и, наконец, пришла повестка явиться в военкомат с вещами для зачисления в ряды Советской Армии. К этому времени я уже сдал все экзамены и ждал списков, зачисленных в институт. Когда я пришёл в МИФИ на доске в списке увидел свою фамилию, группа Э1-06. Получив справку из института о том, что я являюсь студентом МИФИ, я поехал в военкомат и предъявил её. Так как в институте была военная кафедра, то меня освободили от призыва в армию, и я стал полноценным студентом.
Распределение по группам студентов в МИФИ для меня остаётся до сих пор загадкой. Почему я не попал в 1-ю, 2-ю группу ядерщиков-реакторщиков или в какую иную, а в группу "Химическая физика", где готовят специалистов по взрывному делу. Специальность называлась "Химия быстропротекающих процессов". Однако, "если задуматься", как говорил «пан Владек, муж пани Терезы», всё объясняется легко. Дело в том, что мой прадед закончил Московский университет на физико-математическом факультете, дед сапёр-строитель, инженер, отец сапёр, взрывник. Провидению было ясно куда меня распределить, в какую группу. Так сказать, по стопам предков…
Моя студенческая жизнь началась с 10 августа выездом подшефный совхоз. 20 дней на сборе турнепса и сахарной свеклы. Жили мы в какой-то деревне в здании бывшего магазина, готовили себе сами, нам привозили продукты и довольно неплохие, с мясом, картофелем и крупами. В конце концов меня выбрали поваром, так как я имел приличный опыт кулинара еще с полевой работы в Гипросвязи. Я готовил на всю нашу бригаду из 20 человек в большом котле. Тушёная картошка с мясом или с уткой или с курицей, плов. Как-то ребята в соседнем пруду наловили рыбы, и мы сварили отличную уху. Несколько человек из нашей 6-ой группы оказались в составе этой бригады, так что я заранее познакомился с моими будущими сокурсниками. Первым был Серёжа Губин, он сам был родом из Сочи, и мы с ним стали напарниками в игре в домино. Теперь он стал профессором, заведующим нашей бывшей кафедрой «Химической физики» в МИФИ.
Началась Студенческая жизнь. Всё было очень необычно и интересно. Вновь построенное и хорошо отделанное c большими керамической мозаики панно здание института нам очень понравилось, аудитории - несколько больших с наклонными партерами лекционных залов и масса компактных аудиторий для проведения семинаров. Прекрасная библиотека, раздевалка, огромный актовый зал и 2 буфета. Отдельно стоящая столовая, действующий атомный реактор и небольшой сквер. И всё это радовало глаз и вдохновляло к учебе. Профессорско-преподавательский состав тоже «не оставлял желать лучшего».
Лекции по математическому анализу и интегральному исчислению читал профессор Васильков Дмитрий Алексеевич, блестящий оратор и очень лояльный к студентам педагог. Физику читал блестящий педагог Гольдфарб, известный как автор популярного сборника задач по физике для поступления в вузы. Теоретическую механику нам давал профессора Безухов, удостоивший меня единственной пересдачи экзамена именно по этому предмету, в связи с тем, что я готовился по учебнику, разработанному конкурирующей с МИФИ кафедрой из Московского физико-технического института. Принцип д'Аламбера, с его точки зрения, в моём изложении, "попахивал махизмом". На семинарах по математике, общей и теоретической физике нам предъявлялись очень строгие требования. На контрольных по математике за одну ошибку в одном из 20 примеров ставилась двойка, мотивированная тем, что: «Вы или умеете брать производную или не умеете». Знания по основным предметам давались нам очень фундаментально, и я не помню ни одного курса, прочитанном нам в институте, который не пригодился бы мне в дальнейшей моей научной деятельности. Знания, полученные в МИФИ очень ценились в московских вузах, и ,например, когда я пришёл наниматься преподавателем на кафедру спецкурсов математики в Московском энергетическом институте и меня спросили: Какой институт вы заканчивали?, узнав, что МИФИ, меня приняли без лишних разговоров.
