Глава 3
Дочь повозила ложкой в мороженом и поглядела в окно. Период дождей закончился, наступили прекрасные солнечные дни.
– И вы разведётесь?
– Нам надо подумать, – сказал Андрей. Наверное, теперь было положено вывалить порцию банальностей, вроде того что это у них с мамой проблемы, но они оба любят ребёнка и это никогда не изменится. Но Аська ненавидела банальности и обладала потрясающим чутьём. Если что-то и не знала точно, то непременно ощутила бы, а уж в любви её можно было не уверять. Необходимость толкать речь, рассчитанную на малышей, отпадала.
– Я не хочу, пока вы думаете, жить с бабушкой. Она меня травит.
– Ты преувеличиваешь.
– Нет. Я хочу жить с тобой.
Андрей вздохнул и тоже уставился в окно. И он бы этого хотел. Но сейчас – нереально. Кардинальная смена жизни завела его в такое жилище, где юным девочкам не место…
Эту квартиру Андрей нашёл в состоянии аффекта. Выйдя из травматологии с гудящей головой, сглатывая слюну, чтобы подавить противное подташнивание, он остановился у больничных ворот. И всё думал – изменить жизнь, изменить жизнь. Как говорил плешивый – испробовать новую роль, переехать, найти другую работу, хобби, круг общения. Встряхнуться. У ворот стоял газетный киоск. И – стенд с объявлениями. Порывшись в карманах и не найдя мелочи, он только укрепился в мысли всё изменить. Разве можно жить так, что у тебя нет мелочи на газету? На стенде были сплошь объявления о недвижимости. Это знак – решил Андрей и ткнул в первое попавшееся объявление, не предполагая, насколько ему повезёт. Сдавалась комната в пустой бывшей коммуналке. Хозяйка, глуховатая и подслеповатая старушка, уверила его, что дом будут сносить лишь через пару лет, а пока там можно жить и жить. Шесть остальных комнат принадлежат другому собственнику, и сдавать их он не собирается – выкупил лишь с целью получить новое жильё после сноса ветхого. Так что, мол, въезжай и хоть на велосипеде по квартире катайся. Андрей подумал – преувеличение. Но квартира и верно оказалась огромной, с коридором такой ширины, что встала бы и машина, и с не менее просторной кухней. В его комнате были наклеены весёлые обои с карлсонами и малышами, и бабулька объяснила это просто – недавно комнату снимала пара с ребёнком. Вырасти настолько, чтобы начать портить обои, младенец до переезда не успел. Всё это было как-то странно, однако, пораскинув сотрясёнными мозгами, Андрей вдруг подумал – странно, но правильно. Менять жизнь – так менять. Кардинально. К тому же в этом жилище было то, чего ему последнее время так не хватало – тишина…
– Я брошу танцы, – предупредила Ася, – раз вы разводитесь, я тоже могу что-то бросить.
– И чем займёшься?
– Пусть бабушка возит меня на скалодром.
– И не станет у тебя последней бабушки. Помрёт там от ужаса.
Остатки мороженого растаяли, и говорить было особенно не о чем. У него всё меняется, у дочки пока остаётся как раньше, когда они с женой были слишком заняты на работе, – Асей занималась мама Андрея, порой и в самом деле чересчур усердно... И он даже не мог пока обещать, что вот-вот что-то пойдёт иначе. Всё-таки сложно быть восьмилетним человеком. Ты даже не в состоянии всё бросить и снять комнату в ветхом жилье.
– Я хочу жить с тобой, когда вы разведётесь, – повторила дочь. – А послезавтра концерт. Не забудь и приходи.
– Конечно, приду.
Навязчивая матушкина идея с танцами захлестнула уже второе поколение в их семье, и Андрей не сомневался – сохрани родительница бодрость, на танцы были бы отправлены и её правнуки… А жена считала, что всё так и должно быть – у них же девочка. Потому место её как раз на танцах, а не в спортивном ориентировании и скалолазании, куда ребёнок рвался…
В квартире было тихо и скучно. Следующим пунктом кардинальных перемен Андрей счёл увольнение из «Зималетто» и устройство на новую работу. Работа эта должна была быть проще, чем в модном доме. Что-нибудь тупенькое, незатейливое и без дресс-кода…
Однако сказать себе – уволюсь – и уволиться на самом деле было разными вещами. Всё-таки он столько лет проработал в «Зималетто», что даже представить себя где-то в другом месте оказалось сложно. Для последнего шага нужно было создать соответствующее настроение, дойти до нужного градуса. Обычно чтобы начать психовать, достаточно было вспомнить последнюю беседу с отцом. Тот как чувствовал, что она последняя, и решил подвести итоги. Казалось бы, прощаясь, люди должны говорить о чём-то личном, о своих взаимоотношениях, возможно, вспомнить то хорошее, что было в жизни. Но отец завёл беседу о «Зималетто». Мол, как всё-таки правильно он поступил, сделав президентом Катеньку. И как верно Андрей не стал бороться с ней за эту должность, а оставил всё, как есть. Екатерина Валерьевна – лучший президент, ответственный и грамотный, и папа умрёт спокойным за компанию, которую создал и вывел на такой уровень. Андрей промолчал, но задело это его сильно. Он-то как раз считал, что мог бы управлять компанией не хуже Кати. Просто