Сказка
Вечерело. Солнце готовилось нырнуть за линию горизонта. Легкой прохладой потянуло над водой. Тени, незаметно расползаясь, становились всё гуще.
Тонкая берёза, шелестя листочками-ладошками, о чём-то шепталась с ветром.
Серый соловушка, пристроившись на ветке старой раскидистой ивы, самозабвенно пел.
Михрютка, убаюканный соловьиными трелями, мирно дремал под своей корягой на небольшом островке посреди болота.
Тихо, убаюкивающе, шуршали камыши и осока. Время от времени издали доносилось приглушенное уханье — то кикиморы обменивались последними новостями. Болото жило своей привычной жизнью.
Михрютка спал, то поскуливая от ужаса, то резко дёргая покрытыми рыжеватой шерстью ногами: за ним по пятам крался его кошмар.
Идёт он по тропе заповедного леса. Багровое солнце поблёскивает из-за туч. Деревья тянутся голыми ветками к мрачно нависшему небу. Тишина. Отчего-то жутко. Сердце гулко колотится, норовя вырваться из тесной клетки рёбер. От этого становится ещё страшнее. Меж стволами деревьев мелькают смутные тени, а в густых кронах вспыхивают алыми точками глаза неведомых чудищ.
От каждого шороха сердце бухается в пятки.
Хрясь — треснула ветка за спиной. Сейчас он обернётся и…
Он приготовился встретиться со своим страхом лицом к лицу. Пережить, одолеть — и с кошмарами будет покончено навсегда.
—Выходи! — беззвучно взмолился он к своему мучителю.
Ужас ответил донельзя буднично:
— Ква-а-а-ак!
Михрютка резко дёрнул головой и проснулся. Полежал, глядя широко раскрытыми глазами вверх. Перевернулся на левый бок и только прикрыл веки, чтобы вернуться в сон и победить страх, как снова раздалось громогласное:
— Ква-а-а-а! Ква-а-а-а!
Утробные голоса лягушек подняли бы даже мертвеца.
Он попробовал было сунуть голову в мох, чтобы заглушить кваканье. Тщетно.
— Ква-а-а!
Понял, что уснуть не удастся, и выполз из-под коряги.
Со всех сторон неслось ликующее и жизнерадостное:
—Ква-а-а! Ква-а-а! Ква-а-а!
Михрютка залез на корягу и осмотрел свои владения: то тут, то там на кочках сидели лягушки и самозабвенно квакали.
Особенно старались самцы. Раздувая защёчные мешки-резонаторы, старались квакнуть громче соперника, чтобы произвести впечатление на зеленых подружек.
Самочки не отставали: отчего ж не посплетничать в вечерний час, у кого слизи на коже больше, кто из лягушек-соседок уродливее и глупее?!
Михрютка ужасно не любил такие разговоры, но поделать ничего не мог.
—Лучше бы дождь вызывали, как и положено приличным жабам! — проворчал он.
Присел на кочку и задумался о тяжёлой жизни болотного смотрителя.
Сплетницы даже голосов не приглушили:
— Ква-а-а! Михрютка, обормот такой, не гоняет аистов с болота. Так и норовят голенастые кого-то из нашей братии сцапать!
— Это ещё что! Давеча меня чуть змея не проглотила. Знаешь, что этот негодяй сказал?! Змеям тоже надо кушать!. Ненавижу… Ты слышишь, Михрютка?! Ненавижу!
Он тихо вздохнул и негромко сказал в сторону кваканья:
— Да слышу, слышу. Хватит так орать. Могу и запретить. Вы тоже переходите на растительную диету. Мухи да комары на вас жалуются, что лопаете их в три горла. Ну, так что? Прогнать аистов?!
Обычно лягушки любое замечание встречали возмущённым кваканием, лишь бы пошуметь. Но тут замолчали, задумались, переваривая услышанное.
На ветку берёзы устало опустилась сорока, кивнула Михрютке и прикрыла веки.