Чтобы попасть к началу занятий в 8:45, мне требовалось выйти из дома в 8, сесть на электричку 8:12 из Красного строителя, пересесть на автобус на Каширском шоссе, и доехать до Института. Привыкание к новому режиму учёбы мне далось непросто - по математике задавали до сотни примеров в день из задачника Бермана. В середине первого семестра состоялся коллоквиум по высшей математике, пройти который удалось не всем из нашей группы. Такая учёба давалась мне с трудом, "кровь из носу", как в буквальном, так и в переносном смысле.
Состав студентов в нашей группе был следующий: медалисты, производственники и отслужившие в армии. Медалисты, недавние выпускники средней школы, составляли большинство. В основном это были москвичи, а также несколько ребят из провинции. Мои новые друзья, москвичи, Витя Теселкин, Миша Кошелев, Юра Петров были золотыми и серебряными медалистами, а также Толик Михайлов и ещё несколько человек составляли нашу студенческую компанию.
Интересно, что некоторые понятия, особенно в математике, усваиваются не сразу. Например, понятие "бесконечно малой величины" я осознал только тогда, когда стал сам преподавать "мат анализ" студентам Московского энергетического института. Кстати, большинство выпускников естественнонаучных ВУЗов понятия не имеют что такое математический анализ. Когда я их спрашиваю, что анализирует математика в так называемых учебниках, они с недоумением говорят: "Ну там производные...". Вот это самое понятие «анализ бесконечно малых величин» и пытался нам втолковать, практически без успешно, профессор Васильков. Это понятие скорее Интуиция, чем Знание.
Также, в МИФИ, я начал посещать факультативные занятия по высшей алгебре, теории групп, однако вскоре бросил это поскольку мало понимал из того, что нам излагал лектор. И понял это, то есть принципы высшей алгебры, когда уже сам начал преподавать этот предмет уже в Переславле, в двухтысячных годах, в группе информационной безопасности. Там я преподавал криптографию, а она тесно связана с высшей алгеброй.
Интенсивность и фундаментальность преподавания в институте, коллоквиум по математическому анализу в середине первого семестра, принесли первые потери в нашей группе. По окончанию 1-го семестра были отчислены за неуспеваемость несколько человек, зато пришли студенты-академики, которые восполнили численность нашей группы. Пропуски некоторых занятий отозвались трудностью сдачи зачётной сессии, которая потом мне снилась, как кошмар несколько лет подряд, и даже после окончания института. В январе прошла экзаменационная сессия. Она запомнилась мне почти как праздник, требовалось приложить уже не так много усилий, как на зачетной сессии, для сдачи экзаменов. Окончание 1-й экзаменационной сессии, 1-го семестра отмечали всей группой в ресторане «Прага». Вот тогда мы почувствовали себя уже настоящими студентами, прошедшими первые медные трубы.
В профкоме института мне выдали бесплатную путёвку в дом отдыха "Ершово". Там я почувствовал свою причастность к элитной части российской науки. Со мной в комнате жили два студента старших курсов института. Один привёз с собой целую стопку свежих книжек современной поэзии, Евтушенко, Ахмадулина. Вознесенский, Рождественский и др. Другой учил меня этюдам на шахматной доске. Вечерами мы или составляли партию в преферанс, "какой мифист не играет в преферанс", или посещали спевки нашего институтского академического хора, где я услышал много песен, запомнившихся мне навсегда. Лыжные прогулки, катание на коньках - всё это вознаградило за труды на первом семестре. В своей жизни я ни разу не бывал в домах отдыха, и первое, что меня удивило и обрадовало, это-то, что в столовой можно заказывать блюда на завтра по своему вкусу. Кроме того, в столовой был буфет, где перед едой можно было принять, скажем, 50г коньяка.
Время шло, я быстро освоился в институте и зачётные сессии уже не казались мне такими страшными. Тандем ЧП, Чекин и Петров, успешно справлялся с перипетиями зачётной сессии. На третьем курсе я женился, а в 1967 году у меня уже родился сын, Константин.
