В сентябре 1988 - 89 учебного года я приняла четвертый класс в свой кабинет-музей А.П. Гайдара, начала работать с ними. Дети были хорошие, в основном мальчишки. Я их уже знала, работала с ними в лагере.
Они уже вдохновились идеей Гайдаровского отряда, уже начали соревноваться, уже провели несколько экскурсий. Но...
Прошел слух, что нашу школу будут расформировывать, что детей вместе с педагогами переведут в город, в первую вспомогательную школу (так оно и произошло), а поселок Промышленный, где находилась наша школа, тоже подлежит закрытию. Перспектива ездить в город за 35 км меня совсем не радовала, и я начала искать себе место логопеда. Узнала, что на поселке Комсомольском в 33 школе работает логопедом воспитатель группы продлённого дня, без специального образования на полставки, что ее, можно сказать, вынудили взять эти полставки, чтобы не аннулировали должность логопеда в школе.
И я пошла ва-банк. Явилась к директору этой школы и предложила себя, как "крупного специалиста", при этом добавила, что могу и, как оформитель, помогать при случае. Директор Елена Владимировна рассмеялась, посоветовала мне пока не раскрывать всех карт и взяла меня на работу. Лидия Петровна, директор школы-интерната, не стала меня отговаривать, понимая, что такой шанс мне упускать нельзя.
И вот, я уже логопед общеобразовательной школы. В моём распоряжении кабинет и 25 начальных классов по моим должностным обязанностям в те времена. Двадцати пяти начальных классов в школе, конечно, не было, хотя в некоторых параллелях был даже класс Е. А посему я должна была работать с детьми ещё одной, 11 школы поселка.
Для индивидуальных занятий дети из этой школы приходили в мой кабинет, а групповые занятия я проводила в одиннадцатой школе, где придется. Там логопедического кабинета не было. Все это было непривычно. Да я и не смогла привыкнуть мотаться из школы в школу. Бывало, что приду на занятие, а учитель забыла и отпустила детей. Конфликтовать я жутко не люблю. Расстраивалась очень. До сих пор сны страшные снятся, что я прихожу на занятия в эту школу, а там сидят совершенно незнакомые дети и говорят, что приходили уже много раз, а я не являлась. А я смотрю на них и не знаю, что мне с ними делать, с чего начать, как восполнить то, что я пропустила.
Для начала я прошла по классам, обследовала всех младших школьников в поселке. Набрала детей в три раза больше, чем надо, и начала работать. Начинать всегда трудно. Выяснилось, что общеобразовательные школы работают по программам профессора А.В. Ястребовой (потом я с ней познакомилась на курсах и она называла меня не иначе, как дорогая Ольга Александровна). Я узнала, что у нас принята Московская классификация, где нельзя в заключении писать дисграфия, дислексия и т.д. Вот нельзя и все! А надо: нарушения чтения и письма, обусловленные...тем-то и тем-то. Одним словом, наши Ленинградские заключения считаются жуткой крамолой. Ничего, перестроилась. Как говорят китайцы: не важно какого цвета кошка, лишь бы она хорошо мышей ловила.
Поселок Комсомольский находится от Воргашора на расстоянии семи километров, если ехать по дороге, а если идти по тундре напрямую, то меньше.
Где-то километра четыре. Я решила ходить на работу, а иногда и с работы пешком. Всю взрослую жизнь я боролась с лишним весом с переменным успехом: то он меня поборет, то я его. А тут ещё в 33 школу заявился экстрасенс с кодировкой и иголочками. Я в первых рядах отправилась к кудеснику, принимающему клиентов, как ни странно, в директорском кабинете. Мужчина в белом халате производил какие-то пассы руками, что-то говорил, я при этом качалась, как от ветра дерево. Потом он вкрутил мне в ухо малюсенькие иголочки и заклеил их пластырем, чтобы не вывалились. Не помню, сколько времени я их носила и куда они делись, но худеть я начала весьма быстро. Что тут сказалось больше: кодировка или пешие прогулки по тундре? Кстати, я ходила пешком даже зимой, конечно, в хорошую погоду. Однажды, придя на работу в свою 33 школу, узнала, что детей увезли в театр, а меня не предупредили. Я закрылась на ключ, заткнула замочную скважину ватой, положила у батареи пуховик и уснула на нем в знак протеста.
По тундре ходить мне нравилось. Снег в Воркуте ложится уже в октябре, а тает в июне, а иногда и в июле. Идёшь, а он весело поскрипывает под ногами. Среди занесённых снегом кустов сидят куропатки, едва различимые - белые на белом.
Увесистые такие, похожие на раскормленных голубей. Однажды около совхоза, мимо которого лежал мой путь, видела охотящегося на мышку песца.
Он смешно подпрыгивал и нырял, зарываясь мордочкой в снег.
А в мае прилетели пуночки, полярные птички, необыкновенной красоты. Они сидели на пригорочке, заметив меня, приближающуюся к ним, вспорхнули и скрылись из виду.
В 33 школе, как и в других раньше, да и позже, я рисовала на стенах. Сейчас мне мои художества кажутся наивными, но нравились же они и учителям, и школьникам, да и мне самой тоже. В большинстве случаев я расписывала стены в реакреациях. Но звали меня и в классы. И вот как-то в каникулы я увлеклась этим занятием, расписыванием стены в кабинете биологии, и не заметила, что все работники из школы ушли. Вышла в коридор и почувствовала, что я одна в школе. Да, почувствовала. В школе появилось эхо. Оно отзывалось мне, когда я металась в поисках выхода, взывая о помощи, ведь меня ...заперли в школе одну. А впереди были выходные. Все телефоны находились в кабинетах, также тщательно запертых. От отчаянья я готова была на стену лезть. Но полезла в окно. Пока металась вдоль окон в надежде увидеть прохожих и привлечь внимание, обнаружила, что одно окно отпирается и находится как раз над перилами крыльца. Я открыла это огромное окно, выкинула сумочку и вылезла на перила, закрыла поплотнее окно, спрыгнула и бегом на остановку. Никто не видел, как я вылезала. Слава был дома, когда я приехала. Он, узнав, что со мной приключилось, взял здоровенный гвоздь, молоток и мы помчались на Комсомольский. Там, как воры, подошли к школе и муж, взобравшись на перила, заколотил окно этим гвоздем, чтобы за выходные в школу не забрались настоящие воры или хулиганы. Я не стала никому рассказывать про этот случай. Почему-то мне в этой школе не хотелось, чтобы меня обсуждали. Я была новым человеком и прославиться таким глупым образом мне совсем не хотелось. А гвоздь так никто не вынул. По крайней мере, пока я там работала.