Перед объявлением нового штатного расписания полка меня вызвали в штаб. Новый старший штурман подполковник Кузнецов, заменивший Гордеева, показал мне проект приказа и начал беседу.
- Мы тут долго совещались и пришли именно к такому выводу. Стоял вопрос о назначении штурмана отряда. Против вашей кандидатуры были возражения. Поэтому утвердили штурманом отряда Бычкова. Как Вы к этому относитесь?
- Утвердили, значит утвердили. Я- то тут причем? Не меня же.
- Еще раз объясняю. Я не считаю Вас хуже. По уровню работы у вас одинаковые показатели. Просто ЗА ВАС БЫЛИ ВОЗРАЖЕНИЯ, но я не об этом. Я специально пригласил, чтобы обсудить вопрос взаимоотношения. Он Ваш однокашник.
Я очень попрошу соблюдать субординацию. Подписывать бортжурналы в отряде придется ему. Будьте корректны на службе, никаких там Саня или еще как.
- Вот этого Вы могли и не требовать. Если это Вас беспокоит, могу пообещать, что все будет в пределах нормы. Кстати я нисколько ему не завидую, что он будет летать в экипаже Красносельких.
- Вот, вот. О командире отряда тоже. Ваша летная практика будет планироваться в отряде, так что постарайтесь сработаться.
Уже в дверях услышал последний аргумент. Видимо все предыдущие начальник счел малоубедительными.
- К тому же у него двое детей. Прибавка десяти рублей не лишняя.
В новом отряде у меня был новый командир экипажа. Майор Иванов, коренастый богатырь, был прост в общении и экипажу не надоедал. Чего нельзя было сказать о командире отряда. В первый день провел партийное собрание, где секретарем бюро отряда, невзирая на мой самоотвод, избрали меня.
Оформление протоколов было дополнительной, ничем не оправданной, нагрузкой. Экипажам надо было осваивать новые задачи, но командир отряда больше внимания уделял воспитанию, а не обучению.
Когда же готовилось партийное собрание эскадрильи, то меня отозвал в сторонку от всех, мой бывший командир Василевский.
- Заки. У меня к тебе деликатная просьба. Я узнал, что меня хотят выбрать секретарем бюро эскадрильи. Ты же знаешь меня. Помимо того, что это дополнительная писанина, я еще и уверен, что бесполезная. Я прошу тебя выступить против моей кандидатуры. У тебя хорошо подвешен язык, и тебя послушают. Лады?
- Командир, для тебя все что попросишь. Конечно, выступлю. Я разобью в пух и прах …тебя. Ты же меня однажды выручил. Теперь моя очередь.
Собрание шло обычно. Вынужденно активный президиум, утомительный начальник политотдела и равнодушие сотни офицеров и прапорщиков. Когда зачитали список предполагаемого бюро, и для проформы спросили, нет ли отводов, я поднял руку.
- У меня отвод кандидатуры Василевского.
Зал оживился. Такое случалось редко. И мне предоставили трибуну.
- Товарищи коммунисты. Пусть вас не удивляет мое возражение. Коммунист Василевский мой командир экипажа в течении двух лет. Мы вместе прошли подготовку к боевой службе. Вместе прошли контроли на второй класс. Большинство полетов выполнили на хорошо и отлично. Но меня беспокоит, что коммунист Василевский стал «почивать на лаврах». Остановиться на достигнутом в самом начале просто не разумно. Коммунист Василевский до сих пор не сдал экзамены на первый класс. Кто ему в этом мешал? Никто.
В прошлом году мы семнадцать раз дежурили на аэродроме. Несколько раз в экипаже создавалась неуставная обстановка и коммунист Василевский не принимал никаких мер. Радисты экипажа плохо знают вероятного противника.
Коммунист Василевский не заботится об их обучении. Мы все хорошо знаем, друг друга, и я уверен, что есть более достойные кандидатуры. А коммунисту Василевскому надо обратить внимание на профессиональный рост и пусть считает это постоянным партийным поручением.
- Кто за отвод кандидатуры Василевского? Вступил в свои обязанности председатель собрания,- Прошу голосовать.
Собрание большинством голосов удовлетворило отвод. Слово попросил начальник политотдела полковник Цепелев.