«Тоже хочет вздремнуть», — хмыкнул про себя смотритель болота.
Как в воду глядел. Лягушки снова заквакали.
Самая толстая, а потому наиболее авторитетная из них, басовито заявила:
— Не понимаю, что мы делаем в этом болоте?! Мы —умные, красивые и обаятельные — и в этой грязище сидим. Фу!
Вторая лягушка, с длинными голенастыми лапками, которыми несказанно гордилась, согласно квакнула:
— Наше место определённо не здесь. Мои стройные ножки достойны лучшего!
Третья, кокетливо растянув рот до ушей и поочерёдно моргая круглыми глазищами, добавила:
— Эх, а раньше на болоте царевичи невест искали. Вот времена были!..
Сорока неодобрительно покосилась в сторону лягушек и громко сказала:
— Девочки, что ж вы здесь время теряете?! У восточного края болота, возле сломанной ивы, царевич бродит с луком и стрелами. Царевну-лягушку, поди, ищет.
Три подружки переглянулись и наперегонки, с кочки на кочку, поскакали на восток к долгожданному царевичу. Допрыгали до протоки, бултыхнулись в воду и понеслись навстречу мечте. Брызги летели во все стороны.
Михрютка посмотрел вслед зелёным кокеткам, помахал им вслед мохнатой рукой, помолчал немного и с искренней признательностью в голосе проговорил:
— Спасибо тебе, белобока, уважила, отвлекла этих сплетниц. Трещат и трещат без умолку. Хорошая придумка.
— Какая придумка?! Есть там царевич. Штаны исподние в обтяжку, камзол с кружевным воротником, меч вроде прутика на боку болтается и шапка с пером. Чудной царевич какой-то. Что-то непонятное лопочет — «пуркуа», «амур», «тужур»...
У Михрютки аж ноги подкосились:
— Батюшки-светы! Иноземец какой-то к нам пожаловал. Надо приглядеть за ним, вдруг ещё жаб наших обидит.
Тяжко вздохнул и, торопливо перепрыгивая трясины да лужицы грязи, двинулся по кочкам.
Поскользнулся. Упал в болотную жижу. Встал, отплёвываясь, и продолжил свой путь.
С трудом добрался до восточного края болота и застыл: на берегу ярко пылал костёр, а заморский принц жарил лапки трёх лягушек.
— Тьфу, пропасть! Не успел, — печально вздохнул Михрютка.
Посидел, пытаясь в себя прийти от потрясения, и начал собираться в обратную дорогу, чтоб предупредить болотных обитателей об опасности.
— Что так тяжко вздыхаешь?
Обернулся на голос. Голенастый аист пытливо смотрел на него глазами-бусинками.
— Лягухи мои, понимаешь… Глупые совсем… Вот же ж незадача — не уберёг!.. Не остановил. Сорока им говорит, мол, царевич на болоте. И они - наперегонки! Так все втроём на вертел и попали...
Рассказ Михрютки был сумбурен и путан, но аист всё понял:
— Остынь. Ты не виноват. Я их тоже предупреждал. Не послушались. В царевны захотели. А принц — француз. Они у себя во Франции своих лягух всех слопали. А жабы твои кукиши мне крутили, завистником обозвали, сами в руки ему прыгнули. Эх…
Михрютка и аист понимающе переглянулись и помолчали.
Тем временем лягушки и черепахи начали высовывать из воды любопытствующие носы.
Хранитель болота вздохнул и назидательно проговорил:
—Вот до чего погоня за женихами приводит!..
Аист развёл крыльями и добавил:
— Нет, чтоб семьёй обзавестись на болоте, жить-поживать, икру метать да головастиков наживать, — царевичей ждали. Вот и дождались. Французские принцы лягушек очень любят, особенно ножки.
Повертел шеей и съехидничал:
— Ну, кому тут ещё заморский царевич нужен?!
Любопытные носы скрылись в воде. Болото притихло. Но вряд ли надолго.
До следующего переквака о своём высоком предназначении.
Или до следующего принца.