Размышляет митрополит Месогейский Николай.
В предсмертном состоянии особенно остро чувствуется безысходность положения, и больной цепляется за любую соломинку. Но разве можно помочь человеку в смертельном одиночестве?
Существует два пути спасения от мрака безысходности: или умирающий сам находит в себе силы, или ему приходят на помощь родные, близкие, друзья и врачи – все, кто хоть как-то может облегчить его состояние.
Но можно ли найти в себе силы, когда жизнь вот-вот покинет разрушенное болезнью тело? Когда нет будущего? Когда близкие, бесконечно повторяя ложные слова утешения, словно существует еще какая-то надежда, уже готовы отвернуться, чтобы оставить тебя наедине с приближающейся смертью?
Как поддержать такого больного? Говорить, что всё будет хорошо? Но как это возможно, когда реальное положение вещей опровергает такие слова? Говорить: «Мы любим тебя»? Еще хуже: ведь совсем скоро мы расстанемся. Сокрушаться вместе: «Что же делать, такова жизнь»? Это окончательно добьет умирающего. Шутить, переводя разговор на другие темы, развлекая и отвлекая? Но такой способ дает лишь минутное облегчение.
А как быть врачам и медсестрам? Они тоже задаются таким вопросом…
Пробовать новые и новые лекарства? Но все возможности уже исчерпаны. Лгать, что агония – это не агония, а просто симптоматика? Всё равно никто не поверит. Признать, что битва проиграна и теперь остается только принять всё, как есть? Но больному будет невыносимо это слышать.
Единственно по-настоящему важное, что можно подарить умирающему в такие минуты – это любовь, настоящая, искренняя, и при этом правдивая. То есть не скрывающая о истину. Не любовь без истины и не истина без любви, а именно такое сочетание. Это подарит страдальцу облегчение и при этом не лишит веры. Правдивость и рассудительность – вот что требуется от тех, кто рядом.
Любовь – это не правильные поступки. Это поддержка, идущая от самого сердца, - то, что действительно нужно человеку в такие минуты. Настоящая любовь, дающая небольшую передышку, это не сентиментальные фразы сквозь слезы, а искренняя поддержка, с пониманием, подлинным сочувствием, сопереживанием и сопричастностью в трудную минуту. У любви обязательно должна быть сила и крепость. Только так она по-настоящему действенна.
То, что сказать правду бывает очень трудно, есть элемент нашей слабости, очевидной для больного. Но если мы сами принимаем истину как она есть, если находим в себе душевные и духовные силы смотреть правде в глаза – это тоже борьба, и результат такой борьбы – рассудительная, благоразумная честность в отношении близкого человека. Только истина может вызвать доверие. Ложь – никогда.
Речь сейчас не о том, чтобы делиться с больным информацией относительно его недуга (хотя и это бывает необходимо). Сейчас я имею в виду моральную – душевную и духовную – поддержку, которую мы можем оказать своему брату и ближнему. А «сладкая ложь» в таком случае только навредит. Как, впрочем, и истина, высказанная грубо и прямолинейно. Лучше всего, если в наших словах правда сочетается с надеждой: да, ты опасно болен, но все мы – врачи, родные, близкие и друзья – прилагаем усилия, чтобы всё было хорошо. Ты не один.
И, конечно, ласковые слова и спокойное, бережное, терпеливое отношение постепенно восстановят доверие и ослабят щемящее чувство одиночества, свойственное тяжелобольным. Так же действует и откровенность. Это лучшая поддержка, которую можно оказать ближнему, оказавшемуся лицом к лицу со смертью.
Но смерть – это не просто остановка сердца и дыхания. Это великое таинство, превосходящее все наши знания, опыт и силы. Неизбежность, ожидающая каждого из нас.
Перевод Елизаветы Терентьевой для "Правмира"
