Я где-то читал, что вы начинали с классической гитары?
Нет, я начал с гитары Harmony, акустической модели с металлическими струнами. Начал с простых аккордов, как и все остальные, а потом целый год учился по книге Ника Лукаса (Nick Lucas). После этого я на какое-то время перешел к классическому методу Каркасси (Carcassi), поскольку пьесы оттуда были намного лучше. В них было больше движения, больше изменений аккордов и изощренностей, чем в других сборниках аккордов, с которыми я сталкивался. Я думаю, это развило во мне некоторое чувство гармонии.
Вы из музыкальной семьи, Джо?
Нет, мой отец работал на сталелитейном заводе.
В самом начале было ли вам легко играть на гитаре?
Полагаю, это давалось мне легко. Были конечно определенные сложности, но не много. Но вы должны понимать, что я буквально вырос, играя на гитаре. Я начал, когда мне было девять, и к тому времени, когда мне было девять с половиной или десять, я уже занимался по семь или восемь часов каждый день. Я тренировался два часа в шесть часов утра перед тем, как идти в школу, и еще два часа, как только возвращался из школы днем. Затем я играл еще четыре часа ночью, прежде чем ложиться спать.
Я жил так до четырнадцати или пятнадцати лет. Мне все это очень не нравилось - я даже ненавидел гитару. Но мой отец был очень настойчив. Он видел что-то такое во мне, поэтому постоянно заставлял меня заниматься. Я не слишком хорошо помню, что я чувствовал по этому поводу, за исключением того, что я предпочел бы быть на улице, играть в мяч и все такое. Я тогда не умел ездить на велосипеде, как и сегодня. Но я помню, как я учился играть и что именно я практиковал. Например, кто-нибудь играл на гитаре в утренней воскресной радиопрограмме, любой гитарист - может быть, Винсенте Гомес (Vincente Gomez) или кто-нибудь еще, - и мой отец говорил: «Возьми гитару, Джо, и скопируй». И я сидел и пытался, а он говорил: «У тебя получилось?», а у меня не получалось, потому что я не знал, что я делал. Затем он говорил: “Окей, выучи эту песню». Он насвистывал мелодию, а я подбирал ноты. А потом он говорил: «Заполни ее, не оставляй никаких пауз». Это означало заполнить какими-то переходами все промежутки между фразами мелодии.
Потом у меня появилась пара музыкальных книг. Ник Лукас и Каркасси, как я уже сказал. И каждый день мне приходилось начинать с начала и проходить их. А потом отец еще приносил домой фортепианную музыку, что угодно… Например, однажды он принес домой «Полет шмеля» и сказал: «Сыграй». Именно так я научился играть, действительно много играя, заполняя все паузы и не оставляя пробелов в музыке. А потом он говорил: «Сыграй мне песню - придумай». Он мог так поступать почти каждый день. Он ничего не знал о музыке, не играл ни на одном инструменте. Но он хотел, чтобы мы стали кем-то бОльшим, чем сталеваром, как был он сам. Например, у него была идея, что мой брат, которому было восемь или девять лет, станет писателем, поэтому он заставлял его писать рассказы каждый день, сборники рассказов. Он говорил: «Придумай историю и напиши рассказ».
Но я думаю, что важно начинать учиться рано - в девять, восемь или семь лет. Я действительно в это верю, потому что сам был открыт для всего, и все, что я делал на инструменте, становилось частью моей музыки. Так что я думаю, что нужно подталкивать детей, если вы видите талант и если они проявляют интерес. Вы должны быть настойчивы в этом. Но не совсем так, как мой отец - он был слишком настойчивым. Имейте в виду, он заслуживает похвалы за то, как я сегодня играю.
Вы разучивали гаммы?
Да.
По учебникам?
Нет, мой отец говорил: «Сыграй гамму». Я играл одну, а он говорил: «А что насчет всего остального грифа? Там должны быть еще ноты”. И я вычислял, что там дальше. Я начинал гамму с тоники аккорда и шел настолько далеко, насколько могла дотянуться рука, оставаясь в одной позиции, скажем, в пределах пяти ладов, а затем возвращался назад. Так что, когда я практиковался, я сразу начал с гамм. Помимо обычных гамм, я играл целотонные, уменьшенные, доминантные и хроматические гаммы. Для каждого аккорда на всем диапазоне грифа - и это занимало целый час.
Еще одна вещь, которую я делал, и к чему я до сих пор приучаю своих учеников, - это секвенции. Нужно играть их так, чтобы голова и пальцы действовали синхронно. Их нужно продолжать отрабатывать насколько возможно долго, не делая ошибок. А если вы совершаете ошибку, то возвращаетесь в самое начало. Я думаю, что одна из вещей о скорости игры… Вот говорят: «Он играет быстро и чисто» - на самом деле это потому, что ваши пальцы и ваша голова знают, куда они идут. Это на уровне подсознания конечно. Вы должны уметь как бы пропевать то, что вы играете. Я не пою вслух, но в голове это происходит постоянно. Вы должны уметь как бы мелодически мыслить.
Считаете ли вы, что такое обучение, как вы это делали в детстве, помогло, когда дело дошло до джаза?
Конечно, думаю, что тогда я начал чувствовать инструмент. Я думаю, что нужно держать инструмент в руках до тех пор, пока он не станет как бы продолжением вас самих. Я держал гитару по семь-восемь часов в день и играл гаммы, ненавидя это. Но это в конце концов сработало.
Расскажите о первой профессиональной группе, с которой вы работали?
Это было на местном уровне, я работал с небольшой группой - гитара, бас-гитара и скрипка. Мы играли на вечеринках и танцах. Тогда мне было четырнадцать, я работал по выходным, чтобы прокормить семью. Иногда я зарабатывал даже больше, чем мой отец. Мы получали пять долларов за ночь.
Повлияли ли на вас какие-то конкретные гитаристы?
Джанго Рейнхардт (Django Reinhardt), сначала я послушал его. Потом Чарли Крисчен (Charlie Christian). Потом я услышал всех остальных - Тала Фарлоу (Tal Farlow), Барни (Barney), Джимми Рэйни (Jimmy Raney) - из 40-х. Думаю, самое большое влияние на джазовую гитару оказали Джанго, Чарли и Уэс (Wes Montgomery). Это были три гитариста, оказавшие наибольшее влияние, музыканты, которые фактически добавили гитаре какое-то новое измерение.
Вы как-то говорили, что ещё больше на вас повлияли тенор-саксофонисты.
Да, но в какой-то момент я слушал практически исключительно пианистов – Бада Пауэлла (Bud Powell), Эла Хэйга (AI Haig) и Арта Тэтума (Art Tatum). Помню, у Арта Тэтума было трио, где играл Тайни Граймс (Tiny Grimes). И я думал: «Вау!» Я слушал Тайни, но главным для меня всё равно было фортепиано. Ещё я слушал очень много духовиков – Чарли Паркера (Charlie Parker), Диззи (Dizzy Gillespie), Стэна Гетца (Stan Getz) и Коулмена Хокинса (Coleman Hawkins). Думаю, духовики оказали на меня большее влияние, чем кто-либо другой.
При этом нет никакого сходства между вашей игрой и игрой Джанго.
Ну, я никогда и не копировал его. Я не помню, чтобы я вообще снимал нота в ноту какого-нибудь гитариста. А вот Чарли Паркера копировал очень много.
Оглядываясь назад на эпоху бибопа, что вы думаете об этом сейчас?
Я думаю, что бибоп до сих пор играет много людей. Думаю, что он потерял прежнее влияние, в основном джазовые исполнители, пришедшие из той эпохи, все еще играют в этом стиле и он продолжает оказывать влияние на многих новых исполнителей. Кажется, прямо сейчас во всем мире возрождается чистый джаз. И это хорошо.
Чтобы получить представление о ваших записях, ваша первая запись «Sounds Of Synanon» была важна в том смысле, что она ознаменовала окончание проблемного периода вашей жизни. Что заставило вас отправиться в Синанон (реабилитационный центр в Санта-Монике, штат Калифорния, где Джо Пасс проходил курс лечения от наркозависимости)?
Все началось, когда я ушел из дома. У меня появилась возможность отправиться в путь, и я отправился гастролировать с группами и трио. Там я познакомился с выпивкой и всем таким. Я действительно бунтовал, и хотя я хорошо знал, что многие джазовые исполнители погрязли в этом, был момент, когда я полностью отождествлял себя со всем этим, потому что это было неотъемлемой частью джазовой сцены.
Это просто часть музыкальной среды и до сих пор ею является. Но это не значит, что вы должны обязательно увязнуть в этом. Но тогда я думал, что это правильный путь, и я пробовал то одно, то другое. Так все началось. Я очень подсел, и люди говорили: «Тебе лучше поостыть, тебе лучше остановиться». Но я не слышал ничего из того, что мне говорили близкие мне люди, моя семья. Я просто их не слышал и продолжал.
Ну а через какое-то количество лет все, кто на это подсел, начинают понимать, что происходит что-то не то. И вроде бы начинаешь искать выход, но трудность в том, что ты никак не можешь его найти. Он может быть прямо перед тобой, но ты не можешь им воспользоваться и ничего не можешь с этим поделать. Вобщем, я побывал во многих местах в поисках выхода. Видишь ли, ты должен быть готов к поискам, иначе просто не выберешься. К тому времени я уже был готов и я искал в течение многих лет. И вот в где-то я услышал о некой группе самопомощи. Это в некотором смысле забавно, потому что я не планировал туда идти, - просто наткнулся на нее, когда был в Лос-Анджелесе. Вполне возможно, что это было случайно, хотя в глубине души я действительно очень хотел найти выход. Я просто открыл эту дверь и сказал: «Вот я».
Я был там два с половиной года. Очень мало играл. На самом деле, когда я приехал туда, гитара не имела для меня абсолютно никакого значения. И мне сказали: «Окей, гитара - поставь ее в угол и забудь!» Действительно, я не играл на гитаре, как-будто что-то мешало мне. Так что я довольно долго не играл на гитаре. Но я занимался другими вещами - приводил в порядок голову, восстанавливал личность. Позже я начал играть - сначала по субботам, а затем по пятницам и субботам.
Самый главный опыт, который я получил после всего этого: употребление наркотиков никак не помогало мне играть и все, что я сделал, это застопорил себя на пятнадцать лет.
На той первой записи какую гитару вы использовали?
Это была цельнокорпусная гитара, подаренная Фонду. Это был Fender, но мне пришлось использовать эту гитару, так как другой у меня просто не было. Мне пришлось к этому привыкнуть, потому что солид-боди гитары, как правило, очень тонкие, гриф тонкий. Без усилителя звука вообще нет. До этого я играл на акустической гитаре Martin, оснащенной звукоснимателем De Armond. Я играл на ней много лет, а затем перешел на разные модели Gibson. Эти гитары я считаю хорошими для работы, потому что они выдерживают большие нагрузки. И хотя у них мало звука без усиления, но они звучат лучше, чем цельнокорпусные, намного лучше.
Сейчас у меня есть одна цельнокорпусная гитара, которую я использую для рок-мероприятий, когда мне нужно сыграть что-то псевдо-роковое. Я делаю это, скорее, для шоу. Мне не нравится делать это часто. Но меня и зовут не часто, потому что знают, что я не рок-музыкант. Но у меня есть все необходимое для такой музыки и я как бы пытаюсь иногда что-то такое играть. Но я чувствую, что в рок-музыке есть много от джаза.
Независимо от гитары, вы всегда используете один и тот же медиатор?
Всегда один и тот же вид. На самом деле это половина медиатора, сломанный пополам медиатор. Он средней толщины, не мягкий, а твердый. Но я также много пользуюсь пальцами - комбинирую медиатор или большой палец с пальцами. Хотя пальцами получается не так быстро, как медиатором.
От чего это зависит?
Это зависит от настроения группы, в которой я нахожусь. Например, если это тяжелая по звучанию группа, мне приходится использовать медиатор, потому что иначе я не могу звучать достаточно плотно. И еще это зависит от того, насколько быстро мы играем. Есть определенный уровень, за которым пальцы уже не могут двигаться так же быстро, как медиатор. Хотя думаю, что если бы кто-то решился с самого начала на джазовой гитаре играть только пальцами, это был бы лучший способ играть. Пальцевый контакт с инструментом лучше, чем через медиатор. Поэтому я всегда использую маленький медиатор, по крайней мере, так мне удается всегда касаться пальцами струн. Я использую пальцы и, в частности, большой палец для исполнения баллад. Но опять же, если есть вокалист, то я играю медиатором и пальцами. Медиатор всегда играет только по одной струне. Я всегда использую медиатор, когда играю с духовыми и, скажем, с громкой ритм-секцией. И конечно многое зависит от того, какого эффекта я хочу достичь. Иногда я просто играю большим пальцем, потому что у него очень приятный теплый звук, и мне это очень нравится. А если я играю медиатором и пальцами, то иногда использую и мизинец. Еще нужно заметить, что очень много исполняется левой рукой, хотя люди часто думают, что все зависит от правой, но это не так.
Эти гастроли стали долгим путешествием для вас, не так ли?
Да, двенадцать недель, и я немного устал. Я не был в Штатах больше пяти или шести недель, и для меня это действительно много. Знаете, музыка для меня очень важна. Этим я зарабатываю на жизнь, и мне это нравится, и я получаю удовольствие от игры. Но самое главное в моей жизни - это моя семья.
