Само собой устоялось мнение, что советский атомный проект стал возможным только благодаря украденным у американцев сведениям. Масса «разоблачающих» материалов подобного толка появилась в 1990-е годы. Прочитав их, читатель приходил к твердому убеждению: если бы не своровали, то ничего бы и не создали, так и осталась бы Советская армия с автоматом Калашникова и танком Т-34. Спорить с этим не то чтобы бессмысленно, а как-то неловко. Потому что подобное утверждение унижает и оскорбляет прежде всего советских ученых.
Текст: Николай Андреев, коллажи Анжелы Бушуевой
В наши дни практически любая страна может создать водородную бомбу – было бы желание. Но потребуются, конечно, деньги, и немалые. Ясно, как сделать самое мощное в истории человечества оружие – есть научный фундамент. И закладывали этот фундамент ученые многих стран, в том числе и советские. Ведь что такое атомная или водородная бомба? Это физика атомного ядра. Как сказал итальянский физик Энрико Ферми, атомная бомба – это прежде всего красивая научная теория. Ученые занимались ядерной физикой совсем не для того, чтобы сделать бомбу, а чтобы постичь тайны природы. А бомба – это прикладное применение фундаментальных открытий. Научный руководитель американской атомной программы Джулиус Роберт Оппенгеймер признавался: «Когда перед вами захватывающая научная проблема, вы уходите в нее с головой, а вопрос о том, что делать с решением, отлагаете на будущее, на то время, когда это техническое решение будет найдено. Так было и с атомной бомбой…»
Уже в конце 1930-х годов физикам было ясно: атомную бомбу создать можно. И советские физики шли тогда в ногу с мировой наукой. В 1939 году молодые ученые Яков Зельдович, Юлий Харитон, Георгий Флёров, Константин Петржак выдали вдохновляющие работы по физике атомного ядра, большинство которых – пионерного значения. А руководил ими столь же молодой Игорь Курчатов – неформальный лидер советских ядерщиков. В октябре 1941 года академик Петр Леонидович Капица, выступая на антифашистском митинге ученых, сказал: «Последнее время дает нам новые возможности использования внутриатомной энергии <…> Мы ставим вопрос об использовании атомных бомб, которые обладают огромной разрушительной силой». Выступление академика напечатала «Правда». Никакого шума слова Капицы не произвели. Обычные люди просто не поняли, о чем, собственно, речь.
Вообще, первый проект по разработке атомной бомбы возник в Англии. Один из завербованных советской разведкой британских физиков осенью 1940 года передал протокол заседаний английского Уранового комитета, на котором обсуждались технические проблемы создания этого оружия. Но в советской разведке не было специалистов, а поскольку сведения считались совершенно секретными, то консультироваться с физиками было запрещено.
ОТКРЫТИЕ В БИБЛИОТЕКЕ
Началась Великая Отечественная война, и атомная тема ушла на задний план. «Всем нам казалось, что исход схватки двух огромных сил будет ясен довольно быстро, – вспоминал позже академик Георгий Николаевич Флёров. – И поэтому Курчатов не считал возможным тратить усилия на ядерную физику, которая в тот момент казалась чем-то слишком уж далеким от жизни, от войны. <…> Он пошел работать к Александрову, который комплектовал группу по размагничиванию военных судов и защите их от мин. Нам же предложил подумать, где бы мы могли принести наибольшую пользу стране в условиях войны».
Понятно, что рано или поздно атомной бомбой все равно занялись бы, но помог неожиданный случай. Это поразительная по набору случайностей история. Физик Георгий Николаевич Флёров пошел добровольцем на фронт, хотя имел бронь. Служил техником-лейтенантом 900-й разведывательной авиационной эскадрильи Военно-воздушной академии Юго-Западного фронта. В апреле 1942 года их часть отвели на отдых под Воронеж. Чем заниматься воину? Спать, есть, пить, гулять. Лейтенант Флёров бросил вещи в деревенской избе и рванул в Воронеж. Нашел университетскую библиотеку. Заказал свежие научные журналы, в том числе и американские. Тоже ведь удивительно: война, с Америкой только воздушная и морская связь, Красная армия нуждается в оружии, но доставляется и научная литература. В 1940 году Георгий Флёров и Константин Петржак открыли явление самопроизвольного деления урана, потому лейтенант жаждал узнать, что есть нового у американцев по атомной теме. Флёров усаживается в читальном зале за кипы зарубежных изданий. Первым делом раскрывает предметный указатель журнала Physical Review – ведущего издания американских физиков. Найдена нужная буква, но почему нет понятия, которое его интересует? Где оно – nuclear fission? С другими темами в указателе все обстоит благополучно, а «деление атомных ядер» исчезло. Что случилось с американскими учеными, которые, как он знал, занимались этим физическим явлением? В Америке не рвутся бомбы, не стреляют пушки, не горят города. Что же произошло с физиками, занимающимися делением урана? И Флёров приходит к логичному выводу: изучение деления урана засекречено. Дальнейший ход мыслей физика, хорошо знакомого с темой nuclear fission, привел к заключению: в США идут работы по созданию устройств, использующих энергию, выделяемую при делении урана. Возможно, разрабатывается новый вид оружия чудовищной силы. А если так, то американская служба безопасности запретила публикацию любых статей, где упоминается деление атомных ядер.