обстоятельства сложились неблагоприятно для рокировки в кресле президента. Сначала выход из кризиса, а партнёры и без того относились к компании настороженно – не время для перемен, потом жена ушла в декрет. Андрей был исполняющим обязанности и считал, что пора поменяться местами, но Катя обиделась – нечестно это, будто он пользуется её положением, тем, что привязана к младенцу. Вот станут они вновь на равных, и тогда… Но когда в доме прозвучало решительное «выхожу на работу, ребёнок – не повод для безделья», всё сложилось так, что президентом Андрей опять стать не смог… И покатилось по накатанной и докатилось до уверенности отца, что его сын не справился бы, не достоин, да и слава богу, и без него есть кому. Наверное, эта последняя беседа не убила бы наповал, если бы Андрей и сам уже не понимал – не всё в порядке. Не так должно было быть. И в работе, и в браке через несколько лет они должны бы оказаться в иной точке. Когда это говорил Воропаев или Андрей чувствовал сам – это одно, а когда ещё и отец… После похорон Андрея понесло. Иногда он сам удивлялся своим поступкам, а взгляды супруги после очередных его выходок лишь подтверждали – всё плохо. Он опасался этих взглядов, они его раздражали и в последнее время вызывали бессильное удивление – неужели они с Катей вправду когда-то любили друг друга? Или им это только показалось? Разобраться со всем происходящим, как и остановиться, успокоиться, прекратить то неправильное, что происходит, можно было только на расстоянии. Плешивый прав. И вот Андрей решил уволиться, но вместо этого сразу к жене не пошёл, а лишь отзвонился, что придёт на следующий день, а пока будет обживаться в снятой квартире. Екатерина Валерьевна полагала – он не прав, нужно оставаться дома и работать над их браком, исправляя ошибки, как выпускают супер-коллекцию после провальной. Всё можно наладить. Андрей так не считал.
Новую жизнь он начал с того, что обзавёлся спортивными штанами и футболками на соседнем с ветхим домом вещевом рынке, купил новый диван – спать на бабкином после кто знает скольких смен квартирантов не хотелось – и вытащил бабкину мебель в коридор. Всё равно тот неоправданно широкий. Стол, диван и шкаф, перетаскиваемые в одиночку, отняли массу сил, но Андрей поймал себя на мысли, что пока пёр это барахло в коридор, чувствовал некое умиротворение. Руки заняты, мозг свободен. Уже хорошо. Хотя голова немного гудит – последствия сотрясения.
Спускаясь со своего второго этажа, чтобы выбросить мусор, найденный за шкафом и под диваном, в контейнер в конце двора, Андрей наткнулся на старушку, выходящую из квартиры под ним. С соседями стоило жить мирно. Поинтересовавшись, не напряг ли он её излишним шумом, пока двигал мебель, получил просьбу говорить погромче. Старушка, как и арендодательница Андрея, была глуховата. И радостно сообщила, что помешать ей трудно.
– Нас тут, – она махнула рукой на дверь, – три девчонки. И все глухи как на подбор! Хоть ночами пляши!
Наличие у соседки чувства юмора Андрей расценил как добрый знак, хотя плясать ночами и не собирался.
Теперь в комнате стояли лишь широкий диван и сумка с вещами, прихваченными из дома. Можно было переходить на следующий уровень – менять работу…
– Ты окончательно сошёл с ума? – поинтересовалась жена, стоило ему появиться назавтра в её кабинете. – Как это увольняешься?
– Нет, это я восхожу на ум, – возразил он, – по рекомендации мозгоправа. Ты же сама меня к нему послала. Он сказал – изменить образ жизни. Я меняю!
– И меняй. Увольняться-то зачем? Возьми отпуск! Что тебе ещё сказал этот… специалист?
– Заниматься йогой, – фыркнул Андрей. – Дышать воздухом и трескать витамины.
Наговорить ему плешивый успел многое, просто не всё было полезным. Полезным оказался лишь совет о переменах.
– Вот и правильно, – оживилась мадам Жданова, – возьми отпуск, поезжай куда-нибудь, отдохни, перестань уже наконец пить. А когда вернёшься, возможно, тебе не захочется увольняться…
– …И разводиться.
– Разводы травмируют детей, – изрекла жена.
– Детей травмируют матери, которые думают только об уровне продаж.
– Предлагаешь ни о чём не думать и жить как ты?
Разговор превращался в скандал, и проще было в очередной раз согласиться.
– Ладно, пусть будет отпуск.
Настрочив заявление, Андрей поднялся.
– Трудовых побед. Уволиться я и правда всегда успею. Кстати, сегодня у Аси концерт. Ты помнишь?
– Прекрасно знаешь, что я не могу.
Он знал. У президента компании встречи, и так и должно было быть – после показа нужно заключить контракты на продажу коллекции. Сделок и встреч много. Так должно было быть и одновременно – не должно. Куда органичнее, когда на встречи ездит мужчина, а женщина посещает концерты ребёнка. И эта женщина – не бабушка, а мать.
– С кем подрался? – спросила жена, принимая из его рук листок с заявлением.
Синяки остались от аварии, но об аварии Екатерина Валерьевна не знала. И не узнает.
– С конкурентами. «Зималетто» же и моя компания.