Представьте, что вы очутились в летнем лагере у ночного костра, и вожатый травит страшные байки. Некоторые хорошо вам знакомы — скажем, классический сюжет о монстре Франкенштейна. Другие — чуть более оригинальны, но в общем тоже ничего выдающегося. Слушать их интересно, но они совершенно вас не пугают. Все это вы слышали уже миллион раз, к тому же вожатый делает много отступлений, сыплет ненужными подробностями и по десять раз разжевывает одно и то же. Посиделки близятся к завершению, на горизонте вот-вот забрезжит рассвет, и тут вожатый делает паузу и тихо произносит глухим, изменившимся голосом:
— А теперь я расскажу вам нечто действительно страшное.
Он замолкает, и в этот миг из его рта и глазниц начинает бить яркий свет, точно в них вставили по мощному светодиодному фонарю. Пространство заполняется оглушительным ревом, кажется, будто сама вселенная заходится истошным, истерическим криком. В вашем сознании словно сами собой возникают и тут же гаснут апокалиптические картины. Последнее, что вы успеваете осознать: вожатый больше не рассказывает историю. Он, подобно радиовышке, транслирует сигналы извне, безумные образы из запредельного мира.
Влияние
Книгу предваряет обширный список источников вдохновения. Сплошь ультимативные авторы — от Говарда Лавкрафта до Артура Мэкена, от Августа Дерлета до Рэя Брэдбери. В перечне не хватает разве что самого Кинга. Его «Кладбище домашних животных» повлияло на «Возрождение» в не меньшей степени, чем «Ньярлатхотеп» или «Что-то страшное грядет».
Перевод
Первая фраза, за которую зацепился глаз при прочтении, была «Когда я его носил, то воображал себя суперменом по имени Человек-Оса...» Я не поленился нарыть в сети оригинальный текст, и худшие опасения подтвердились. В оригинале фраза звучала так: «When I wore it I pretended I was a superhero called the Human Wasp...» Не понимаю, неужели переводчик не знает слова «супергерой»? Конечно, это 2013-2014 годы, тогда еще существовали блокбастеры, выпущенные не Марвелом, но к тому времени уже успели выйти и «Халк», и «Железный человек», и «Тор», и «Первый мститель». Перекачанные парни в трико уже тогда были на слуху, но, видимо, переводчик оказался туговат на ухо. Конечно, здесь далеко до позорища уровня «штромгрупп» из «Химмельстранда», но все равно приятного мало.
Сюжет
60-е годы. Главный герой, шестилетний Джейми знакомится с новым пастором — молодым и полным энергии Чарльзом Джейкобсом. Помимо Господа нашего Иисуса Христа, Чарльз верует в безграничную силу электричества, и в свободное время конструирует диковинные приборы. Например, масштабную диораму с игрушечным Иисусом, способным ходить по воде. Годы идут, и вот уже пастор излечивает брата Джейми от немоты при помощи шарфа с подсоединенными к нему электродами.
Спойлеры:
Но, как это обычно бывает у Кинга, происходит несчастье: Чарльз теряет жену и сына в страшной аварии (привет, Луис Крид!) После этого он отворачивается от Бога и уезжает из города.
Много лет спустя, повзрослевший Джейми, потерявший сестру и мать, зато обретший героиновую зависимость, вновь встречает старого друга. Бывший пастор веселит народ на ярмарке фокусами с электричеством. Узнав о проблеме Джейми, Чарльз предлагает ему исцеление. Естественно, при помощи электротерапии. Джейми соглашается, и зависимость и вправду проходит. Правда, есть побочные эффекты — ночные кошмары, в которых Джейми являются его мертвые родственники, а также кратковременные провалы в памяти, после которых бывший наркоша очухивается абсолютно голым с исколотой рукой. Но Чарльз уверяет, что это все временно, после чего уезжает в закат.
Проходит еще очень много лет. Джейми встречает Чарльза в третий раз. Теперь он известный телепроповедник, который ездит по городам и весям, исцеляя людей от всяческих неизлечимых недугов. Разумеется, при помощи старого доброго электрического тока. Однако шоу срежиссировано так, будто страждущим помогают не вольты и амперы, а божественное вмешательство. Джейми узнает, что многие излечившиеся, как и он, впоследствии сталкиваются с осложнениями — в диапазоне от относительно безвредного лунатизма до... полной потери рассудка.
Наведавшись в особняк Чарльза, Джейми узнает, что в отличие от прочих дельцов от религии, преподобный Тесла тратит многомиллионные пожертвования не на яхты и золотые часы, а на опыты с электричеством. И теперь Чарльз стоит на пороге величайшего открытия, и чтобы сделать последний шаг к тайнам мироздания, ему нужна помощь Джейми...
