Сегодня Кристен Стюарт, звезде «Сумерек», исполняется 32 года. Вспоминаем, как вампирская сага стала поп-культурным феноменом 2000-х, почему эти фильмы так популярны у домохозяек и как так вышло, что в этой мелодраме никто не занимается сексом, вместе с Борисом Максимовым, старшим научным сотрудником журфака МГУ, кандидатом филологических наук, преподавателем зарубежной литературы и автором спецкурса «Эволюция готической новеллы: от Людвига Тика до Стивена Кинга».
Как так вышло, что сага прошла мимо вас, хотя это определенно готический роман, а вы преподаете курс по готической литературе?
А это не готический роман. Скорее, дамский роман в готическом антураже. Наверное, это был удачный маркетинговый ход, но, по сути, мы имеем дело с имитацией «ужасов». Поскольку я не занимался специально дамским романом, поскольку я не занимаюсь воспитательным романом, не занимаюсь мелодрамой, это меня и не заинтриговало. В самих «Сумерках» — по-моему, в «Новолунии» — есть эпизод, когда Белла (главная героиня саги. — Esquire) с Джессикой (своей одноклассницей. — Esquire) отправилась в кино смотреть ужастик. И вот прошло уже десять минут, а на экране парень с девушкой все гуляют по пляжу, целуются, воркуют — и никаких зомби не видно на горизонте. Белла пулей выбежала из зала, потому что она, по собственным словам, подписывалась на ужастик, а не на слащавую мелодраму. Я подозреваю, что некоторые читатели «Сумерек», которые подписывались на ужастик, угодили в такую же ловушку.
Что есть дамский роман? Чтобы нашим читателям было понятнее.
Женский роман в своих истоках — это вариация воспитательного романа, поскольку героиня учится жизни, приобретает опыт и применяет его. В центре его — добропорядочная буржуазная девушка, которая попадает в трудные обстоятельства (у нее умирают родители, ее передают жестоким или развратным опекунам и так далее). Если добавить готического колорита, тогда девушка окажется в невыносимых условиях: ее преследуют, домогаются, ее собираются пытать, ее обвиняют в каких-то преступлениях. Ее даже запирают, то есть ограничивают свободу передвижения и свободу выбора. Надо иметь в виду, что конец XVIII века — это время эмансипации женщин, читателей эпохи Просвещения волновали права и свободы граждан, особенно ущемленных групп.
Недалеко мы ушли с тех пор.
Мы недалеко ушли, у нас новая волна эмансипации. И поскольку речь идет о женских романах (даже если их сочиняли мужчины — Уолпол, Ричардсон, де Лакло), героиня там часто перевоспитывает мужчин. Даже злодеи или соблазнители, столкнувшись с ней, становятся в итоге примерными мужьями, или умирают со словами раскаяния, или как минимум страдают и просят их простить. А героиня — рассудительная и благовоспитанная — проходит через все испытания, как стойкий солдат, — и сохраняет добродетель. Эти традиции были продолжены в женском романе первой половины XIX века — у Джейн Остин и сестер Бронте. Белла не случайно называет «Грозовой перевал» своим любимым романом и берет имя Эдвард из «Разума и чувств» Остин. И сама она очень похожа на английских героинь того времени — добропорядочна, рассудительна и сдержанна в выражении чувств.
Вы сказали, что «Сумерки» — это не готический роман, а некая под него стилизация. В чем здесь принципиальная разница?
Тут я бы говорил не столько о разнице, сколько об отсутствии каких-то важных признаков. То есть ты вскрываешь коробочку, а внутри совсем не то, что заявлено было на этикетке. Есть темы, которые должны обязательно присутствовать в gothic fiction. Готика занимается эволюционным разрывом между крупными пластами. В первую очередь — между природными и историческими пластами. Например, европейцы к концу эпохи Просвещения оторвались от своего прошлого — от суровых феодалов, фанатичной церкви, — и тогда полузабытые предки воскресли в литературе в виде готических злодеев — безумных монахов или вампиров. Тени прошлого как бы оживают в современном мире. Вот Дракула Брэма Стокера: из дикой Трансильвании XV века он перебрался в викторианский Лондон рубежа XIX-XX веков, купил там недвижимость и едва не пустил корни.
Вы имеете в виду, что в готике всегда нарушается линейность времени и преемственность традиций? Кто-то, кто не должен быть где-то, оказывается там, будучи носителем инородного культурного пласта.
Это просто обязательно. Все эти вампиры, призраки — это непогребенные предки, которые не сумели передать свой опыт и не освободили место для следующих поколений. Другой лейтмотив готики — это сбой в природной эволюции, например дегенерация — когда человек превращается в животное или в растение или когда неорганика распространяется в органическом мире. Часто это связывают с заражениями, вирусами. То, что мы в природной иерархии всегда ставили ниже человека, активизируется и поглощает людей. Цивилизованному человеку страшно вообразить себе, что низшие формы природы могут использовать его как материал. Что он, венец творенья, может оказаться внизу пищевой цепочки. Коротко говоря, литература ужасов пугает нас воскрешением древности, восстанием природы и — регрессом. И именно этого, чего нет в книгах Стефани Майер.
Но в «Сумерках» же есть нарушение законов природы. Есть перевоплощение человека в оборотня, которого в саге называют чуть ли не большой собакой, — то есть человек опускается вниз по иерархии, становится животным. Или вампир, который перемещается со сверхзвуковой скоростью, что тоже не является нормой. Как раз появляется ощущение неправильности, чего-то такого, что не было задумано природой — и тем не менее это происходит.
На поверхности — да. Но в реальности — нет. У Майер вампиры и оборотни — игрушечные. Например, сверхспособности — это любимая тема фэнтези и сай-фай, жанров, гораздо менее конфликтных в своей основе. Благодаря прогрессу наши возможности сейчас стремительно расширяются, и в фэнтези сверхспособности персонажей не таят в себе смертельной угрозы, там отсутствует готический «разрыв». Белла, например, бурно радовалась тому, что стала вампиршей и теперь так здорово прыгает, лазает, летает... Она похожа на героев Жюля Верна — оптимистов, открывавших новые миры.
Продолжение интервью читайте по ссылке: