Люди становятся духами примерно за полсекунды. Я только что узнал об этом. Всего полсекунды назад.
Меня бы это шокировало, не будь я мертв.
— Хм, — вот и все, что я могу сказать по этому поводу.
— Да, — соглашается моя жена, столь же невозмутимо.
Она стоит рядом на выжженной солнцем обочине двухполосного загородного шоссе, и мы оба смотрим вниз, в дренажную канаву. На дне разбросаны груды мусора — словно мерзкий след из хлебных крошек — ведущий к разрушенной могиле.
Могила прежде была машиной. Какое-то время это была наша машина. Впрочем, это было до того, как появился камень.
— Как давно мы тут стоим? — спрашиваю я.
— Думаю... — рука моей жены становится паром, прежде чем трансформироваться в пальцы. Она указала на мусор в канаве. Шина все еще катиласаь. — ...не долго.
Кажется, время остановилось. Я считаю до пяти, но не могу сказать, прошло пять секунд или пять часов.
— Видишь там? Зеркало. Колпак на колесе. Бампер... Обувь?
— Моя туфля, — подтверждает она, — в ней есть нога?
— Нет, — говорю я ей. Замечаю, что мои руки сжаты в кулаки. Расслабил их. — Мы просто... останемся здесь?
— Я почти уверена, что... — и еще одна пауза, которая длится либо секунду, либо столетие
— Ну что ж, — мой голос звучит воодушевленно, но я не двигаюсь с места. — Я собираюсь взглянуть на обломки. Идешь?
— Нет, — отвечает она мне. — Я не хочу этого делать.
Что-то похожее на смех срывается с моих губ. Звучит как вспенивающаяся дымящаяся грязь. Мне становится смешно, и я снова смеюсь, потому что так приятно что-то чувствовать. Нормально и хорошо. Чувствую себя хорошо.
Я знаю, что это благодоря ей.
И впервые с тех пор, как мы оказались на обочине дороги, я смотрю в ее сторону.
— Ты не хочешь увидеть свой собственный труп? Чушь собачья, — сказал я изогнув бровь.
Она пожала плечами. Кажется.
— Ужасно, — говорю я ей голосом зазывалы на карнавале. — Жуть! Сумма тысячи кошмаров. Это же ты.
— Другая я.
— Нееет... Помнишь, как ты брала мою кровь из носа, чтобы испечь торт?
— Я не делала этого.
— Но хотела.
— Верно, — отвечает она, — просто меня не интересуют пустые оболочки.
А затем она посмотрела на меня с той же изогнутой бровью:
— Ты хочешь увидеть наши трупы? Чушь собачья.
Теперь я пожимаю плечами.
— Я вынесу вид крови.
— Вид твоих собственных вен вызывает у тебя тошноту.
— Мне нравятся фильмы ужасов.
— Анимационные, — уточняет она. — Но если это станет реальностью...
Я хотел возразить, но она зажмурила глаза, заткнула уши и закричала “ла-ла-ла”, чтобы выразить свою точку зрения. Хороший аргумент. Кровавая бойня вгоняла меня в обморок. Но не теперь. Не после камня.
Камень изменил меня во многих отношениях.
— Я все еще я, — говорю улыбаясь. — А ты все еще ты.
— Так и есть. Но кем мы были? Что мы делали?
Я иду. Мне кажется, я шагаю. Но мои мышцы не напрягаются, колени не сгибаются. Это странно и медленно, но неплохо. Я все еще улыбаюсь и отвечаю:
— Детка, все, что мы забыли, вероятно, не столь важно!
Пока я иду, она говорит:
— Я помню, каково это - слышать стук во входную дверь, зная, что с другой стороны ждет горячая пицца. Я помню, как деревья становились красными, желтыми и оранжевыми. Не как здесь... — в ее голосе звучит отвращение. — Все зеленое...
— Я тоже помню это.
Она продолжает:
— Я помню первый глоток отличного вина и то, как меняется вкус к последнему глотку. Я помню мурлыкающих кошек и фотографии. Я помню наши свадебные клятвы.
— Навсегда, и еще немного, — повторяю я.
Искореженная автомобильная могила перевернута вверх дном и сильно помята, чтобы заглянуть внутрь. Я проскальзываю под землю, не копая, выискивая зарытые камни и червей, не пачкая кожу или одежду.
Какие еще трюки я открою для себя после камня?
Моя голова проходит сквозь то, что осталось от переднего сиденья.
— Мы не такие окровавленные, как я думал! — кричу из-под обломков.
— Не кричи так, — говорит мне моя жена. — Я тебя прекрасно слышу.
— Твои глаза открыты, — говорю я более тихим голосом, чуть громче шепота. — Ты смотришь прямо на меня.