- Товарищи. Я очень рад активности коммунистов. Видно, что в эскадрилье беспокоятся о чистоте рядов. Я думаю, отвод кандидатуры коммуниста Василевского дает нам повод подумать, а нужны ли такие летчики Родине. В ближайшее время мы займемся этим вопросом.
После такого душа холодной воды, отводов не было никому. Собрание закончилось избранием нового секретаря и заместителей, желающих продвижения по партийной линии.
После собрания Василевский пожал мне руку:- Спасибо, что не объявил меня ревизионистом, троцкистом или ренегатом. А с политотделом мы уладим. Завтра сдам экзамены, а всем радистам объявлю взыскания,…. условно.
Командир огневых установок (КОУ) моего бывшего экипажа догнал меня у самого дома.
- Товарищ капитан, а что любит Ваша жена?
- Боря, вот это вопрос. Зачем тебе?
- Ну, как же? Она десять дней ходила делать уколы дочери. Воспаление легких вылечили без больницы.
- Да это я знаю. Дальше то что?
-Денег она не возьмет, а отблагодарить как- то надо.
- Вот в чем дело. Записывай. Моя жена любит семечки и конфеты «Кара- Кум».
- Понятно. С семечками проблем нет, нам в посылке прислали. Конфеты тоже найдем.
Через несколько дней Борис Скорик пришел в гости.
- Я ненадолго. Раздеваться не буду. Ирина, можно Вас на минутку. Вот мешочек семечек и Ваши любимые конфеты и еще спасибо большое.
- Понятно. Но мог бы не беспокоиться. Я семечек не люблю, а от конфет зубы болят. Все равно тоже спасибо.
-Как, не любите семечек. Мне сам Ваш муж сказал…
- Слушай его больше. Это он любит семечки и конфеты из пустыни… с песочком.
Огорченный товарищ укоризненно смотрел на меня. Не зная, что сказать.
- Боря. Не переживай. Ты наверно слышал поговорку, что муж и жена- одна сатана. Я сам буду чистить семечки и… кормить жену. Ты очень хороший человек… благодарный. Если, что надо, обращайся. Всегда поможем.
Товарищ ушел, а жена забеспокоилась.
- Он не сильно обиделся? Неудобно как-то. Надо было мне промолчать, наверное.
- Да ты, что? У нас за это не обижаются. Он еще об этом всем расскажет. Чтобы быть героем истории. Тебе реклама… мне конфеты. Ну не мог я ему сказать, что ты любишь… меня. Я скромный человек.
Проблем с однокашником, штурманом отряда, не было. Наш экипаж быстро «слетался». Командир купил новенькие Жигули, мы помогали ему «гудронить» машину, он частенько подвозил нас на аэродром. В экипаже «отрядного» возникли сложности. К концу года Саня написал рапорт, с просьбой перевести его в другой отряд.
Ходу бумаге не дали. Мне он пожаловался, что мелочные придирки «его достали». Я ответил ему излишне сурово.
- Ты знал к кому идешь. У тебя теперь только один выход… стать штурманом эскадрильи, то есть уйти на повышение. Дерзай. Или в академию, как Боря Пономарев, тоже не плохо.
Командир Иванов оказался крепким не только внешне. Чтобы переубедить его требовались колоссальные усилия. Обсуждать проблемы он, однако, не любил. Самолет в его руках слушался беспрекословно и мы бы летали на отлично, если бы не наш правый летчик. Кличка «маршал» за фамилию и отсутствие перспективы. Летчик считал, что достиг всего. На класс экзамены не сдавал, на место командира не рвался. В сложных условиях частенько «зажимал» управление и мешал Иванову. Однажды во время полетов по минимуму погоды, когда весь полет проходит в облаках и полосу удается увидеть только на подлете, мы не смогли выйти на посадочный курс.
- Ухожу на повторный,- доложил командир руководителю по внешней связи. По внутрисамолетной системе своему помощнику запретил прикасаться к штурвалу.- Ты русский язык понимаешь? Если штурман говорит, - Полоса слева,- крути влево, а не вправо.
На следующем заходе мы опять не вышли на полосу.
- В чем дело? Категорично запросили нас с КДП.
- Боковой ветер усилился, тренируюсь. Все что мог ответить командир.
- Товарищ командир. Вы выходите на приводную станцию, не подобрав угол сноса. Прошу Вас послушать. Угол сноса я определил, и курс буду давать с поправками.
- Давай штурман. Работаем вдвоем, остальным не мешать…мать вашу… . .
В следующем заходе мы выскочили из облаков перед самой полосой и мягко покатились по центру. Иванов отвел в сторону «маршала»: - Пиши рапорт, иначе я напишу. Увольняйся сам, не жди когда выгонят.
Рапорт никто не писал. Командир перестал сердиться. Все осталось, по- прежнему.
Закончив аэродромные полеты, экипаж все чаще и чаще стал летать на разведку кораблей, ледовую разведку и на ретрансляцию. Последнее назначение заключалось в передаче по радио команд взаимодействия разных сил флота. Оставаясь на большой высоте, мы выполняли роль антенны. Полеты были не сложные, по восемь часов продолжительностью. В одном из таких полетов у нас не убралось шасси.
- Убираю шасси, шасси не убираются, красные не горят. Доложил «маршал» после взлета. С КДП спросили:- А зеленые?
-Зеленые не горят тоже.
Красные и зеленые,- это лампочки индикации положения шасси.
-Запрещаю отход на маршрут. Следовать по «большой коробочке». На высоте 200 метров пройдете надо мной.
Мы уже были на высоте круга 400 метров, командир перешел на снижение.
- Товарищ командир, займите высоту круга 400. Дал я команду.
- Ты что, штурман, эфир не слушаешь?- возмутился Иванов. Сказали же 200.
- Товарищ командир, займите высоту круга 400. А 200 метров займем перед проходом над КДП.
- Какое еще, КДП? 200 означает 200.
- Товарищ командир. Высота круга 400 метров. Безопасная высота 360. Впереди по маршруту мачта высотой 190. Если не наберете 400, то я выхожу на внешнюю связь и докладываю о нарушении режима. Если у Вас есть сомнения, запросите у руководителя.
- Уточните высоту круга.- Ушло в эфир сообщение недовольного командира.
- Вы что? Не знаете безопасных высот? Занимайте 400 метров.
Некоторое время в экипаже сохранялась тишина. Никто не отважился комментировать перепалку. После выполнения четвертого разворота и выхода на посадочный курс я дал команду на поправку, и обидевшийся командир, молча, выполнил команду.
На высоте 200 метров мы прошли над зданием руководителя полетов. Весь состав группы руководства вышел на балкон, наблюдатель ловил нас в бинокль
- Внешне признаков отказа нет. Поставьте в положение «выпуск».
- Зеленые горят, радостно доложил командир. Разрешите уборку и выполнение задания.
- Запрещаю!- Мгновенно услышали мы в ответ. – Слить топливо и готовиться к посадке
После посадки толпа техников начала готовить самолет к установке на подъемник.
Нас отпустили по домам. Оставшись наедине, командир спросил в упор:
- Ты что? Действительно бы вышел на внешнюю связь? Чтобы, как это… застучать?
- Непременно командир. Не думай, что ты один отвечаешь за безопасность экипажа. С нами еще десять человек, спроси у них, прав ли я. Если считаешь меня «стукачом», можешь отказаться от моих услуг в штурманском отношении.
Махнув на меня рукой, командир догнал экипаж, а я остался в одиночестве. Может быть, я действительно погорячился. Может быть, надо было, как то помягче, уговорить командира. Однако мне памятен был случай, с лейтенантской поры, когда в одном из экипажей штурман кислородной маской замахнулся на командира. Тот, увлекшись снижением, проскочил все допустимые высоты. Настроение было испорчено. Дома никого. Дочь в садике. Штурманский портфель упал в свой угол. Сидя на кухне, ждал, когда можно будет заварить свежий чай.
- Кого еще черт принес? Звонок в дверь поднял меня.
В дверях стоял мой командир: Можно?
- Заходи.
- Дома кто есть?
- Никого. А что?
- Я вот тут подумал. У меня есть справочник подводника любителя. Мне он не нужен. Может тебе,…это,… пригодится. Ты вроде как охотник рыбий.
