Уличный художник Иван Симонов, автор масштабного проекта-исследования «#маленькиелюди», объясняет, почему улица стала агрессивной, как его изменила учеба в кадетском корпусе, продается ли надежда и кто такой Палыч
— Есть ли у тебя тебя кредо или правило, которым ты руководствуешься в своей работе?
Иван: Быть максимально искренним – это первое. Во-вторых, создавать неконфликтное искусство.
— Что в твоем понимании «неконфликтное искусство»?
Иван: Это искусство, которое не будет вступать в конфронтацию со зрителем. Даже если это ироничные и нелицеприятные вещи, они должны быть сделаны так, чтобы не вызывать у людей отторжения. В первую очередь я думаю о том, что хочу сказать, а затем, как мне это сказать, чтобы человек услышал.
— То есть ты думаешь о зрителе, когда создаешь свое искусство? Не всех художников заботит реакция на их работы.
Иван: У меня есть плакат «Искусство будет в жопе до тех пор, пока будут ориентироваться на зрителя». Он как раз о первичности идеи или мысли, которая исходит от художника. А вот ее трансформировать, чтобы она дошла до смотрящего – в этом и состоит главная задача художника.
— У меня возникает как раз внутренний конфликт, возможно, потому что я воспринимаю твои работы в контексте, в котором мы находимся. Возможно, ощущение драмы у меня не связано с тем, что ты закладывал, а я так увидела.
Иван: На самом деле, я закладываю в работы именно конфликты, потому что конфликт – движущая сила драматургии. Я пытаюсь найти не конфликтную форму. Пытаюсь делать не вычурно, работаю чаще всего с блеклыми цветами, использую черно-белую печать. Неконфликтное с точки зрения эстетики. Должно быть не агрессивно именно в визуальном воплощении.
— Тебе часто приходится отвечать на вопрос: «а что означает твоя работа?»
Иван: Чаще всего задают такой вопрос про работы, где много текста. Хотят знать, что я имел ввиду. Почему я сказал именно так, а не по-другому. Что касается уличных работ, мне кажется, там все максимально понятно.
В последнее время пытаюсь избегать общения непосредственно в момент создания работы. Когда я только начинал, мне было интересно отвечать на вопросы прохожих, подробно всем все рассказывал. Спустя несколько лет я просто устал из раза в раз все рассказывать разным людям, стараюсь максимально дистанцироваться от того, что делаю в моменте, и не пытаюсь ничего объяснять.
Вообще, уличные художники сегодня получают реакции через интернет: я читаю все комментарии про мои работы. Мне интересно, как люди воспринимают мое искусство.
— Ты сталкивался с агрессией, непониманием зрителя?
Иван: Был случай, я клеил маленьких людей, ко мне подошел человек и стал спрашивать, зачем я тут наклейки размещаю и стены порчу. Я ему рассказал историю моих героев и он предложил сделать героев большими. После моего объяснения у него изменилась оптика восприятия: прохожий отнесся к этому уже не как к вандализму, а как к осмысленному действию. Это был позитивный опыт, но был и негативный.
Например, когда я делал работу «Горизонт завален» в электричке, до меня докопался мужик, мол, я мешаю людям спокойно ехать, все уставшие с работы, а я тут как макака прыгаю с фотоаппаратом, раздражаю. Есть определенная группа граждан, которым бесполезно объяснять. Агрессивные люди, которые просто говорят: либо ты уйдешь, либо я тебе по голове настучу. Такие не ждут, что ты начнешь им что-то объяснять.
Я стал меньше работать на улице, потому что она изменилась. Улица стала более агрессивной. Если в 2018-2019 годах ты мог выходить на улицы и днем спокойно делать работы (а мне нравится только днем работать, не люблю ночью по углам прятаться), ты не испытывал страха. То сейчас ты боишься: любое твое высказывание может быть интерпретировано не так или могут не захотеть слушать интерпретацию. Люди сами по себе накалены. Это агрессия нарастала постепенно: по моим ощущениям, началось с 2020 года, когда случилась пандемия.
— Что происходит с сюжетами работ, откуда они берутся? с улицы? это фразы, кем-то сказанные?
Иван: У меня несколько способов, например, сбор информации через интернет, когда ты читаешь новости. Как правило, это все создает общий новостной фон, который потом кристаллизуется в какую-то фразу. Например, работа «Жизнь 40-летнего пьющего курящего мужчины имеет значение» был сделана в период, когда в инфополе форсировалась тема Black Lives Matter. Это была не моя идея даже. Суть в том, что, когда в США началось это движение, я как раз был в Петербурге и встретился там со своим товарищем Палычем и он сказал: «Вань, сделай работу, я для тебя текст придумал». Так все рождается из такого общего поля.
— Твоя работа «Призрачная перспектива» периода пандемии это реакция на нее или она была создана ранее?
Иван: В 2020-м году закрыли все музеи и ребята организовали нелегальную выставку в электричке. Мы просто пришли в электричку (всего нас было около 15 художников) и превратили целый вагон в выставку: все повесили там свои работы. Фактически мы устроили арт-вечеринку в поезде, а потом вышли из него, и все наше искусство уехало: мы ничего не забрали с собой. Выставка называлась «Из России в никуда». Организаторы и авторы идеи Рома Мокров и Никита Будкин придумали маршрут. Это была электричка, которая ходит по подмосковному кольцу. В этой электричке всего четыре вагона, она была выбрана, потому что в ней мало людей, и там спокойно можно все реализовать. Причем она ходит только один раз в день, поэтому мы специально подгадали время.
Когда я стал думать, то спросил себя, что может быть в окне? Какой-то вид, какой-то горизонт. «Призрачная перспектива» обыгрывает пейзаж и того, что происходит за окном. Важны обстоятельства: мы ехали на электричке непонятно куда, даже не знали, где выйдем и по какому адресу в конце концов окажемся. Поэтому вся затея в целом была призрачной перспективой.
Технически «Призрачная перспектива» это оракал, наклеенный на стекло. Оракал легко наносить и легко снимать, и у людей он не вызывает лишнего подозрения. Когда ты делаешь уличное искусство, важно использовать материалы, которые не ассоциируются с вандализмом. