Студенческие годы. Часть тринадцатая.
Наступило самое счастливое время. Я осталась одна в комнате, мои девицы окончили институт и съехали. Ко мне поселились Оля, моя подруга, и Наташа Л. Мы зажили дружно и весело.
Принялись благоустраивать свою долгожданную комнату. Купили циновку. Я расписала ее куполами. Эту циновку мы повесили перед дверью, закрыв ею вход, чтобы из коридора нас не было видно при малейшем раскрытии двери. Получилась прихожая, где стоял с одной стороны высокий шкаф с антресолью, с другой вешалка для верхней одежды, наверху антресоль для чемоданов. Там же был отсек для мусорного ведра
Насобирали в парке желудей и сделали из них занавеску перед столом, за которым ели. Так отгородили ещё одну зону. На центральной неоткрывающейся части окна я срисовала картину Ренато Гуттузо "Прощание", получился витраж. На окно повесили красивые шторы с адмиралтейскими корабликами, купленные после долгих поисков. Насушили веточек с кленовыми листьями, сделали букеты и композиции из камней, коряг и мха. Комнату обжили и украсили так, как и хотели.
С сентября наш факультет перевели на Мойку, туда, где находился главный корпус, принадлежавший когда-то графу Разумовскому, и другие корпуса. Целый квартал. Заблудишься с непривычки. Особенно, если учесть, что построены они были в стиле барокко, с тупиками, лабиринтами и переходами. Находился и находится наш институт им. Герцена в самом центре города, в двух шагах от Невского проспекта. Кроме центрального входа, на его территорию можно попасть через неприметную дверь в ограде прямо около Казанского собора. Там мы и ходили, когда ездили на троллейбусе. Но чаще всего добирались до института на метро. Садились на станции Парк победы и выходили на станции Невский проспект.
Наш факультет обосновался в шестом корпусе. Но лекции проводились в разных корпусах, соединённых друг с другом переходами, по которым мы носились, как борзые. Надо было успеть и аудиторию разыскать, и место занять, и перекусить, а то и пообедать в столовой, которая была настоящим шедевром, лучшим вузовским заведением общепита в городе на Неве. Об этом свидетельствовало огромное плюшевое знамя вишнёвого цвета, красовавшееся на самом видном месте.
Это был целый подземный город: по длинному коридору по обе стороны располагались разные буфеты - молочный, где всегда были нежнейшие молочные кашки, сметана, сливки, какао, молочные сосиски, наисвежайшие булочки с изюмом, пирожные; чайный буфет с мясными салатиками, выложенными на тарелках шариками, посыпанными тёртым яйцом, винегретами, сардельками, слойками с повидлом и ромовыми бабами и, конечно, чаем с лимоном.
Буфет кофейный, любимый. Там все благоухало обалденным ароматом свежесмолотого кофе, который наливался из импортной кофемашины хоть двойным, хоть тройным, и со сливками, и с лимоном, как тебе угодно. К кофе можно было взять эклер или трубочку с заварным кремом. Все свежее, божественно вкусное.
У самого входа в залы старый еврей продавал коктейли из пломбира с сиропом и лимонные слойки из песочного теста, тающего во рту, с начинкой из лимона с сахаром. Все такое эксклюзивное, чего нигде больше и не попробуешь.
А в залах кормили и первым, и вторым, и третьим. Залов было пять: зал для профессоров и преподавателей, для народов Севера ( отдельный зал), зал комплексного обслуживания, и два простых зала. Обслуживали молниеносно. Больше всего я любила холодный борщ, типа окрошки, ядреную сборную солянку и треску под польским соусом.
По дороге из института можно было заглянуть в котлетную на другом берегу Мойки и съесть сочный бифштекс с жареным яйцом, запивая его наваристым бульоном. А ещё можно было, перейдя через Невский, зайти в пирожковую, набрать горку маленьких пирожков с разной начинкой и слопать их. Я узнала, как вкусно запивать куриным бульоном пирожок из песочного теста с яйцом и морковкой. А бульоны тогда были настоящие, не из кубиков. И куры были тоже настоящие.
Продолжаю кулинарное путешествие по Ленинграду. Давайте посетим с вами любимые студентами места, где можно было вкусно и недорого поесть.
Около парка Победы в высотном здании, типа МГУ, находилась легендарная чебуречная. Мы входили в зал, наполненный горячими пряными ароматами, занимали столик, вставали в очередь, наблюдая, как в кипящем масле подрумяниваются, вздуваясь немыслимыми пузырями большущие чебуреки, предвкушая, как возьмёшь его, горяченный, хрустящий, за два конца и осторожно надкусишь один уголок, высасывая душистый, обжигающий сок. А если позволяли финансы, можно было взять чанахи в горшочке, где в густом огненном соусе плавали сказочно большие куски вкуснейшей баранины и ломтики картошки, упревшей до красноты. А тем, у кого денег было маловато, приходилось брать харчо, которое тоже было вкусным, но это было не чанахи.
Ещё можно было взять люля кебаб из баранины, шашлык по карски. Но я этого не пробовала. Муж говорит, что очень вкусные. Он-то позволял себе такие деликатесы.
В чебуречную надо было брать с собой огромный носовой платок, а лучше полотенце, поскольку при поедании острых, горячих блюд открывались все шлюзы. Со лба лился пот, нос хлюпал, как подтекающий кран, и даже слезы выступали от красного перца, щедро добавленного к мясу.
Было и ещё одно заветное место, кафе "Русские блины". Блинчики там были тоненькие, начиненные и мясом, и икрой, и творогом, и курагой. Вся эта вкуснятина запивалась чаем из самовара. На белой изразцовой стене в центре красовалась купчиха с блюдцем в руке, пьющая, как и мы, чай из самовара. Она дула пухлыми губками на блюдце с горячим чаем. На самоваре висела связка баранок. Рядом с красавицей сидел толстый усатый котище. Ну вот, описала картину Кустодиева. С нее, надо полагать, и рисовали, в стиле Гжели синими красками. Над картиной было написано:
" Чай внакладку - очень сладко! Кушай, кушай, милая моя!"
Я была а восторге от этой надписи.
Но частенько мы готовили сами. Брали картоху, чистили и жарили на здоровенный сковородке. Ели двумя дружественными комнатами. А после летней сессии покупали тазик черешни, пару бутылок Совиньона и отмечали вшестером, опять же двумя комнатами, конец семестра.
До него добирались не все второкурсники. Все говорили, что второй курс - решающий. Многие студенты до такой степени чувствовали себя вольготно, что начинали и лекции прогуливать, и позволять себе заводить вредные привычки. В итоге вылетали уже после зимней сессии. А уж на третьем курсе приходило осознание необходимости серьезно учиться. Ну, а на четвертом курсе и захочешь уйти, не отпустят. Государство вбухало в твое обучение столько средств! Будь добр, доучись и пользу приноси обществу.
А впереди были ещё два года учебы, или всего два года, увы.