— Я смотрю на тебя или... на тебя?
— Э-э... мертвого меня?
— Вы оба мертвы.
— Э-э... я, который не призрак? — Слово на букву "П" произносить забавно. Я слегка смеюсь. Это звучит менее булькающе и больше похоже на то, как было раньше. — Твои волосы падают тебе на глаза.
— Теперь не мои.
— Я только что убрал их назад. Коснулся твоего лица. Думаю, твоя кожа уже холодная, правда не знаю, каково это - чувствовать холод с этими новыми пальцами.
— Я всегда мерзла.
— И всегда была красивой. Даже сейчас. Завораживающе красивая.
Моя жена притворяется, что храпит на обочине дороги. Так она делает всякий раз, когда я говорю нечто слащавое.
— Я не шучу, — говорю я снова громче. — Ты носишь смерть, словно это Шанель.
Она издевается с обочины дороги.
— Уверен, что не смотришь на чью-то гниющую жену?
— Я серьезно. Ты не выглядишь раздавленной. Можешь заказать открытый гроб, если захочешь. Только не мне. У меня в голове зияет огромная дыра.
— О, любовь моя, она всегда была там.
Мы оба смеемся над этим, и я чувствую нечто, что могло бы быть любовью. Я помню любовь. Мне нравится, что она назвала меня "моя любовь".
Я смотрю на свое мертвое тело так, словно просматриваю детский фотоальбом. Вот я в 7 лет читаю книгу в корзине для белья. Вот я в 10 лет, одетый как Фредди Крюгер на Хэллоуин. Вот я в 40 с чем-то лет, мертвый на дне канавы, у черта на куличках, с дырой в голове.
Сквозь кровь, кости и серое вещество я разглядел его.
— Я вижу камень.
— Где? — спрашивает моя жена. — В твоем мозгу?
— Да. Немного липкий. Кажется могу его взять.
—Зачем тебе это?
— Подарок на память? Показывать…Я не знаю... Другим призракам?
— А стоит ли? Знаешь, другие призраки раньше были людьми.
— Мы не обязаны быть их друзьями. Я бы просто сказал: "Привет, товарищ дух. Вот камень, который сразил меня насмерть".
— И он скажет: ”Бууууу!".
— Потому что призрак?
— Нет, потому что не разделит твоего воодушевления.
— Я забираю камень.
— Хорошо, но где ты будешь его хранить? — набравшись терпения, она объясняет: — У тебя нет карманов. У нас нет дома. Больше нет.
— Ясно, — отвечаю, не обнаружив ничего, кроме тумана, там, где раньше были мои карманы. — Мне придется носить его в руке. Всегда.
— Угу, угу. — Я чувствую, как моя жена кивает.
— А теперь подумай обо всех живви. Они не увидят ничего, кроме плавающего камня посреди шоссе.
— Живви?
— Живые люди, — говорит она мне. — Тестирую новое слово.
— А, мне нравится, — отвечаю, нахмурившись на секунду. — Да. Вероятно, напугает живви до смерти.
—Тогда они никогда не оставят нас в покое.
— Как ужасно.
И я снова стою рядом с ней — вышел из машины, выбрался из канавы, а теперь на обочине дороги. Она смотрит в небо и насвистывает первые 8 нот “Если бы у меня только были мозги” из "Волшебника страны Оз". Она часто делала это, когда была жива. Это помогало скоротать время.
Правда, сейчас она делает это из-за камня в моей голове.
Смотрю туда, куда смотрит она, вижу, что она видит. Сейчас день, но небо не скрывает звезды и миры над нами. Тысячи спутников проносятся рядом с миллиардом падающих звезд. И все облака имеют забавные формы. Я вижу, как из кучевого яйца вылупляется рука скелета.
— Забавно, — говорю я, затем снова смотрю на оболочки наших душ.
Я пытаюсь и не могу вспомнить аварию.
— Должно быть, это была быстрая смерть. Я помню только, как проезжал мимо той громадной косилки. Вон той, на ферме.
Я указываю, но косилка там уже не было. Вслушиваюсь и слышу слабое рычание чудовищного двигателя, доносящееся откуда-то из высокой травы.
— В любом случае, — продолжаю, — я был за рулем, когда услышал треск. Потом... мы уже здесь. Вот так.
Щелкаю пальцами, но не слышу щелчка и не чувствую вибрации в своей руке. Я пытаюсь снова и снова, но безуспешно. Выглядит так, будто я играю на самой маленькой в мире скрипке для наших погребенных тел.
— Это произошло не так быстро, - говорит мне моя жена.
— Нет?
— Окно с твоей стороны разбилось вдребезги. Твое тело врезалось в мое. Свернули к канаве. Перевернулись. Рухнули туда и разбились. Приземлились вверх тормашками, и стало очень тихо. Я попыталась закричать, но задохнулась. И после появилась рядом с тобой.
Она рассказала все, словно пересказывала рецепта печенья.
— Должно быть, было страшно.
— Эх. — Она снова пожала плечами. — Может быть, тогда.
Она продолжила насвистывать, все те же 8 нот. Я наблюдаю, как она разглядывает кукурузу и соевые бобы. Карие глаза, блестящие зубы и слабый след шрама там, где собака однажды укусила ее за щеку в детстве. Удивительно, что он до сих пор там. Ее кожа гладкая и бледная, как у трупов в готическом ужастике. Выглядит как надо. Полагаю, мы оба так думаем. Еще до катастрофы мы отказались от загара и веснушек. Мы были рождены, чтобы умереть.
Моя жена заметил, что я наблюдаю за ней.
— Что? — спрашивает она. — Что-то на мне? Жук?
Я говорю ей:
— Не думаю, что существуют призрачные... жуки. — И все же проверяю ее волосы, просто чтобы быть уверенным.
Она спрашивает меня:
— Чем хочешь занятся?
Я бы вздохнул в раздумье, если бы у меня все еще были легкие. Я притворяюсь, что вдыхаю, выдыхаю. Барабаню пальцами по ветру так, как, я уверен, все призраки делают, когда нервничают и обдумывают варианты.
— Пойдем поищем ту тракторную косилку.
— Зачем? — спрашивает моя жена.
— Думаю, мы должны преследовать его.
— Трактор?
— Или, по крайней мере, прокатимся до города.
Она повторяет, но теперь медленно:
— На трак-то-ре?
— Почему нет? В конце концов, он сделал все это с нами.
Когда мы проезжали мимо косилки, еще живыми, она подстригала высокую траву примерно в двадцати футах от нас, разбрасывая зеленые стебли по шоссе. Не просто газонокосилка, а громадина с закрытой кабиной. Ничто другое не могло бы запустить камень с такой силой.
Это был халк. Он скосил камень в высокой траве и нанес идеальный удар в мой череп.
Водитель не остановился, когда мы разбились. Он либо не видел, что произошло, либо запаниковал и спрятался за травяным покровом, либо ему было все равно, что мы кувыркнулись, покатились и умерли. Как кто-то может уйти, лишив жизни и не почувствовать гнили в своем сердце?
Я смотрю и замечаю отблески солнечного света, вспыхивающие за камуфляжем сельскохозяйственных угодий. Я вижу стекло кабины трактора. Он все еще движется где-то в гуще травы. Или, может быть, прячется.
Моя жена размышляет еще одну столетнюю секунду.
— Ладно.
Мы делаем наши первые шаги по шоссе и внезапно оказываемся на пути гигантского трактора, окруженного высокой травой. Двести футов пролетели в мгновение ока. Моя жена улыбается и спрашивает, не сотворили ли мы только что волшебство.
— Это магия, — говорю я, хотя до камня не верил в нечто подобное.
Мы стоим неподвижно и не сводим глаз с водителя, ожидая, что он вглядится получше, прищурится, вытаращит глаза, закричит и схватится за грудь в полном ужасе. Но нет. Он нас не видит. Тракторная косилка переезжает нас с женой, и в следующее мгновение мы оказываемся в кабине вместе с водителем. Он не он, а она во фланелевой одежде и низко надвинутой шляпе дальнобойщика. Девушка лет двадцати, возможно. Она смотрит на свой телефон, набирает текстовое сообщение и ждет ответа.
Представляю серию рекламных плакатов, предназначенных для сельскохозяйственной техники.
Рассеянный трактор - жирным шрифтом над мультяшным комбайном, который радостно глотает детей, в то время как его водитель взглядом приклеен к телефону.
Не пиши СМС, когда косишь.
Интересно, есть ли на Небесах рекламные агентства? А, есть ли Рай на Небесах? Я удивлен, что никто не пришел за нами. Но не волнуюсь. Бродить по фермерам с моей женой - неплохой способ провести Вечность.
Моя жена тычет водителя в спину, где было бы крыло, если бы девушка была ангелом, а не убийцей.
В то же время я кричу ей на ухо:
—Прочь! — это показалось самым призрачным, из всего, что можно было крикнуть.
С судорогой, словно от удара электрошоком, водитель повинуется. Она спрыгивает с трактора, выкрикивая разные гласные. Спотыкается, хромает и убегает с сельскохозяйственных угодий. Ее испуг - это то, на что я надеялся.
Беспилотный фермерский халк продолжает катиться, и мне интересно, сдохнет ли он в канаве или обрушит ближайший сарай.
