Над большой деревушкой Горино, плыл раскатистый звук гармони. Те, что жили поближе к реке уже третий час подряд слушали как кто-то измывается над инструментом. Первой не выдержала бабка Надя.
- Да, что же за ирод там такой? - надевая косынку, бубнила старуха. Шаркающей походкой она спустилась на берег и увидела такую картину.
На маленьком каменном островке на середине реки сидел соседский мальчонка с гармошкой в руках. Видно играть он не умел, а, по тому, просто рвал на ней меха. А на берегу возле лодки стоял его дед, Иван Степанович.
- Что же ты, черт старый, над внуком издеваешься? - подходя поближе, заорала бабка.
- А тебе что? - забивая махорку в папироску, оскалился старик.
Бабка вытаращила глаза, явно не ожидая такого, - по што говорю внука обижаешь?
Иван Степанович чиркнул спичкой и прикупил, смакуя во рту папиросу.
- Шла бы ты отсюда, Никитична. Видишь, воспитательный процесс у нас.
- Какой процесс? - не до слышала старушка.
- ВО-СПИ-ТА-ТЕЛЬ-НЫЙ, - заорал ей в самое ухо Иван Степаныч.
Бабка Даша отшатнулась и приготовилась ругаться, но её опередил старичок.
- Наш сорванец гармошку где-то нашёл и весь день на ней вчера Ля да Ля, и сегодня с утра Ля Ля. Прямо спасу от этого нет. Вот я и вывез его на остров, пусть позабавится, может охотку собьёт. А он вон, не сдаётся.
- А мы почему страдаем? - и сделав руку козырьком, она устремила свой взгляд на остров.
- А мы почему страдаем? - передразнил бабку, Иван Степаныч, - так вы не страдайте.
- Так как не страдать? Когда от этой гармони, шум на всю деревню. Ты Иван, это, давай прекращай.
- Тебя не спросил, - и выкинув папиросу, старик поплелся домой.
Ближе к вечеру вымотанные от звуков гармошки, соседи услышали крик. С середины реки кричал внучек Ивана, - деед... деед... деед..
Иван Степанович, управлявшийся по хозяйству, бросив дела, схватил весла и пошёл на берег.
- Что? - закричал он внуку, рупором приставя руки к губам.
- Деед, - раздался с острова крик, - я, это... больше не буду.
- Что? - делая вид, что не услышал, снова закричал старик.
- Я больше не хочу играть, - снова крикнул внук.
Иван Степанович отвязал от большой коряги лодку и столкнув её в воду, по-молодецки запрыгнул в неё.
- Точно наигрался? - спросил он у внука, подплывая поближе.
Внук, весь красный, от сидения на солнце, устало кивнул головой.
- То-то же, - сказал дед и протянул ему бутылку с водой.
***
- Эх ты, до чего ребёнка довел, - сокрушалась вечером, жена Ивана Степановича, вернувшаяся из райцентра, - вон как он обгорел, того гляди, температура поднимется.
- А я что? Я ж не хотел, - виновато опуская глаза, промямлил старик. Потом он встал и пошёл в комнату к внуку.
На скрип открывающейся двери мальчик открыл глаза и повернулся. Рома, так звали внука, лежал на кровати, по уши укрывшись одеялом.
- Худо тебе брат? - растерянно поинтересовался дед.
- Нормально, - ответил мальчик.
- Ты прости меня, дурака, - стал извинятся Иван Степаныч, - хочешь играть, играй сколько душе угодно.
Рома замотался головой и произнёс, - нет, дед, спасибо, наигрался.
- А что хочешь?
- Расскажи мне одну из своих историй, - умоляюще попросил Роман.
Дед откашлялся и сев рядом с внуком на кровати, начал свой рассказ.
Давно это было, сразу после войны. Я тогда, ещё совсем мальчишкой юным был. Может как ты, может помладше, уже и не припомнить. Жили мы тогда в другом селе, вместе с родителями и сёстрами. Друг у меня, закадычный был, Васька, и в огонь мы с ним, и в воду. Помню, мамка хлеба напечет, так я один не ел, с ним делился. И он также.
Село у нас было большое, хозяйство колхозное. Все батрачили, все равны были и все жили одинаково.
В тот год, помнится, урожай высокий был. Вот батьку Васи в город и направили, урожай на ярмарку свести. Он лошадей запряг, а нас с Васькой, в помощники взял, чтоб мы на ярмарке за обозом приглядывали. Только не углядели мы тогда. Отец пока пошёл о месте договариваться, мы по рядам пробежались, а вернулись и нет телеги с зерном. А это ж подсудное дело, чуть ли не расстрельная статья. Васька в слезы, я тоже. Тут к нам цыганка подходит и говорит, что, мол, цыплята мои, плачете, зачем судьбу проклинаете. Васька, возьми, да расскажи ей все. А потом добавил, - я бы душу за телегу с зерном отдал, только бы нашлась. Цыганка из под лобья зыркнула на него и говорит, - а не пожалеешь?
- Нет, не пожалею, - отвечает ей Васька.
- Ну смотри, тебя за язык никто не тянул, - сказала она ему так, а потом добавила, - будет тебе с зерном телега. Сказала, что-то по цыгански прошептала и ушла. А в скором времени, отец Васин вернулся с телегой. Стал кричать, что мы коней отпустили и он их вместе с зерном нашёл на другом краю ярмарки.
Мы заулыбались, радость то какая, а потом об этом забыли.
Только Вася чахнуть начал на глазах. Весь иссох, от румяного когда-то лица, остались только большие глаза. И сил в нем не стало.
К докторам его свезли, те причину не знают. Одна соседка, маме Васькиной, посоветовала к бабке, что в другом селе жила, обратиться. Та, к ней. Христом Богом молила посмотреть сына, и та согласилась. Только когда бабка эта в дом к ним вошла, да на Ваську глянула, сразу и сказала, - не жилец он больше у тебя и я тут ничем не помогу.
- Да как же так? - запричитала Васькина мать.
- А вот так, некому тут помогать. Нет души в вашем ребёнке, ушла.
Сказала так и пошла, а Вася на следующее утро, умер.
Иван Степаныч закончил рассказ, вытер украдкой замокревшие глаза и посмотрел на внука.
- Спит, умаялся, - шёпотом произнёс старик. Затем получше прикрыл Ромку одеялом и тоже отправился спать.
Дорогие мои читатели и подписчики, продолжаю публиковать ссылки на интересные каналы, с которыми дружу и сама читаю. Убедительная просьба поддержать их своей подпиской, лайками и комментариями, ну и меня не забывайте.