Признаюсь честно, я не разгадал замысел Чарльза Джейкобса (хотя и был близок, очень, ОЧЕНЬ близок).
Приемы. Достоинства и недостатки
Есть такая игра «Бухаем со Стивеном Кингом». Суть проста: запастись спиртным и врубить какую-нибудь экранизацию короля ужасов. Каждый раз, когда на экране возникает типичное кинговское клише — надо выпивать. Сюжет разворачивается в штате Мэн? Первый шот. Кто-то из персонажей — религиозный фанатик? Как говорится, между первой и второй... Главный герой — алкоголик или наркоман? Так и самому спиться недолго! О, так он еще и писатель? +1. Дети-экстрасенсы?.. Ну и так далее. К концу фильма... хотя конца вы скорее всего не увидите, потому что отключитесь уже после первого часа.
Поначалу кажется, что старина Кинг если и не исправился, то хотя бы обзавелся самоиронией. В одной из начальных сцен священник заманивает маленького мальчика к себе в гараж, обещая показать ему «нечто особенное». Кажется, что Стивен вот-вот съедет на своем старом тракторе в любимую выбоину (тема педофилии всплывает в его произведениях с пугающей частотой). Но нет, все заканчивается благополучно, и это 1:0 в пользу автора, на первых же страницах троллящего собственных фанатов. Увы, продолжается это недолго, и довольно скоро выясняется, что действие происходит в штате Мэн (и, что еще хуже, неподалеку от городка Касл-Рок), главный герой подсаживается на иглу, и далее по всем кочкам. Одним словом, штампов хватает.
Я хорошо понимаю, для чего авторы хоррора уделяют такое внимание бытописанию персонажей. Раскрывая мельчайшие подробности из жизни своих героев, писатели формируют у публики эмоциональную привязанность. «Черт, а этот Джек Торренс все время бухает и калечит собственного ребенка... прямо как я!» Но чего я понять не могу, так это зачем тратить добрую сотню страниц на описание того, как главный герой играет в долбаной школьной группе?! Особенно в свете того, что в дальнейшем Кинг будет пропускать целые десятилетия из жизни Джейми, а о таком важном событии как смерть его сестры (на секундочку, застреленной в школе, на глазах у десятков детей) черканет, дай Бог, полторы страницы? Самое смешное, что многие видят в этом чуть ли не основное достоинство кинговской прозы! «Бытописание одноэтажной Америки», мать его! Если я захочу познакомиться с бытом простых американцев, то посмотрю любительские ролики на ютубе и позависаю в соцсетях.
Но НЕКОТОРЫЕ детали в книге реально работают. Первая любовь, красивая девушка затягивается и вдувает ароматный дым главному герою в рот. Чертовски сексуально. Много лет спустя он снова встретит ее, и она будет похожа на иссохший труп в инвалидной коляске. Рак. Одно из самых светлых воспоминаний юности навсегда омрачается беспощадной прозой жизни. С этой же девушкой Джейми теряет невинность — ночью, в заброшенной хижине, освещенной лишь вспышками молний. Безумно красивая сцена любви идеально рифмуется с одним из заключительных эпизодов, который происходит на том же месте, и за окном все так же сверкает молния, и в комнате по-прежнему лежит девушка... правда, уже другая, она холодная и не дышит. ПОКА не дышит.
Другой недостаток короля ужасов — это... ужасы. В каждом гребаном романе кто-нибудь видит кошмарный сон, в котором бродит очередной гребаный зомби, и это должно пугать, потому что... ну это же ЗОМБИ! Чаша сия не миновала даже «Кладбище домашних животных», в котором с настойчивостью, достойной лучшего применения, нам в рожу постоянно пихали восставшего из мертвых Виктора Паскоу с пробитой башкой, который все время о чем-то увещевал, словно отстойная версия Гриффина Данна из «Американского оборотня в Лондоне».
Так и тут. Кого могут напугать полуразложившиеся члены семьи, поющие «Что-то случилось с тобой» на мотив «Happy Birthday to You», — для меня загадка. Должно быть, специально для таких как я мастер приберег еще один козырь в рукаве. Гигантские муравьи! Все ведь боятся гигантских муравьев, верно?
В то же время сцены эмоционального мазохизма, коих тут весьма много, достаточно убедительны. «Помогите моему ребенку», «Где его лицо?» и, конечно, традиционное надрывное «Нет!» отпечатаются в памяти как негатив.