— Это было весело.
— Но ты хмуришься.
— Неужели?
Она рисует улыбку эктоплазмой на моем мрачном лице.
Я говорю:
— Наверное, все это выглядело как-то бессмысленно.
— Что именно? Ее испуг?
— О, боже, нет. Месть за камень. Думал, будет сладкой, но на вкус как сельдерей.
— Просто в следующий раз сделай это забавы ради.
Моя жена всегда была самой мудрой из всех.
Мы нажимали на каждую кнопку и рычаг, пока косилка не остановилась.
— Ну, в любом случае, уверен, она этого не хотела.
— Уверена, — соглашается моя жена.
Еще одно мгновение - и мы оказываемся в трехстах футах от усыпленного гиганта. Мы вернулись к аварии на обочине. Мы вместе. Я тянусь к ее руке, когда она тянется к моей, и на мгновение между нами вспыхивает искра света, когда мы соприкасаемся и обнимаемся.
Кобальтовый Камаро проезжает мимо, мигая фарами дальнего света, и я понимаю, что мир внезапно окутывается лунно-голубым светом. Камаро каким-то образом принес с собой ночь. Его освещают звезды и галактики, а также мигающие красные маяки далеких телебашен.
Время. Снова ведет себя странно.
Камаро замедляет ход, проезжая мимо края канавы, где мы погибли. Живви внутри освещают огни приборной панели. Нас разделяет жизнь и смерть, но они могут видеть нас... а мы их.
Наши глаза встречаются. Их размером с мячи для бочче, выпирающие из их черепов, на грани побега. Обе челюсти живви сжаты до предела. Они похожи на пару пустоголовых младенцев, питающихся порциями ужаса.
А мы их кормим.
Камаро чуть не свернул на кладбище в канаве.
Протягиваю руку и кричу:
— Осторожней!
Завизжав, они рывком выворачивают руль назад к центру дороги. Их головы поворачиваются туда-сюда, ища возможности взглянуть на нас еще раз.
Или, может быть, их головы просто мотает в яростном протесте.
НЕТ, я не поверю своим глазам. НЕТ, они не были настоящими.
Думаю, что спас им жизни. Какое облегчение. Соседей нам тут не нужно.
Автомобиль исчезает, резко ускорившись, унося с собой ночь. Дневной свет возвращается таким же, каким он был несколько секунд назад. Влюбленных больше нет, но я вижу их будущее. Я слушаю, как они рассказывают тысячи историй о нас в течение следующих тридцати лет:
"Вот где мы их видели! Мертвые любовники! Они застряли в нашем мире, вечно разыскивая свою разбитую машину. Один из них завизжал на меня, пытаясь столкнуть нас в канаву, где они умерли".
Что за чушь. Я знаю, где моя машина. Мне просто уже все равно.
Моя жена касается моей щеки и спрашивает:
— Лучше?
— Значительно, — отвечаю я.
— Они будут называть нас Дьявольскими возлюбленными шоссе 24!
От нашего будущего наследия у нее кружится голова. У меня тоже.
— Теперь мы - история о привидениях, — говорю я. — Мы стали легендой.
— Давай сделаем это снова. Где-нибудь в другом месте. Есть миллион мест, где можно создать лучшие истории. Подумай о том, как нам будет весело.
— Навсегда, а потом еще немного.
Я заглядываю глубоко в ее душу. Я сжимаю ее руку и чувствую тепло, хотя мы всего лишь бескровные, бесплотные мысли и воспоминания. Я говорю ей:
— Я так счастлив, что ты не выжила.
— Это самое милое, что ты мог сказать. — Ее слезы вспыхивают и исчезают, как проливной дождь. — Если бы ты был все еще жив, я бы тебя задушила.
— Я самый счастливый мертвец на всем белом свете.
Она тянет меня на середину дороги, куда стремительно приближается микроавтобус. В отличие от Камаро, он не несет ночь, и его водитель живви не видит нас, стоящих здесь.
— Оставим эту могилу, — заявляет моя жена.
Микроавтобус переезжает нас. Нас подхватывают, мы становимся невидимыми пассажирами. Живви подпевают какой-то ужасной песне.
Я выключаю радио.
— Здорово, — говорит моя жена. И так оно и есть.
Мы будем ехать тихо, пока не остановимся в первом же городе, или домике на берегу озера, окруженном глубокими темным лесом. Рука моей жены проходит сквозь раздвижную дверь и развеивается на ветру. Ее голова лежит у меня на плече.
— Ну и денек.
❗ Подписывайтесь
🗯 Комментируйте
❤️ Ставьте лайк
#литература #рассказы #чтение #призраки #мистика