Во время каникул 1965 года я решил подработать и устроился на месяц, по старой памяти, в Гипросвязь рабочим с выездом в командировку в село Усолье, расположенное на Волге, вблизи Самары. Село расположено на берегу Куйбышевского водохранилища, Самара тогда называлась Куйбышевым. Мы сняли дом на берегу реки. У хозяйки была коза и пятеро козлят, которых всех звали Васьки. Желающие пили козье молоко, которое имело горьковатый привкус. Это было связано с тем, что после сооружения водохранилища, климат в этом районе стал засушливым, и на лугах преобладали полынь, а не разнотравье. В куйбышевском пароходстве мы наняли небольшой катер, на котором расположили эхолот. Этот прибор использовали для снятия рельефа дна на траверсе Усолье - Самара, при организации телефонной связи правобережья Волги с "Волжским автомобильным заводом", расположенным на другой стороне реки. За три недели работы в Усолье мы также наслаждались ежедневным купанием в реке, ели стерляжью уху, сваренную в большом котле на берегу реки. С гитарой и песнями.
Я до сих пор с благодарностью вспоминаю свою «альма-матер». Прекрасные лабораторные комплексы по общей физике, ядерной физике, химии взрывчатых веществ. Во время одной из лабораторных работ по ядерной физике мы изучали свойства короткоживущих изотопов алюминия. Пластинки металла, облучённые в радиевом источнике, располагались на счётчике Гейгера и по степени изменения интенсивности излучения определялись виды короткоживущих изотопов алюминия. У одного из студентов что-то не ладилось, во время этих измерений счётчик, то сильно ускорился, то замедлялся, никакой плавной картины не наблюдалось. Подошёл преподаватель, убедившись в неравномерности работы счётчика, он обратил внимание на «командирские» часы студента. Циферблат этих часов в темноте ярко светился зелёным цветом. Когда эти часы поднесли к счётчику, его показания зашкалили по интенсивности излучения. В результате нашему сокурснику пришлось срочно поменять циферблат на своих часах, чтобы не получать из-за него большие дозы радиоактивного излучения.
Вот и другой одиозный случай, произошедший в лаборатории по изучению химии взрывчатых веществ. Мы синтезировали гексоген. Это взрывчатое вещество имеет скорость детонации в два раза больше чем у тротила. Требовалось с аккуратностью вносить каплями раствор азотной кислоты на сухой спирт (гексаметилентетрамин). Скорость следования капель устанавливалась не более, чем одну каплю в секунду. Студент Женя Лесик не смог терпеть такого издевательства над своей натурой и увеличил скорость подачи кислоты в два раза. В скором времени в его реакционном сосуде пошла бурная реакция. Наш преподаватель, увидев это, дал команду "ложись". И через несколько секунд прозвучал довольно сильный взрыв, который разнёс в клочья лабораторную установку, находящуюся под бронированной тягой. Другой раз я был свидетелем, как наш Женя прошёл, задумавшись, сквозь стеклянную дверь, установленную в одном из коридоров института. Он немного поранился, был весь в осколках стекла, но при вопросе: "Женя Что с Вами?" Он ответил: "А что собственно?"
Вообще-то то Женя на гражданке был каким-то чемпионом по боксу в легчайшем весе. Однако ему это не мешало «гармонически развиваться». Например, услышав Лунную сонату Бетховена в исполнении одного из наших однокашников, он поспорил с ним, что через две недели сыграет ее не хуже его. При этом он совершенно не умел играть на пианино на данный момент. Мы все были свидетелями как в одной из аудиторий, в которой стояло фортепиано, после окончания занятий, Женя, приобретя самоучитель для игры на фортепиано и раздобыв ноты Лунной сонаты, две недели упорно разучивал эту вещь. Он разучивал её в оригинальный тональности – «до-диез минор», с четырьмя диезами, которая не совсем легка для начинающего исполнителя.
Наш общий приятель Виталик Ганявин советовал ему играть пьесу без диезов, так как будто их и нет. Кстати я сам пробовал, получается гармоническое исполнение, однако с другим пиететом. Женя отказался от этой идеи, сказав: «Я буду играть только, следую оригиналу». И выиграл спор, исполнив сонату в присутствии нескольких свидетелей. Два ящика пива последовали к нам на стол после его яркой победы.
Кстати, Виталик Ганявин в нашей группе играл роль исполнителя бардовских и других песен. Он был неплохо музыкально образован, играл на фортепиано, гитаре и других инструментах. Песни Александра Галича в его исполнении были для меня открытием. Особенно «Напарник», ведь эта песня про нас, про физиков:
Это гады-физики на пари
Раскрутили шарик наоборот.
В компаниях он был душой общества.
Музыка, гитара в моей жизни занимают особое место. Семья у нас былf довольно музыкальная, мама неплохо пела, играла на гитаре, отец играл на гитаре, на балалайке и на аккордеоне. Брат Григорий хорошо управлялся с клавишными инструментами и даже некоторое время играл в какой-то Beat группе. Иногда по вечерам мы собирались вместе и устраивали музыкальные вечера, на которые приходили многие друзья и знакомые. Папа артистический играл на балалайке, любил украинские и в том числе хулиганские песни. я освоил гитару и научился сначала пяти или шести аккордом в цыганском стиле довольно рано. С мамой мы пели романсы и она научила меня вторить, то есть развила так называемый «гармонический слух», когда человек слышит не только мелодию но ещё несколько партий скажем, тенор, баритон и бас одновременно. В юношеские и студенческие времена я довольно часто брал гитару с собой, и мы в компаниях распевали бардовские песни, романсы и народные песни.
Год 1967 был Юбилейный. Осенью в стране собирались торжественное отметить победу Октябрьской революции. На выставке достижений народного хозяйства, в павильоне Космос, мы с Юрой Петровым устроились экскурсоводами. Экспозиция павильона пополнялась почти ежедневно, мы изучали материалы из огромных кондуитов, по которым должны были проводить экскурсии для посетителей павильона. Для проверки готовности павильона к работе сюда приехала большая группа из Академии Наук СССР во главе с ее президентом М.В.Келдышем. Наша лучшая экскурсовод Сонечка Кедрова провела делегацию по стендам павильона и рассказала президенту АН СССР о том, что Земля, по новым данным науки, имеет форму груши. Келдыш спросил Сонечку: "Действительно форму груши", Соня ответила, что именно так и есть. Ответ Сонечки вполне удовлетворил Президента.
В один из погожих дней августа мы поздравляли нашего старосту группы Володю Кондрахина с днем рождения. Пристроились здесь же на ВДНХ в кафе «Сигулда». В этом году на выставке был организован фестиваль ресторанов и кафе союзных республик. Были представлены практически все республики, причём для посетителей цены были существенно льготными. Устроились на террасе, сервировка была безукоризненна. Через 5 минут на столе был полный «раскардаш». Бутылки оказались в середине стола, тарелки сдвинуты. Подошла официантка и навела порядок. Дважды мы устраивали беспорядок на столе, после третьего раза ее вмешательства не понадобилось. Официантка была довольна. Нас обслужили по высшему разряду, на десерт подали чёрный кофе с бальзамом, по 20 г на человека.
Моя работа на выставке продолжалось недолго. Моя сестра Наталья предложила мне примкнуть к ней для работы в качестве проводника вагона на Ярославской железной дороге. Предполагалось поездка через всю Россию вплоть до Хабаровска и Владивостока. Я с радостью откликнулся на это предложение, так как люблю путешествовать, и стал оформляться проводником на Ярославском вокзале. Когда моё оформление было закончено оказалось, что Наталью отец не отпускает в такие поездки и мне пришлось ехать одному в качестве напарника у штатного проводника.
Тяга к путешествиям у меня зародилась, по-видимому, ещё в детстве. Отец, завзятый автомобилист, приобрёл свою первую машину Москвич-401, переделанный нашей промышленностью «OPEL- kapitän», ещё в 1951 году и вплоть до 1958 года сменил три автомобиля. Первые два - Москвичи 401 и потом Москвич 402. Москвич тогда стоил 8800 руб., Победа – 16000, а ЗИМ – 40000 руб. Отец смог приобрести его только с помощью полковника Рассохина, равно как и последующие машины. По распределению из Генерального Штаба РККА.
Первым из моих воспоминаний выплывает наше путешествие из Москвы через юг России, Ставропольский край, Черноморское побережье Абхазии, Аджария и, наконец, Батуми. В Батуми в районе БНЗ проживала моя тётка Екатерина со своим мужем Михаилом, который был секретарем парткома Батумского нефтеперерабатывающего завода. Вспоминаю первую нашу путевую гостиницу в городе Кромы Курской области, потом пыльные дороги в Ставрополе, где при малейшем дожде пыль превращалась в такую грязь, что ехать дальше было невозможным. В Ставропольской степи запомнились суслики, которые выглядывали из своей норки, чтобы свистнуть и опять спрятаться в неё. Если впереди ехала другая машина, то следовать за ней из-за пыли было невозможно, и приходилось пропускать её на 15-20 минут вперёд, пока пыль осядет. В Гаграх мы ночевали в знаменитой гостинице с часами, в номере Люкс.
Типичный гостиничный запах пыльных гардин и натёртого паркета запомнился мне навсегда. В придорожных кафе ели грузинское мороженое шариками из блестящих вазочек, которое почти сплошь состояло изо льда с добавкой сахара и "вкусом молока". Море, купания, прогулке с ребятами вдоль чистый и быстрой речки Барцхана.
Потом, уже в 1956 году, поездка в Крым в город Евпаторию, где жила ещё одна моя тётка Евгения с мужем Анатолием и моим двоюродным братом Георгием (Жоркой). Они жили в двухкомнатной квартире в большом бывшем ханском доме, прохладным, построенном из ракушечника. Стены были расписаны. еще лет 50 назад, арабской вязью с растительно-геометрическим орнаментом. Здесь я уже серьёзно научился плавать, нырять с открытыми глазами и видеть крабов, рыбок и даже однажды «морского конька», в существование которых я до этого и не верил. Евпаторийская жара, «курзал» со своим запахом пихты и кипариса, вожделенная, холодная газированная вода с сиропом из разноцветных цилиндров у продавщицы на улице. Полтора месяца счастья, с поездками на трамвае на пригородные дикие пляжи, посещением Дворца Пионеров, в котором стояла прохлада и можно было почитать книжки или заниматься художественным выжиганием по дереву. И вообще путешествия за государственный счёт по всей России еще в Гипрсвязи, в качестве геолога, геодезиста или позднее научного сотрудника, вошли в мою привычку. И последующие мои путешествия, уже на научные конференции или в служебные командировки всегда меня радовали и воодушевляли.
Итак, путь от Москвы до Владивостока моим первым рейсом в качестве проводника занял около 7 дней. Длина пути 9300 км. На этом маршруте была 141 остановка, в том числе: Москва, Ярославль, Кострома, Киров. Пермь, Екатеринбург, Тюмень, Новосибирск, Красноярск, Иланская, Зима, Иркутск, Улан-Удэ, Чита, Биробиджан, Хабаровск, Уссурийск, Владивосток.
В Ярославле, Перми и Екатеринбурге я уже бывал, хотя впечатления от этих городов весьма значительное, особенно Ярославль. Когда подъезжаешь к Ярославлю со стороны Москвы, поезд идёт по высокой насыпи и справа от поезда видны масса куполов, крестов и колоколен. Хотя и краткий взор мой на великие сибирские реки: Обь, Енисей, Лена, Амур и Уссури – был поражен именно их величием.
Наконец Залив Петра великого, Тихий Океан, в котором я мыл ноги, но не искупался, т.к. воды его кишели крестовыми медузами и купанье было запрещено. В магазинах Владивостока я поинтересовался наличием крабов и икры, однако мне сказали, что всё это вы можете купить только в Москве. В порту мне порекомендовали съездить в магазин флотилии "Слава", благо катер туда отправлялся через 10 минут, но я не смог совершить эту поездку, так как мой обратный поезд на Москву отправлялся уже через 2 часа и я боялся, что не успею к его отправлению. В небольшой палатке, возле причалов, девочки-продавщицы отоварили меня нужными мне консервами, взамен на обещание привезти им следующим рейсом ажурные колготки. Вскоре мы отправились в обратный путь на Москву.
Домой я вернулся с подарками и на такси, обещав, что следующий раз смогу, возможно, привезти и побольше. Следующий рейсы я совершал по направлению Москва-Архангельск, Москва-Иланская, Москва-Северодвинск. Теперь я попал уже в бригаду студентов-железнодорожников и поездки стали веселее и доходнее. Мы провозили безбилетников, наваривали на продаже чая. Из Северодвинска мы с ребятами совершили ночную, поездку на катере по дельте Северной Двины до Архангельска. Стояли белые ночи. Когда мы оказались в городе было светло как днём, народ, особенно молодёжь, гуляли, правда магазины были закрыты. Однако в 4:00 утра уже шла электричка Архангельск-Северодвинск, на которой мы благополучно прибыли к отправлению нашего поезда. В этой поездке мы любовались красотами великой северной реки, играли в преферанс и вообще дурачились.
На пятом курсе, 1967-1968г.г., мы подробно изучали органическую химию, химию взрывчатых веществ, под руководством профессора Сергея Сергеевича Новикова. Опытный педагог, он проводил свои лекции и занятия в очень увлекательной форме. От него я многому научился, применяя его ораторские приемы в дальнейшей своей деятельности будучи лектором и преподавателем по математике, физике и другим предметам.
На старших курсах были также следующие специальные предметы :
· Горение и детонация газов (С.М. Когарко)
· Органическая химия ВВ (С.С. Новиков)
· Механика сплошных сред (А.В. Любимов)
· Химическая кинетика (А.Н. Вавилов)
· Детонация конденсированных ВВ (А.К. Парфенов)
· Методы регистрации быстропротекающих процессов (Г.Л. Шнирман)
Осень 1967 и зима 1968 года были посвящены преддипломной практике в Институте химической физии АН СССР. Для реального приобщения нас к науке о взрыве был курс УИР (учебная исследовательская работа). Мы выполняли спец практикум: посещали в ИХФ последовательно разные лаборатории в корпуса 1, 3, 6 и знакомились с проводимыми там работами и с сотрудниками, а они знакомились с нами, что служило потом основанием для выбора темы выполнения дипломной работы. В одной из лабораторных работ мне было поручено измерить скорость детонации гексогена. Образец этого взрывчатого вещества размером: диаметр 15 мм и длиной 10 см, подрывался детонатором с одного конца и по смещению светящейся области в детонационной волне с помощью фоторегистратора измерялась скорость волны детонации.
При распределении на диплом наша группа из 26 человек была разделена на 3 части. Москвичи оставались на диплом в ИХФ, иногородних же сотрудница отдела кадров министерства МСМ Л.А. Тишкина направляла по двум адресам: на Урал (Челябинск-70) и в среднюю полосу (Арзамас-16). В Арзамас направились: Егоров В.И., Кондрахин B.C., Михайлов А.Л., Пинчуков Н.З., Тюнькин Е.С.
С весны 1968 года началась подготовка к защите дипломных работ. Я выполнял дипломную работу в лаборатории Новикова Сергея Сергеевича, сына нашего преподавателя Новикова С.С., в отделе ГКС (горения конденсированных систем) П.Ф. Похила. Старший Новиков, собственно, и посоветовал идти на диплом к своему сыну. Моя дипломная работа была чисто теоретическая, я вообще хотел стать теоретиком и лежа на диване выполнять свою работу, и, как оказалось впоследствии, это были напрасные мечты. Прежде чем взять меня к себе в лабораторию Сергей Сергеевич дал мне задание из 10 задач по математике, в том числе доказать теоремы существования и единственности решений для некоторых дифференциальных уравнений. С 6-ю задачами из 10-ти я справился и был взят "в оборот" в этой лаборатории. С нами здесь работали - научные сотрудники Лёва Суханов, к.ф-м.н. Игорь Светличный, аспирант Аркадий и лаборант дядя Вася. В этой лаборатории я получил первый опыт по теории и практике горения реальных порохов.