- Конечно, пригодится, спасибо. Сколько стоит?
- Написано 60 копеек. Но стоит он больше…. Бутылку.
- Ну, бутылки у меня нет, а вот спирту, грамм триста, найду.
- У меня есть. Давай фужеры. Закуски не надо. Вино не крепкое.
Через часа два, пришедшая с работы жена, нашла нас в полубессознательном состоянии. К этому времени мы обсудили все вопросы, осталось мелочь- ты меня уважаешь?
- Вы что, мужики, сдурели? Кто же так пьет? И без закусок. Слав, ты идти можешь?
- Я? Нет. Я сейчас ничего не могу. Зови Свету.
С трудом тяжеленного командира увели домой. Хорошо, что подъезды были напротив друг друга.
Потом я объяснил жене, что ошибка была. Мы забыли поменять посуду, когда вино закончилось. Разведенный спирт пили фужерами и заедали бутербродами.
- А с чего вы так набрались?
- Да вот справочник обмывали. Подарок. Понимаешь, в нем все схемы аквалангов, ружей, компрессссоров.
- Ну, тогда понятно. Ложись тоже, завтра рабочий день.
На второй день мы узнали, что отказа техники не было. Правый летчик просто поторопился выключить «уборку», не дождавшись загорания красных лампочек. Командир отряда провел с ним дополнительный тренаж и конечно беседу.
В нашем экипаже случай спора в воздухе стал последним. Взаимопонимание было восстановлено.
Лет через десять мы, как то, встретились с Ивановым в Николаеве.- Заки, да ты совсем седой, произнес он после объятий. Когда успел?
- Когда с тобой летал, Слава…. И оба рассмеялись.
На очередной медкомиссии окулист меня вспомнил.
- Слушай, капитан, у тебя и в прошлом году глаза были красные.
- Что это значит?
- Это значит, что ты нарушаешь режим перед комиссией, можешь нарваться на взыскание.
- Режим я не нарушаю, ни перед комиссией, ни за комиссией, ни над комиссией, ни под.
- А в чем тогда дело?
- Откуда я знаю. Я сам себе не доктор.
- Хорошо. Пойдем, посмотрим по приборам.
Через некоторое время врач задумчиво посмотрел на меня.
- Травмы глаза были?
- Давно, до училища еще.
- И что именно случилось?
- Я работал на заводе. Осколок баббита сыграл по глазу, потому что мастер не выдал очки, его еще за это премии лишили…, а я из больницы удрал на экзамен...
- Не отвлекайся. Что потом?
- Ничего. В больнице пролежал дней десять и все. Даже на экзамен успел в школе…
- Да нет. Не все. У тебя инородное тело в склере. Видимо раньше оно было глубже, а сейчас стало выходить. Я направляю в госпиталь, пусть там решают. От полетов, разумеется, отстраняю.
Оформив документы для госпиталя, решил далеко не ехать. В областном городе был военный госпиталь, там работали знакомые Ирине медсестры. Я помнил, что уже один раз отказался туда ехать. Теперь это «красивое место» было в моем распоряжении. Нечего было жалеть, да еще в соборе. Сам виноват.
Окулист госпиталя, подполковник Михайловский радушно встретил нас, выделил лучшую, как он сказал, палату, и назначил лечение. Ирина спокойно поехала домой.
- Чего тебе привезти?
- Попроси бабушку. Пирог с капустой скрасит часы одиночества и разлуки.
Я стал замечать, что доктора радуются знакомству со мной. Мы долго разговаривали о характере травмы и осколка. Он очень сожалел, что инородное тело не магнитное, говоря, что это усложняет положение. Назначили день операции.
Тридцать минут на столе пролетели безболезненно. Капли сделали свое дело и осколок, размером маковое зерно был помещен в банку. Окулист поздравил меня, и сказал, что он был готов к любому развитию операции, но глаз, к счастью, не пострадал. Из операционной я вышел с повязкой. Через час доктор был снова в палате.
- Тут небольшая формальность,- заявил он,- После любого вмешательства необходимо вводить противостолбнячную сыворотку.
- Если надо, то вводите. Я с одним глазом никуда не убегу.
С интервалом в тридцать минут вся доза была введена.
- А что так медленно, издеваетесь, да?