Флёров тут же написал письмо Курчатову: надо заняться атомной темой. Написал и Сергею Кафтанову – уполномоченному Государственного Комитета Обороны по науке. И тот, и другой признавали важность темы, но не видели возможности заняться ею. Тогда Флёров пишет письмо Сталину. Вот его фрагменты: «Дорогой Иосиф Виссарионович! <...> я чувствую себя в положении человека, пытающегося головой прошибить каменную стену. <…> Может быть, я не прав – в научной работе всегда есть элемент риска, а в случае урана он больше, чем в каком-либо другом. <...> Мы все хотим сделать все возможное для уничтожения фашистов, но не нужно пороть горячку – заниматься только теми вопросами, которые подходят под определение «насущных» военных задач. <...> Так вот, считаю необходимым для решения вопроса созвать совещание в составе академиков Иоффе, Ферсмана, Вавилова, Хлопина, Капицы, Лейпунского, профессоров Ландау, Алиханова, Арцимовича, Курчатова, Харитона, Зельдовича; докторов Мигдала, Гуревича. Желателен также вызов К.А. Петржака. Прошу для доклада 1 ч. 30 мин. Очень желательно, Иосиф Виссарионович, Ваше присутствие – явное или неявное».
Письмо лейтенанта Сталину не осталось в Кремле незамеченным. Оно поступило вовремя. К середине 1942 года в Государственном Комитете Обороны имелись сведения, что работы по созданию атомной бомбы ведутся как в фашистской Германии, так и в США. В октябре 1942 года Курчатов вызван в Москву и ему поручено подготовить развитие работ в этой области и возглавить создание ядерного оружия. 11 февраля 1943 года ГКО принял специальное решение об организации научно-исследовательских работ по использованию атомной энергии. Руководителем назначен Курчатов. То есть в СССР стали разворачиваться работы по созданию атомного оружия на три года позже, чем в США. И это отставание в три-четыре года в работах сохранялось: атомный реактор в СССР был запущен в 1946 году, первая атомная бомба была взорвана в 1949-м.
КАК В ШАХМАТАХ
Теперь о краже атомных секретов у американцев. Это еще вопрос: была ли кража? Кража – это когда тайно похищают, воруют чужое. В данном случае не совсем понятно, было ли чужое. И похищали ли тайно?
Бесспорный факт: первый советский атомный заряд был копией конструкции «Толстяка» – американской атомной бомбы, сброшенной на Нагасаки. А чертежи конструкции передал советской разведке немецкий ученый Клаус Фукс, который работал в Лос-Аламосе (населенный пункт в штате Нью-Мексико, в котором в 1942 году была создана Лос-Аламосская национальная лаборатория для разработки ядерного оружия. – Прим. ред.).
Но чтобы сделать бомбу, мало располагать чертежами. Нужно иметь научное понимание, как сделать «изделие». Нильс Бор передал чертежи ядерного устройства Швеции, но там не очень поняли, что это такое: не было специалистов. Советские ученые располагали приблизительно таким же набором знаний в сфере ядерной физики, что и участники «Манхэттенского проекта» на его начальной стадии. Физик Константин Антонович Петржак вспоминал: «Уже в 1939 году мы в Ленинграде обсуждали все то, что Ферми делал в 1942 году в США. Если бы не война, которая прекратила исследования, то мы были бы вровень с США». Тут следует разъяснить, что такое «Манхэттенский проект». Такое кодовое название получила атомная программа Америки. Был сформирован особый военный округ, командовать которым был назначен генерал Лесли Гровс. Центр исследований и разработки находился в Лос-Аламосе.
