Как-то в один из апрельских вечеров Мария Ивановна сидела одиноко у подъезда своей многоэтажки, и вдруг почудилось ей, что откуда-то сверху прокрякала утка. Старуха осторожно подняла вверх глаза. У балкона второго этажа на скворечнике сидел, блестя чёрным атласом оперения, скворец.
— Батюшка ты мой! — удивлённо-радостно прошептала Мария Ивановна.— Да откуда ты взялся?! Не из моей ли деревеньки за мной прилетел?! Столько лет не слышала!.. Не замечала, поди, в суете-то сует. Скворец испуганно пискнул и улетел с хриплыми вскриками. И эта вольная птаха разбередила окончательно её душу.
Мария Ивановна зашла в дом, прошла в свой закуток, который служил ей и спальней, и гостиной, а двум выпестованным здесь внучкам заменил целый детский садик, стала выдвигать ящики старенького комода и выкидывать из них на пол всё подряд. Таня, заглянув к ней на шум, спросила недоумённо:
— Чего это ты, мама? Будто базар открыла! Потеряла что?
Старуха, прекратив потрошить комод, опустилась рядом на скамеечку, стала оглядывать разбросанные пожитки — всё, что осталось у неё своего личного после полувека трудовой жизни,— и некоторое время морщила лоб, что-то вспоминая, а вспомнив, заулыбалась радостно: — Душу ведь, холера, перевернул, ровно во хмелю сделалась... Давно в душе эту тоску носила, а тут...
— Старуха замолчала, глядя на дочь блестящими глазами с крупными слезинками по уголкам.
— Решилась всё же, дочка, съездить, посмотреть на свою родину, побыть там сколь можно... Сорок лет ведь только во сне и видела! А тут как кольнуло: умру ведь скоро... Не два же века мне отпущено.
— Теперь мне только и поездить. Сына твоего подняла.
Здоровье ещё пока есть...
Может, все — ты, я, Константин — вместе со мной в деревню, а?!
— Старуха с загоревшейся надеждой в глазах смотрела на дочь.
— А что? можно! — неожиданно согласилась Таня.— У нас с Костей скоро отпуск... Но,— Таня пошевелила в раздумье бровями,— это куда ехать?.. Я ведь ничего не знаю, не помню твоих рассказов...
— В Челябинскую область.
— На Урал?!
— Таня заводила по потолку глазами.
— Теперь уж, поди, городок,— сказала Таня.
— Такие стройки идут! Новые города как грибы растут.
— А что?! Из нашей деревни красивый бы городок получился,— согласилась Мария Ивановна .
— На взгорье стоит. У реки.
— Старуха замолчала, глядя на дочь восторженными глазами.
В тот же день Мария Ивановна обежала несколько магазинов, приискивая себе удобный дорожный чемодан. Ничего подходящего не нашла. Решила взять свою старую хозяйственную сумку — не форсисто, но удобно.
Положила в неё смену белья, немного продуктов. Хотела туфли про запас, но вспомнив про деревенскую грязь, взяла резиновые сапоги. Потом долго сидела в своём закутке над сумкой, прикидывая, что ей ещё понадобится в поездке. Кроме денег, решила, больше ничего и не надо. За каждым углом не магазин, так шаурма.
«Гостинцев бы каких подружкам...
— Она не сомневалась, что встретит их, не всех, разумеется, но есть же ещё которые... Узнать, наверно, трудно будет... может, и совсем не признают они друг дружку? Годов-то, годов! сколько пролетело... А так, если подумать, одним мигом будто прошло — прогорело времечко.»
К вечеру автобус подошёл к Челябинскому вокзалу. Она заторопилась, засуетилась под писк тормозов.
Ни вокзал, ни привокзальная площадь, ничто вокруг даже отдалённо не напоминало ей того городишка, каким знала, помнила его.. Дошла до первой скамеечки, присела чтобы успокоиться немного, оглядеться... Вокзал-то — громадина супротив прежнего!
Спросила у проходившего мимо мужчины:
— Скажи-ка, гражданин, пригородный автобусный вокзал здесь имеется?
— Заверните вон с той стороны за Синегорье и увидите,— охотно пояснил мужчина.
Она неловко пошла, с трудом разминая отёкшие от непривычно долгого сидения в автобусе ноги. Сразу за углом и увидела автовокзал, признала его по стоящим маршруткам...
Шла и озиралась с беспокойством по сторонам: добротное всё, красивое, но чужое. И тревожила её глупая, но неотвязная мысль, что не туда она приехала... Не Челябинск это.
В здании автовокзала — гул от народа. Мария Ивановна подошла к кассовым окошечкам. Спросила в одно из них:
— До Кайгородово бы мне?
Билет до Кайгородово?
— И замерло сердце, ожидая ответа.
— На девять тридцать вам?
— Да, да,— заторопилась Мария Ивановна , нашаривая в сумке кошелек, обрадованная до того, что погорячело в груди.
— Один мне... до Кайгородово!
Потом сидела на диванчике. «Кайгородово!.. Живет, стало быть, существует! Вот и маршрутки туда ходят... Ох, боже мой! "
— И она, придерживаясь за стенку, доковыляла до буфета, выстояв очередь, выпила стакан воды. Полегчало, отпустила большая боль, хотя всё ещё в груди что-то мешало дыханию.
«Надо ведь так?! — думала с испуганным удивлением.
— От радости-то что?! Больная какая она бывает!»
Все места в маршрутке были заполнены, даже в проходе стояло несколько человек. Мария Ивановна впала в забытье, задремала незаметно и легко, будто опустошилась вся, пока не ударило в уши: «Кайгородово!»