- Ни в коем случае, положено. Я стараюсь делать все так.
Через несколько дней, я подсмотрел глаз в зеркало под повязкой. Два шва на красной поверхности выглядели ужасно. Доктор успокоил, что все пройдет за неделю, и что сразу после снятия швов отпустит.
Действительно, через неделю, перед самым днем авиации я был уже дома. Неделю мне дали на восстановление, и я решил посвятить свободное время охоте.
Праздник провел в лесу по очень важной причине. Я не хотел отмечать день авиации традиционным застольем и просто удрал с соседским ружьем «туда, где меня не найдут».
Целый день на природе. Изобилие черники и других ягод, возможность никуда не спешить радовали. Иногда я просто сидел на поваленном ветром стволе и наслаждался «белым шумом» тишины леса. К вечеру, в прекрасном настроении, «вернулся в семью».
Ночью стало плохо. Красные пятна по всей поверхности чесались все сильнее. Жена решила, что я съел, что то в лесу и у меня аллергия. Утром забежала врач терапевт Света Иванова, жена моего командира, и посоветовала пить «побольше» жидкости. Меня уложили в постель, поставили рядом банку компота. Я попросил дать еще все книги в доме по медицине. Потом женщины ушли на работу.
Прочитав все статьи об аллергии, узнал симптомы сывороточной болезни. Просчитав количество дней после прививки, диагноз поставил сам. Рост температуры говорил о развитии болезни. Состояние резко ухудшалось.
Когда жена пришла на обед, я уже не мог шевелиться по причине слабости.
- Ты знаешь? А у меня сывороточная болезнь. Десять дней назад мне делали противостолбнячную сыворотку. В справочнике написано, что она начинается через 8-10 дней после введения. Врач полка очень удивился.
- Ты почему не сказал, что делали сыворотку?
- Так Вы же не спрашивали. Все интересовались, что я съел.
Через несколько минут машина скорой помощи, кислородные приборы и сопровождающие были готовы к поездке. Врач, по секрету, сказал жене, что в госпитале уже ждут.
- Нам дали два часа на доставку, и предупредили о возможной остановке дыхания. Поехали.
В приемном отделении госпиталя врач заявил.
- У нас еще «сывороточной» не было. Это хорошо. Мы на нем методику отработаем, и напишем рекомендации.
Когда провели полное обследование, и не обнаружили других причин тяжелого состояния, то диагноз подтвердили. Рядом со мной посадили санитарку, следить дышу ли я. Капельницы сменяли друг друга. Санитарка дремала на стуле, вздрагивала засыпая, и ворчала.
-Дышит еще.
Маленькая палата стала проходным двором всего госпиталя. Студентам показывали признаки болезни. Из обрывков разговора узнал, что формула крови смещена влево, что рентген изменений органов не показал, что есть надежда на выздоровление.
Врач Михайловский по нескольку раз заходил в палату.
- Хорошо, что сыворотку мы вводили ступенчато, а то и шок могли бы получить.
Я не обижался на него, даже успокаивал. Еще несколько дней и пятна побледнели, температура упала, но сил еще не было. Знакомые медсестры взяли меня под свою опеку.
Когда жена не могла приехать, то девчата подкармливали меня домашней едой.
Несколько дней жена не приезжала в госпиталь. Я уже ходил в столовую сам и готовился к выписке. Днем в нашей палате играли в Кинга, вечером смотрели «Семнадцать мгновений весны». По ночам спали,… как после рабочего дня.
В три часа ночи меня разбудили.
- Там Ваша жена в приемном отделении, просит спуститься.
Я очень удивился ее приезду ночью,- Что случилось?
- Да, вот привезла капитана без документов, оформить не могу.
- А что с ним?
- Нашли ночью. Упал с балкона. Без сознанья. Ты его знаешь?
- Конечно. Это капитан П. начальник связи эскадрильи. На носилках лежало тело, как куча органов, но кровь была только на лице. Хирург тщательно ощупал больного и заявил, что переломов, кроме челюстного, не нашел.
- Мне сдается, что товарищ не в коме, а в сильнейшем опьянении. Возможно, это его и спасло.