Литературные приемы, благодаря которым Кинг поддерживает интерес к истории, по большей части просты. Приведу пример. Допустим, ему нужно вывалить на читателя очередной кусок текста, который раскрывает персонажей и мотивацию, но сам по себе не привлекает особого внимания. Как быть? Элементарно, Ватсон! В первом предложении надо написать что-то вроде «В тот ясный, летний день, когда случилось что-то НАСТОЛЬКО СТРАШНОЕ, что ни в сказке сказать, ни пером описать, ничто не предвещало беды». Вуаля! Теперь читатель будет заглатывать любые подробности ясного, летнего дня, боясь пропустить начало того самого, СТРАШНОГО. Наиболее ярко этот прием проявляется в линии с «Ужасной проповедью», которую пастор Джейкобс должен прочесть в одно из воскресных утр. После анонса проповеди проходит еще с полсотни страниц, прежде, чем она наконец-то случается. И знаете что? Правильно. Ничего такого особо ужасного в ней нет. Просто потерявший веру пастор задается дико оригинальным вопросом: если Бог есть, то почему в мире столько зла и несправедливости? Оказывается, эта мысль для профессионального служителя церкви — открытие. И чему их только учат в воскресных школах?
Автор объясняет фурор, произведенный «Ужасной проповедью», тем, что, дескать, янки очень серьезно относятся к вопросам веры. Ну, судя по тому, что после отъезда пастора церковь окончательно пустеет, — не так уж серьезно.
Главная проблема Стивена Кинга — в отличие от таких коллег по цеху, как Томас Лиготти, Лэрд Баррон и, конечно, Говард Филлипс Лавкрафт, — он все время сбрасывает скорость на поворотах, вместо того, чтобы зажать педаль газа, и отправиться прямиком в вечность. На моей памяти он отпустил вожжи лишь раз, в «Кладбище домашних животных», финальная часть которого представляла собой концентрированный мрак, без единого лучика света, без всякой надежды. Весьма показательно, что сам Кинг высказывался об этом романе следующим образом: «Эта книга вышла из темных закоулков моей души. Будь на то моя воля, я бы и сейчас не стал издавать „Кладбище домашних животных“. Мне она не нравится. Это ужасная вещь — не с точки зрения исполнения, просто она уводит на самый низ, в беспросветную тьму. Она словно говорит: „Ничто не поможет, и спасения нет“, — а ведь на самом деле я так не считаю». Кинг прикоснулся к запредельному — и в страхе отпрянул. А следовало нырнуть в него, как в черную реку, — разве не для этого существует хоррор?
Возникает резонный вопрос, как с этим в «Возрождении»?
«Ни смерти, ни света, ни покоя»
Писатель-фантаст Тед Чан как-то задался любопытным вопросом, который будет не лишним процитировать полностью: «Лично мне кажется утешительным в Книге Иова то, что в конце Бог вознаграждает Иова. Оставим в стороне вопрос, могут ли новые дети возместить потерю тех, что были, но почему вообще Бог восстановил состояние Иова? Зачем такой хеппи-энд? Одна из главных идей Книги Иова в том, что добродетель вознаграждается не всегда и с хорошими людьми случается плохое. Иов в конце с этим смиряется, проявляет добродетель — и за это вознаграждается. Не подрывает ли это сам смысл Книги? Мне кажется, что Книге Иова не хватило смелости пойти до конца: если бы автор был по-настоящему привержен идее, что добродетель вознаграждается не всегда, не кончилась бы Книга тем, что Иов по-прежнему нищ, наг и бездомен?»
Результатом этого рассуждения стал рассказ «Ад — это отсутствие бога», который воплощал невероятно жуткую концепцию. Люди в нем попадали в рай или в ад не потому, что творили добро или зло, а... чисто рандомно. Убийца и насильник мог попасть в райские кущи, если ему посчастливилось вытянуть золотой билет, тогда как праведник, если от него отвернулась удача, был обречен на вечные муки. Звучит ужасно, не правда ли?
Однако если вы обладаете хотя бы толикой фантазии, то наверняка уже догадались, что может быть страшнее описанной выше концепции. И именно эта идея стала центральной в романе Стивена Кинга «Возрождение». Идея, которая меня, как человека верующего, пугает до чертиков на протяжении многих лет. Идея, которую я частенько обдумываю долгими, душными ночами. Идея, способная удержать от суицида даже распоследнего пессимиста.
До самого финала «Возрождение» читается как среднестатистический роман позднего Кинга, что-то вроде улучшенной версии «Бессонницы», с не таким раздутым объемом самого текста, но куда более объемным содержанием. Но в конце выясняется, что Кинг написал, пожалуй, свой самый визионерский, самый лавкрафтианский и, возможно, самый мрачный роман, который не оставляет надежды, если, конечно, вам хватит смелости воспринять его всерьез.
P.s. Равно как и «Библиотечная полиция», роман нуждается в качественной экранизации.