Она сошла с несколькими пассажирами. Мария Ивановна стояла долго, тяжело думая: куда она заехала опять? Не два же за Трубным Кайгородово? И не два у него Кайгородово?.. И вдруг её озарило: «Два! Два и есть Кайгородово!» Вспомнила! Одно, её родное, называлось Старое Кайгородово, а другое — вот это— Новое Кайгородово. Ну, заехала! Она остановила девочку, спросила: — Скажи-ка, детка, это какая деревня?
— Как какая?! — вытаращила на неё удивлённые глазёнки девочка.
— Кайгородово наше! Какая еще вам?!
— Новое Кайгородово?
— Нет, Кайгородово! — упрямо повторила девочка и стала смотреть с каким-то диковатым любопытством на старуху.
— Ну, иди, иди,— сказала недовольно Мария Ивановна.
— На смену растерянности и испугу, душу её стала наполнять досада на себя... До Старого Кайгородово — помнила — от Нового двенадцать километров. Не так много когда-то казалось. И всё же первой мыслью было зайти в какой двор, порасспросить обо всём. И направилась было к ближайшему подворью, но на первых шагах и отдумала; наоборот же выйдет, её будут выпытывать с пристрастием, недоверием: приехала, мол, гостья, из ума выжившая старуха... в трёх берёзах заблудилась.
Мария Ивановна сказала себе: «Ну вот, трухлявая башка, не хотела заблаговременно здраво подумать, посоображать, иди, тащись теперь пехом в своё Кайгородово...
— Ещё постояла в раздумье:
— А не дойду вдруг, не осилю...» Стала припоминать дорогу... Версты через две будет небольшая деревня Малиновка , а за ней всё лесом, лесом...
Миновав деревню и ещё с полкилометра пройдя за ней по грейдированной дороге, она решила позавтракать и присела на травянистую бровку кювета. Достала из сумки снедь, которой запаслась на остановках в дороге. Съела несколько маринованных килек с кусочком хлеба. Пирожки не стала трогать, пока не очень хотелось, пригодятся на после. Напилась через уголок платка из светлой лужицы в кювете...
Торопливо собралась, пошла дальше. Вот и Малиновка. Тоже в одну улицу деревня, но много меньше Нового Кайгородово. И дома похуже. За Малиновкой ещё какие-то дома справа от дороги попались; ладные с виду, по всем вероятиям государственные постройки — шибко уж одинаковые. Километра через два от последних домов наезженное грунтовое шоссе свернуло круто вправо. Старуха остановилась у развилки. Стала соображать: та, что вправо, помнится, на Трифоново идёт, а прямо — должна на Кайгородово. Засомневалась: уж больно заброшенной выглядит. Но, подумав, решила, что так и должно быть. Пошла по неухоженной дороге. Ноги быстро стали тяжелеть, плохо слушаться. Сошла с дороги, присела на полянку. Она прилегла на траву, положила голову на сумку.
Полуденное солнце приятно калило голые ноги, лицо. Прикорнула. Она плотно прикрыв глаза, стала думать о деревне... «Что же ждёт там, впереди?
— Кого искать стану?
Спрошу Тепловых. Много их было в деревне, дворов десять. Их-то легко будет найти... Нет, Капральских ещё больше было. Сколько у неё подружек из Капральских было!.. На могилку схожу к маме.
— Почувствовала, как побежала по виску за ухо слезинка.
Она, превозмогая боль, поднялась. По её предположению, это были уже ихние, Кайгородовские, и леса, и пашни, исхоженные-изъезженные когда-то ею вдоль и поперёк. Но не за что было зацепиться памятью... не было в её время таких высоких, кряжистых берёз, могучих, чуть ли не в обхват осин. Старуха шла и шла... И лес по обеим сторонам дороги шёл и шёл. У неё от отчаяния вырвалось гневно: «Ну когда ты кончишься, окаянный?!»
Будто и вправду испугавшись её гнева, лес оборвался вдруг, как отсечённый. И открылся простор. И она признала, вспомнила сразу всё здесь. Даже остановилась, чтоб хорошенько разглядеть... Вон же они, эти колки с колодцами — Грязновский и Харлушовский!— те самые, хоть и вымахал в них лесище. «Ну, ладно,— сказала, подумав,— сворачивать к ним не стану. Нет, поди, там никаких колодцев, обрушились давно, поросли кустами. И так теперь дойду — три километра всего...
И заспешила туда, где в голубой дымке над линией горизонта высветились какие-то далекие строения. Мария Ивановна вздохнула облегченно-радостно: ну вот и добралась почти! И идти стало заметно легче. Припомнила: под уклон здесь дорога. «О, господи,— думала с тревогой,— выдержу ли?! Ведь впереди-то... родимое местечко!.. Подружек своих встречу. Ой, что будет...— Она видела их мысленно всё теми же, молодыми, озорными, весёлыми.— Поместье наше... Сохранилось ли? Поди, живёт там кто? Дом-то добротный ещё был... Уж лучше бы, наверно, не ездить. Не думала, что так переживать буду...»
Маячащие в мареве смутными пятнами строения приближались и уменьшались, и будто двигались относительно друг дружки... Это её стало удивлять, а потом тревожить. Мария Ивановна, старательно протирая кончиком платка глаза, всё пристальнее в них вглядывается, пытаясь воображением построить из этих пятен дома, улицы в том порядке, как их помнит...
Спустилась с увала. Слева, отчётливо видимые, озерки камышистые пошли. И сад за озером принял устойчивую форму. «Ну, вот, и слава богу, доковыляла! И в глазоньках прояснило...» — как-то вдруг сразу успокоившись, сказала себе старуха за секунду до того, как увидела на высоком восточном берегу озера, где маячили в мареве пятна, красный вагончик, рядом загон из неошкуренных берёзовых жердей, скот, разбредшийся по буграм и... что деревни её здесь уже нет...