Нас не называли поколением next. Мы не были шестидесятниками. Мы просто родились в шестидесятые годы прошлого столетия. Мы не первое и не второе послевоенное поколение. Мы посередине. Поэтому сейчас нам по шестьдесят и более.
Через нас и мимо нас прошли хрущёвские годы и первые брежневские годы тоже. Мы были детьми. Мы не понимали всего этого. Нас оберегали родители, не говоря при нас о всех этих перипетиях истории страны, чтобы мы не задавали вопросов, на которые по-детски не ответишь. В общем, у нас были все условия для счастливого детства. У нас даже не отбирали год или два этого счастья, отправляя в 6-7 лет в первый класс школы. Счастливое детство у нас было полноценным.
Нас было не по одному и даже не по два ребёнка в семье. Самая маленькая семья начиналась с трёх детей. На Кавказе и вовсе женщину, родившую трёх детей, называли ленивой. Четверо-пятеро детей в семье было нормой. Детская одежда в таких семьях не имела половых отличий. Всё донашивалось от первого до пятого ребёнка. После пятого из остатков одежды шилась подстилка для кошки с котятами.
Еды в эти годы уже хватало всем. Чуть больше, чуть меньше, но примерно поровну. Помогали друг другу. Кто тюки с сеном подбросит для домашней скотинки, кто мешок зерна для курочек, а кто и мешок муки для домашнего хлеба и лепёшек. Без денег. И не в долг. Потому что знали, случись завтра какая нехватка в твоей семье, тебе точно так же помогут. И это не обязательно родственники. Соседи тоже не оставались безучастными к судьбе друг друга. Такое не воспринималось как что-то из ряда вон выходящее. Никто не занимался саморекламой помощи. Потому что это была наша норма жизни. Вернее, норма жизни наших родителей, дедушек и бабушек. Мы-то были ещё детьми. У нас просто всё было. И нам невдомёк было даже задаваться вопросом – откуда это всё бралось.
Потом была школа. У всех одинаковая форма, одинаковые портфели, учебники, чернильные ручки, тетради. Пионерские значки и галстуки, комсомольские значки. Нас не загоняли в пионеры и в комсомол. Надо было заслужить приём в эти детские и юношеские организации. Хорошей учёбой. Поведение тоже учитывалось Откровенный "сорви голова" должен был для начала образумиться, а потом уже попроситься в пионеры. Для чего? Потому что всё интересное происходило там. Всё, что помимо учёбы. У пионеров и комсомольцев был приоритет и право инициативы. Не вступил ещё, не заслужил? Будешь с нами, мы тебя не бросаем, старайся как мы, станешь достойным, и мы тебя примем в свои ряды. Стимул, однако.
Заканчивали мы школу накануне своего восемнадцатилетия. Кому-то до совершеннолетия оставались считанные месяцы, кто-то через полгода достигал его. Парни, да, нас так уже называли в этом возрасте, готовились к службе в армии. Кто-то успевал поступить в учебные заведения и получить отсрочку. Таких было немного. Пройти службу в армии старались все парни. Тогда не служившие в армии считались либо больными, либо ещё с какими-то недостатками. Девчонки опасались влюбляться в таких и выходить за таких за муж. Поэтому, если был какой-то небольшой изъян, то старались скрыть его, чтобы попасть в армию, пройти все испытания армейской службы и вернуться домой в форме. Тоже ведь стимул.
Отслужили, отучились, девчонки, наши одноклассницы, уже вышли замуж, стали мамами. А мы, парни, кто инженерами, кто агрономами, кто строителями, кто энергетиками. В общем, разбросало нас всех по профессиям и по стране. Виделись мы редко или совсем редко. Спрашивали друг друга о достижениях. Тогда не стеснялись спрашивать и о зарплате. И не стеснялись отвечать. Потому что ответ был плюс-минус ожидаемый. Потому что были равное права и возможности. А плюс был у кого способности оказались повыше, минус – у кого они оказались пониже. И это тоже было ожидаемо. А нас ведь в детстве предупреждали. Говорили не только о хорошей учёбе, но и заставляли не лениться и овладевать навыками. Уже к 25 годам стало видно – кто внял родителям и учителям, а кто нет.
Теперь нам по шестьдесят. Почти все из нас уже дедушки и бабушки. И все мы уже пенсионеры. Кто-то продолжает работать, а кто-то находит себе интересное занятие и вне официальной работы. Смотрим мы на школьные фотографии, кого-то узнаём, а кого-то и не узнаём. А кого-то уже и вовсе нет. Мы все седые. У нас в глазах и блеск счастливого детства, и школьных лет. И все последующие жизненные заботы, достижения и разочарования, радости обретения, горечи потерь – тоже в наших глазах, нашей седине, на наших лицах.
И мы остались одинаково ухоженные, не потерявшие родительское воспитание, уважение к старшим, снисхождение к младшим, готовность помочь, а иногда и просто выслушать друг друга.