На второй день я уже сидел у постели однополчанина. Говорить он не мог. Мычание его я разобрал и понял, что он очень интересуется подробностями. Я, со слов жены, знал не много. Накануне вечером медсестра и санитарка сидели на ступеньках нового здания больницы. Больных мало, вечер прекрасный, тихо. День памяти экипажа Гладкова прошел спокойно. Полковых мероприятий не было, тем не менее, все побывали на кладбище, потом группами разошлись по гаражам. Капитан П. пришел домой сам и лег спать.
Когда со стороны ближайшего дома к больнице раздался звук упавшего предмета, санитарка предположила,- У кого то ковер с балкона упал. Пойдем, посмотрим.
На газоне, под балконом лежал человек. Дверь на четвертом этаже была открыта.
- Наверно оттуда, предположили женщины. Осторожные попытки привести в чувство пострадавшего результатов не дали. Но пульс и дыхание были ровными.
- Давай, вызывай скорую, а я наверх,- скомандовала Ирина. Дверь открыла жена капитана.
- Муж дома?
- А где ему еще быть. Спит пьяный, а я с дочкой.
- Иди, посмотри.
Через несколько секунд жена прибежала назад.
- Его нигде нет.
- Ну, значит, это твой муж упал с балкона. Пойдем. Только вот что. Трогать его нельзя, мы не заем, что со спиной, шеей.
Женщина с причитаниями побежала вниз. Там уже собралось несколько человек и жене не дали приблизиться к телу.
Подъехала «скорая», врач осмотрел упавшего, приготовил шприц, но укола делать не стал.
- Сколько он выпил? Обратился доктор к жене.
- Откуда я знаю. Он пришел сам…., значит, больше бутылки, но меньше двух.
Со всеми предосторожностями капитана погрузили на носилки. Дежурный фельдшер санчасти, Ибрагимова Ирина, получила задачу сопровождать пострадавшего.
В суматохе никто не догадался взять документы, или даже записать фамилию. До госпиталя 50 километров. Задачу довезти живым выполнили.
Прошло еще несколько дней. Капитан разговаривать не мог, и тогда вызвали гражданского хирурга. Врач, пенсионного возраста, долго сокрушался.
- Ну, нельзя же так. Ну, и что с того, что по пьяни? Издеваться то не надо, человек ведь.
Причитания кончились тем, что челюсть сломали еще раз и сложили, но уже правильно.
Когда сняли повязку, и последствия сотрясения мозга стали терпимыми, пострадавший предположил, что он просто перепутал дверь на балкон с дверью в туалет.
Через месяц его выписали. Чтобы восстановиться на летную работу, надо было получить разрешение Командующего о направлении на медкомиссию. Командир полка подписал рапорт капитана, и бумагу отправили в штаб Авиации. Рапорт вернули в полк с резолюцией в верхнем левом углу. Размашистым подчерком через весь лист было:
- Отказать. Пусть летает между балконами.
Замены капитану не было. Дело в том, что все его подчиненные были прапорщиками и не имели специального образования.
Командир полка отправил опального радиста в отпуск. Впоследствии разрешил исполнять обязанности своим приказом, временно. При прибытии Командующего в гарнизон, у капитана была отдельная задача, не попадаться на глаза начальству.
После назначения нового руководителя Авиации Северного Флота все утряслось само собой, и капитан был восстановлен в должности.
После госпиталя еще неделю провел дома. Точнее в гараже. Конструкция автожира была почти готова. Саня Подкорытов заканчивал полировку трехметровых лопастей.
Мне осталось собрать и запустить самодельный двигатель из двух мотоциклетных моторов. В случае устойчивой работы, можно приступать к изготовлению толкающего винта.
Двигатель завелся с пол-оборота. Выхлопных труб не было. Звук крупнокалиберного пулемета напугал полгарнизона. Я обрадовался. Двигатель взревел и заглох навсегда. Самодельные крепления картера не выдержали. Новую модель делать не стали. С такой техникой летать нельзя. А наступившая зима отодвинула конструкторскую работу на неопределенное время. Но я не жалел о затраченном времени. По крайней мере повторил практическую аэродинамику и научился делать расчеты лобового сопротивления и тяги двигателей. А друг Подкорытов решил заняться дельтапланом. Я не сомневался, что у него все получится. В его семье жена никогда не мешала мужу. Мне эти отношения казались идеальными. Я хорошо знал, что это редкое явление для многих семей.