В лаборатории и в соседних помещениях лежали обломки и образцы всевозможных порохов разных диаметров, например, пороха Н. Это так называемый "катюшный порох", который в свое время использовался для ракетных снарядов в установках «Катюша». Аркадий решил смастерить настоящую ракету диаметром 50 мм, засунув цилиндрический брусок пороха с центральным каналом диаметром 10 мм в водопроводную трубу подходящего размера. Он собирался заклепать один конец трубы, а второй превратить в сопло. Когда это безобразие увидел Игорь Светличный. Он, не говоря ни слова, взял трубу вместе с затиснутым туда порохом, и повёл нас в бронекамеру, расположенную на каком-то из подвальных этажей этого здания. Там было много различных бронекамер, в которых проводились всевозможные взрывы. В свое время мы, будучи студентами, уже проводили там лабораторные работы в рамках преддипломной практики. Бронекамеры были оборудованы толстыми металлическими дверями, наблюдательными окнами из толстенного, сантиметров 15, стекла и телеметрией. Светличный зажав трубу в тиски и положив в канал порохового заряда зажигательный элемент, управляемый из защищенного помещения, пригласил нас наблюдать опыт через бронированные окна. Дверь, при этом оставил приоткрытой. Порох после нажатия кнопки, инициирующей зажигание, загорелся, выбрасывая в обе стороны от трубы яркие языки пламени. Через некоторое время горение прекратилось, и мы двинулись было посмотреть, что там осталось в трубе, но Игорь нас остановил и сказал: "Подождите!". Через несколько секунд горение возобновилась, однако оно было нестабильно, с колебаниями периодом несколько долей секунды и вскоре опять погасло. Мы было опять двинулись в двери, но Игорь опять повторил фразу: "Подождите". Горение опять возобновилась, но на этот раз сполохи пламени сопровождались громкими звуками, как будто стреляла пушка с частотой несколько герц. Затем произошёл взрыв, и мы обнаружили в тисках искорёженную пустую трубу. А Игорь сказал: "Вот к чему может привести незнание теории нестационарного горения порохов при низком давлении". Демонстрация оказалось очень поучительный и каждый из нас сделал соответствующие выводы: с порохами и ВВ шутить нельзя.
Что касается взрывов и «бабахалок», так мальчишки очень любят эти опыты. Однажды в детстве мне попался кусочек металлического натрия, и я решил посмотреть, что будет, если бросить его в таз с водой. Дело было зимой, я поставил таз во дворе нашего коттеджа и бросил в таз пол кубического сантиметра натрия. Он начал плавать, загорелся потому что при реакции с водой выделился водород и в смеси с кислородом воздуха появилось пламя водорода. Я решил утопить его, взял большой ком снега и бросил сверху, горение на миг прекратилось. Я нагнулся пониже и вдруг раздался взрыв, который плеснул в меня водой со щёлочью прямо в лицо. Я побежал к умывальнику и долго смывал этот налёт с лица. С тех пор я начал покашливать, но как-то не связывал это тем прецедентом. Однажды, уже в зрелом возрасте на приёме у гомеопата врач спросила меня, не имел я дела со щёлочью. Я рассказал ему о своём детском опыте, и он прописал мне «каустик» в шестом разведении. С тех пор этот препарат у меня является настольным. Так что последствия наших необдуманных действий могут быть в будущем очень серьёзными.
Темой моего будущего диплома была: "Горение порохов в нестационарных условиях". Задача состояла из решения нестационарного уравнения теплопроводности совместно с феноменологическим уравнением для скорости горения пороха. Здесь приведены (для тех, кто понимает!) рукописные фрагменты дипломной работы:
И из аннотации диплома:
1.Решена задача о взаимодействии волны горения с контактом двух веществ (порохов). Переходный процесс может иметь колебательный характер, колебания затухают в области устойчивого горения. Предсказан преждевременный проскок пламени во второе вещество. Результат эксперимента при Р>10атм. согласуются с выводами работы.