Так что до получения данных от Клауса Фукса были ясны основные контуры схемы атомной бомбы. Флёров в письме Курчатову с фронта набросал эскиз конструкции атомной бомбы. Много позже он обнаружит, что его эскиз очень близок к схеме, которую разработали в Лос-Аламосе. В 1990 году Флёров попадет в США, встретится с разработчиками атомной бомбы. Вот его впечатления: «В научной работе, в общем, как в шахматах, за одним ходом должен следовать следующий, потом следующий, – логика должна быть одинаковой. Я в этом убедился в Вашингтоне, когда мы выступали с докладами о том, что делалось в каждой стране, и увидели, что делали то же самое…»
В 1943 году Курчатов ознакомился с материалами по атомному проекту США, полученными разведкой, и отметил: «Уран должен быть разделен на две части, которые в момент взрыва должны с большой относительной скоростью быть сближены друг с другом. Этот способ приведения урановой бомбы в действие рассматривается в материале и для советских физиков также не является новым. Аналогичный прием был предложен нашим физиком Флёровым; им была рассчитана необходимая скорость сближения обеих половин бомбы, причем полученные результаты хорошо согласуются с приведенными материалами…»
Главная проблема в создании советской атомной бомбы в то время – уран. Его в Советском Союзе не было. Геологи поисками урана не занимались, потому что в нем не было нужды. США могли воспользоваться месторождениями урана от Канады до Конго и Мадагаскара. А для первого советского атомного заряда урановую руду добывали высоко в горах – на Памире, вывозили ее на ослах.
После разгрома Германии туда была направлена группа ученых во главе с научным руководителем советского атомного проекта Юлием Харитоном. Знали, что немцы занимались этой темой. Но из научных разработок немцев СССР почти ничего не досталось: ученых вместе с научными отчетами союзники вывезли в западную зону оккупации Германии, а потом переправили в США. А вот с ураном повезло. На кожевенном заводе нашли бочонки с непонятным желтым порошком. Это оказался оксид урана. 112 тонн. То, что нужно!
Кстати, информация, которую передавал Клаус Фукс, не была принята на веру как безупречная, был проведен большой объем экспериментов, расчетов по их проверке. И только после этого приняли решение: первую бомбу делать точной копией американской. Так распорядился Берия. Хотя атомная бомба на основе собственной схемы получилась лучше заокеанской. «Я, Альтшулер и Забабахин сообразили интересненький вариант, – рассказывал академик Яков Зельдович. – Совместили принципы сближения и сжатия. Масса – вдвое меньше, а мощность – вдвое больше. А Володя Некруткин, инженер милостью Божией, предложил гениальный вариант размещения заряда». Но Берия выбрал проверенный вариант – американский, чтобы взрыв прошел без осечек.
АМЕРИКАНСКАЯ БОМБА – ДЕЛО ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОЕ
Фукс был не единственный, кто передавал данные о работе над бомбой. Сообщения по устройству атомной бомбы поступали и от физика Бруно Понтекорво. В его материалах содержалось подробное изложение секретной главы доклада правительству и Конгрессу США о работе «Манхэттенского проекта». Данные поступали от Оппенгеймера и Ферми. Всего было получено пять докладов о ходе работ в Лос-Аламосе над первой бомбой.
И вот что самое интересное: многие участники «Манхэттенского проекта» выступали за то, чтобы поставить свои разработки под международный контроль. И поделиться секретами со всеми, в том числе с советскими учеными. Важны мотивы, по которым физики передавали данные советским разведчикам. Они считали, что в разработках атомного оружия должен поддерживаться паритет, потому что монополизм тут опасен.
Теперь посмотрим, кто был занят в «Манхэттенском проекте»? В «Общем отчете о развитии методов использования атомной энергии в военных целях» физика Генри Смита, обнародованном 12 августа 1945 года, говорится: «Конец 1944 года застал необычайную плеяду светил ученого мира, собравшихся на плато в Нью-Мексико». Лаура, жена физика Ферми, свидетельствует: «Лос-Аламос – это была одна большая семья, <...> тут были все корифеи науки не только из Соединенных Штатов, но почти из всех европейских стран». В Лос-Аламосе были собраны выдающиеся умы того времени. Они вместе работали над заданием, которое считали поручением не Америки, а всего мира. Вот их список:
Австрия: Отто Фриш, Виктор Вайскопф.
Венгрия: Лео Сцилард, фон Нейман, Эдвард Теллер, Юджин Вигнер.
Германия: Альберт Эйнштейн, Мария Майер, Клаус Фукс, Герберт Андерсон, Рудольф Пайерлс, Ганс Бете, Джеймс Франк, Франц Симон.
