Лужа
🪶18.04.22 19:48
Когда в Москве, в этом году, Весна, в первый раз решила показать свою нежную силу – из моего окна образовался очередной замечательный вид:
возле детской площадки родилась большая Лужа.
Я - сразу же вспомнила, как в детстве, очень любила время, когда зима, нехотя - пятясь, начинала отступать; и на улице появлялись хоть первые, но признаки воды и грязи.
Да и в целом, так как я начинала изучать этот Мир рядом со старшим братиком, с разницей почти в два года, и больше рядом с его сверстниками – интересы мои, как и всегда, были не только “девчачьи”.
Вместе с ним, мы лазили под балконами; вместе с ним, собирали и сдавали бутылки – в общей тайне, скрывая от родителей наши “увлечения”; и конечно же, вместе с ним, мы и начали осознанное изучение Грязи - в самом корне этого слова.
Резиновые сапоги – повыше.
Палка – подлиннее.
Нас привлекали талый снег, водяные и грязевые Лужи - и конечно всё, что хоть как-то могло быть с этим связано.
Мы строили плотины, измеряли их глубину – куда-то даже проваливались, но «… – Аккуратно!», и не с головой.
Канавы, склоны, горки, впадины – всё это мы “умудрялись” достать в городе, и, конечно, без труда потом “находили” в посёлке.
Мы не любили пачкаться в грязи. Мы просто любили “играть- изучая” эту Жизнь как она есть - с самого начала.
Лужа из моего окна сейчас – по своей природе и сути, совсем не отличалась от всех тех Луж, что я любила в детстве.
Эта – даже идеально подходила всем моим воображаемым “критериям”:
Расположилась вольно, размашисто, почти грациозно – как бы пометив черту чистенькой, и яркой детской площадки.
Она вальяжно, так и показывая, что ей на всех всё равно - заполнила собой несколько углублений вокруг высаженных, молодых, саженцев-деревьев.
Их сажали дворники ещё осенью, а потом, к суровым реалиям городской жизни, их начали “подготавливать” дети.
Дети клонили их в разные стороны, если это входило в часть придуманной, как только они и умеют - игры; отрывали палочки, рыли и тыкали ими же Землю; ну а потом - и вовсе забыли про них…
Саженцы выдержали испытание - и остались стоять в своих уже не совсем аккуратных, но более естественных лунках.
Дожив до Весны, теперь, можно сказать, что их испытала собой ещё и Лужа.
Луже ведь тоже было всё равно…
Она родилась, с каждым днём крепла и разрасталась - привлекая внимание всех.
Взрослых – потому что пытались избежать её.
Детей же – потому что пытались добраться.
Играя на площадке, днём, в своих цветных и чистеньких комбинезонах; под присмотром собравшихся возле одной лавочки “мам-коршунов”– Лужа манила их всем своим существом.
Некоторым из них – счастливчики! – удавалось хоть не на долго, но оказаться рядом с ней.
Луже попрежнему было всё равно…
Если окно открыто, то через него не только видно, но еще и слышно. И так уж вышло, что все мои важные действия происходят здесь. Тут же, переходя из подоконника, находится и стол.
Что-то делая на кухне, я услышала, как Лужа привлекла и «Ванечку»; который, спустя вот уже несколько маминых “предупреждений” - стал сначала «Ванечкой.», на несколько тонов погромче и подольше; а потом и вовсе «Ваней!» - и был с яростью вытянут за капюшон цветного, и
«… -Слава Богу!» – еще такого же чистенького, голубенького комбинезона…
Ваня был расстроен.
Ему очень нравилась Лужа. Вдвоём, со своим более спокойным приятелем - они нашли место на куче снега, и кидали в неё , уже растаявшую - всё, что найдут. Прыгали рядом. Сидели и смотрели сверху, хихикая о чём-то друг с другом.
Они - веселились и изучали её.
Она - манила, но в то же время сильно пугала их.
Её «ругала» Мама.
Всё взрослые говорили, что
«…-К ней нельзя подходить!”.