2.Сформулирована задача о горении слоевой системы, найдено линейное приближение скорости горения такой системы. Зависимость скорости горения от толщины слоев может иметь резонансный характер, аналогично резонансу при гармонически меняющемся давлении.
Вот где мне пригодился весь багаж знаний, полученных в стенах моего института. "Впервые удалось линеаризовать задачу решения нестационарного уравнения теплопроводности", как было сказано в рецензии на дипломную работу научного сотрудника института прикладной математики Румянцева.
Однако процесс решения этой задачи дался мне нелегко. Всю весну я каждый понедельник, в явочный день, приходил к шефу с пачкой исписанных листов, отчитываясь о проделанной работе. Ни один из испытанных мною подходов не давал удовлетворительных результатов. Впервые я понял, что такое муки творчества. Это значит приходить к своему руководителю, испытывать его укоризненные взгляды и выслушивать уговоры продолжать работу в том же духе.
Когда я попросил его дать мне хоть какую-либо подсказку, шеф ответил: "Эту задачу еще никто не решал!". В конце концов Сергей Сергеевич в отпуске угодил в камнепад при восхождении на какую-то вершину и оказался надолго в больнице.
Уже руководитель отдела П.Ф.Похил сказал мне: «Сынок, у тебя, по-видимому, не ладится теоретическая работа, а диплом надо делать, переходи-ка ты на какую-нибудь экспериментальную». Я отказался и с упорностью осла продолжал экзерсисы в этом направлении. И вот, где-то в июне месяце, меня осенило, я применил метод малых возмущений[1] и получил чёткую постановку задачи, что является 90% успеха в ее решении. Положил на стол шефу (он уже вышел на работу), где-то в среду, свою работу, представленную на 3-х листах глянцевой бумаги и отбыл, наконец, в Батуми, где уже 3 недели отдыхала моя семья. [1] Н.Н.Боголюбов, Ю.А.Митропольский АСИМПТОТИЧЕСКИЕ МЕТОДЫ В ТЕОРИИ НЕЛИНЕЙНЫХ КОЛЕБАНИЙ
Вернувшись в ИХФ после отдыха на море, я обнаружил свою работу уже математически обработанную, методом операционного исчисления, оформленную Лёвчиком Сухановым. После исправления его ошибок, оформил задачу уже в приличном виде и уселся за написание дипломной работы. Таким образом, уже осенью у меня была готова дипломная работа и оставалось только приготовить демонстрационные плакаты.
Защита дипломов проходила в ИХФ, в кабинете Николая Николаевича Семенова, в 1-ом корпусе ИХФ ФР СССР.
Корпус 1 был самым красивым, переделанным из старинного особняка, в нем был и кабинет Н.Н.Семенова. Корпус был ближним к Москва-реке, рядом с живописной зеленой зоной, спускающейся с Воробьевых гор вниз.
На дипломную работу нам выделили почти год - с февраля 1968 г. по февраль 1969 г., и выдали нам дипломы об окончании МИФИ 25 февраля 1969 г. и получили нагрудный знак МИФИ.
Все экземпляры своей Дипломной работы в печатном виде, со вписанными формулами, я раздал заинтересованным коллегам. Впоследствии у этих коллег вышло несколько работ с подходом к решению задач, подобным сделанными мною в своей Дипломной работе по линеаризации нелинейного уравнения теплопроводности, однако ссылок на нее я не обнаружил.
Началось распределение. Альфред Янович Апин, ответственный за распределение в ИХФ, предложил мне работу в отделе Кинетики газофазных реакций, где Заведующим был академик Виктор Николаевич Кондратьев. В группу Ю.М.Гершензона из лаборатории будущего академика Армянской ССР, А.Б.Налбандяна. После некоторых перипетий меня направили на работу в ИХФ АН СССР. В марте 1969 года я начал свою научную деятельность в качестве инженера исследователя, а с 1975 года младшего научного сотрудника.