Греция: Николас Метрополис.
Дания: Нильс Бор.
Ирландия: Синтон Уолтон.
Италия: Энрико Ферми, Эмилио Сегре, Бруно Понтекорво, Бруно Росси.
Канада: Уолтер Цинн.
Китай: Ву Цзяньсюн.
Польша: Станислав Улам, Джозеф Ротблат.
Россия: Георгий Кистяковский.
Швейцария: Феликс Блох.
Чехия: Георг Плачек.
На Лос-Аламосском объекте работало около 20 британских ученых. Генерал Гровс категорически возражал, чтобы до них доводилась информация по результатам исследований и экспериментов. Что, кстати, привело к некоторому охлаждению во взаимоотношениях между США и Великобританией.
Были, разумеется, в научном коллективе и американские ученые – Роберт Оппенгеймер, Ричард Фейнман, Роберт Сербер, Джон Кемени, Исидор Раби, Герберт Йорк и многие другие. Они внесли серьезный вклад в реализацию проекта, но все же ведущие роли играли ученые-иноземцы. «Манхэттенский проект» был, по сути, международным.
А коллективы ученых, работавших в советских атомных центрах «Арзамас-16» и «Челябинск-40», состояли только из своих. Да, в атомном проекте участвовали немецкие специалисты. Специально для них создали объект под Сухуми. Они участвовали в разработке методов разделения изотопов и получения металлического урана, эти работы важны, но они были вспомогательными. К конструкции бомбы и ее разработке прямого отношения немецкие специалисты не имели. Да им особо и не доверяли.
У НАУКИ НЕТ СЕКРЕТОВ
Западные ученые не видели врагов в советских коллегах. А советские – в западных. Потому у участников «Манхэттенского проекта» было велико желание сделать свои работы достоянием всего мира. Они работали не на Америку, а на все человечество. Нильс Бор и Энрико Ферми были убежденными противниками насилия. Потому считали: ядерную войну можно предотвратить, если в мире будет поддерживаться баланс сил. А баланс этот можно создать, если все будут иметь равные права на доступ к секретам атомной энергии. И прежде всего доступ должен получить Советский Союз.
Нужно учитывать, что тогда у мирового сообщества сложилось исключительно доброжелательное отношение к СССР. В Лос-Аламосе следили за событиями на советско-германском фронте. Победа под Сталинградом была воспринята как победа не только Красной армии, но и всего прогрессивного человечества. Значительная часть западной интеллигенции верила, что в Советском Союзе проводится прогрессивный социальный эксперимент. Часть ученых считала, что монополия на владение ядерным оружием в отношении союзника, который несет в войне многочисленные жертвы, является предательством. Роберт Оппенгеймер после применения атомной бомбы против гражданского населения Японии заявил президенту США Трумэну: «Мне кажется, на наших руках кровь». Трумэн ответил ученому: «Ничего страшного. Все отмоется…» А своим помощникам строго наказал: «Чтоб этого слюнтяя здесь больше не было!»
После испытания первой советской атомной бомбы, как и положено, следовало наградить участников программы. Так вот самый большой список представило разведывательное управление НКВД. Они считали себя ведущим колесом в создании бомбы. А ученые особо не обращали внимания на ордена и медали, для них главное – реализована на практике красивая теория.
Так что как бы некоторые журналисты ни пытались приписать подвиг создания атомной бомбы разведчикам, факты свидетельствуют о другом: это подвиг научный. Безусловно, разведке принадлежит большая роль в поддержке атомного проекта, но он был реализован прежде всего благодаря Курчатову, Харитону, Зельдовичу, Флёрову и многим другим ученым.
Когда в перестроечные годы стали возникать контакты между участниками советской и американской атомных программ, наши ученые были поражены, что их коллеги практически ничего не знают об атомном производстве в СССР. И убедились, что во многом опережали западных коллег. Только один пример: отечественные методы разделения изотопов оказались и производительнее, и экономичнее американских. «Американцы при плавке урана использовали магний, а мы пошли другим путем, – рассказывал академик Федор Григорьевич Решетников. – Наши технологии более эффективны, чем западные. Приведу один пример: мы загружали столько шихты, что за одну операцию получали до 10 тонн урана! Я впервые называю эту цифру – убежден, любого специалиста даже сегодня она приведет в изумление!»
Историю создания советского ядерного оружия писали прежде всего ученые, а разведчики лишь подносили чернила и бумагу.