В одном из заброшенных складов аэродрома в куче мусора нашли рулон тонкой резины. Несколько слоев превратились в лохмотья. По видимому из- за этого его и выбросили. Но через слоев пять резина была прочной, как новая. Когда Подкорытов увидел такое богатство, то предложил склеить гидрокостюмы. По его чертежам и выкройкам мы с Шамаевым тоже изготовили подводное снаряжение «сухого типа». Вот и появились в нашей группе свои настоящие «доспехи» подводников. Правда погружение не было возможным без дополнительных грузиков. Все старые аккумуляторы были немедленно разобраны и свинцовые пояса позволяли нырять на любую глубину. Меня удивляли способности товарища. Саня мог сделать практически все. А мы старались повторить его наработки, что конечно значительно легче.
Когда знакомые рыбаки увидели наши костюмы, то сразу предложили испытать их в деле. Пройти с бреднем по затопленному лесу водохранилища. Я соблазнился легкой добычей рыбы и ночью с двумя рыбаками выехал к реке Шексна. Часа через два с полными рюкзаками рыбы мы поехали назад.
И хотя костюм был порван в нескольких местах, я его не снимал до самого дома. Причина простая. У меня не было запасной сухой одежды. А ехать почти семьдесят километров насквозь промокшему значило возможность заболеть. В гидрокостюме же было тепло. Хоть и сыро. Уже около дома предложил.
Если хотите «жарехи» можем попросить Ирину.
- Ты что? Она нас из дома выгонят. Три часа ночи.
- Ребята. Вы просто не знаете мою жену. Она рыбу любит… и меня.
Обрадованная Ирина накормила нас в три часа ночи жареной добычей и вновь рекомендовала заняться рыбалкой, а не плаванием. Но повторить успех как- то не получалось. Факт браконьерства так и остался эпизодом. Слишком много забот и по службе и дома.
После рабочего дня, уже около дома Саня Бычков предложил заскочить на минуту к нему.
- Какая проблема? Что- то серьезное?
- Да нет. Хочу одну вещь тебе показать.
Дома он подал мне дощечку в стандартный лист.
- Ну как?
На лакированной черной поверхности резцом была нанесена картина в виде графики. Старуха «чернавка» из сказки Пушкина «Спящая царевна» протягивала отравленное яблоко.
- Ничего себе. Вот не ожидал. Когда ты этому научился. Сколько лет знакомы, а я даже не подозревал за тобой таких талантов. Давай показывай остальное.
Следующие картины были все в таком же стиле. Купола церквей и герои сказок скопированы безупречно. Видно, что товарищ неплохо овладел приемом тонкой резьбы.
- Ну что скажешь? Если видишь недостатки, не стесняйся. Мне они важнее похвалы.
Я некоторое время молчал. Надо подумать. Потом осторожно начал рассуждать вслух.
- В технике, несомненно, есть успехи. А теперь главный вопрос. Почему ты избрал именно эту тематику? Скажем так, исторически- сказочную. Я понимаю, что это первый этап обучения искусству. Пора переходить к самостоятельным работам. У меня дома есть несколько книг «Школы изобразительного искусства», я дам их тебе на время. Попробуй поработать на современные темы. Мне кажется надо изображать то, что хорошо знаешь. Самолеты или картины неба. Да многое другое. Я бы никогда не стал рисовать церкви, потому что я не знаю их пропорций и деталей. А ведь именно от деталей зависит, поверит зритель тебе или нет. Может быть это пока сложно. Но раз ты встал на этот путь, то двигайся дальше. У тебя твердая рука. Может быть попробуешь себя и в других видах. В любом случае я рад, что ты нашел занятие по душе.
Дома я поделился впечатлением с Ириной.
- Ты знаешь? Саня то Бычков графикой занялся. Ну помнишь мы еще на выставке в Вологде видели в картинной галерее доски с резьбой по черному лаку. Видно это запало ему в душу. У него дома целая подборка. Как ни-будь заглянем в гости, посмотрим. И двое детей ему не помеха, молодец. Только мрачноваты картины немного.