Ванечка не понимал этого…
Он смотрел на Лужу, и понимал лишь то, что страшного то в ней ничего и нет, и если бы Мама надела резиновые сапожки, и только дала в неё зайти – он бы и сам убедился в своих словах…
Но Лужа, по-прежнему, так и оставалась холодной, маняще-пугающей, недоступной, и вот вот закончившейся мечтой.
Я “наблюдаю” за Лужей с самого начала, и в какой-то из дней, собрались мальчишки - уже постарше; те, что были посмелее малышей в цветных и чистеньких комбинезонах.
Они - конечно, гуляли одни; носили уже все возможные оттенки темного; могли принести длинные палки, и сильно кинуть их в Лужу.
Она – так же манила их, но по-своему.
Мальчишки приносили большие куски грязного, будто бы покрывшегося плесенью, подтаявшего снега – уже “не боясь”, что мама поругает за то, что:
«… - Опять весь измазался!»…
Игра на улице – хочешь ты этого или нет, со временем, научит возвращаться домой чистым.
Но они по прежнему, так же как и все – боялись Лужи.
А Луже – как и всегда, было на всех всё равно.
Она Жила, меняя свою форму и глубину. Она просто существовала так, как и должна была это делать. Просто наблюдала снизу, и вероятно размышляла:
«… - Какие же странные Люди – могут думать, что только сверху им лучше видно…».
Чуть позже, мальчишки разбрелись по домам, разбросав палки там - где не важно, резко или запланировано, но закончилась их игра.
В какой-то момент я посмотрела в окно, и увидела, что прямо посередине «большой и страшной» Лужи стоит маленькая девочка, лет четырёх, в маленькой-розовой курточке и таких же маленьких-розовых сапожках; а по краям, стояли уже другие, но такие же «тёмные» мальчишки - взбудораженно, но так же - лишь наблюдая…
О! Как моё сердце ликовало, когда через несколько дней, ещё совсем ранним днём, в Луже стоял уже взрослый, годов одиннадцати - мальчик.
Он был в высоких, ярко– желтых, резиновых сапогах и такой же, пластмассовой, достаточно крупной - лопаткой.
Солнце светило очень ярко, играя вместе с мальчиком и Лужей.
Он был совсем один.
Ни на площадке; ни на тропинке, где гуляют собаки; ни рядом – ни кого не было, и он увлечённо и с воодушевлением, размахивал, погружённой в воду лопаткой - из стороны в сторону.
Резко, чтобы преодолеть сопротивление воды; но аккуратно, чтобы не расплескать Лужу, и не облиться - ведь возвращаться домой мокрым, в итоге окажется: «… -Даже хуже чем грязным!»…
Уже вечером, когда я проходила мимо окна, опять посмотрев на “свою” Лужу – жёлтая лопатка одиноко плавала посередине.
На следующий день, либо он, либо другие дети, вероятно, снова нашли ей применение.
Снег полностью и бесповоротно растаял.
Из грязи постепенно начала резкой струйкой просачиваться зелень, образуя собой вместе уже полноценные зелёные оттенки.
Лужа - день за днём уменьшалась, и так и продолжает неумолимое движение к своему завершению.
В окрепших лунках - у таких же, саженцев-деревьев, вода осталась только внутри.
Но форма её теперь - осталась такой же вольной, как и она сама.
Лужа, кажется, уже ни кого не манит; и, похоже, так же ни кого не пугает.
Но она существует, и ей по прежнему всё равно…
Но вот, уже чуть больше недели назад, внизу, под окном, и совсем в тесной близости с Лужей - я в первый раз увидела селезня и утку.
Не знаю точно откуда они взялись, но это место, похоже, им сразу так понравилось, что они решили остаться здесь - вдвоём; и теперь я часто вижу их то в Луже, то рядом, в её окрестностях.
Утки – конечно же, сразу стали привлекать внимание Взрослых.
Они останавливались возле Лужи; уже совсем не боясь, и, даже, как будто играя с ней, присаживались на корточки и смотрели.
Теперь - Лужа восхищала их своими нежданными, в таком месте, гостями.
Кто-то же, как всегда, просто фотографировал и шёл дальше.
Все трое стали Жить своим жизнями, но уверена – Луже уже совсем не на всех всё равно…
Максимова Снежана Евгеньевна. .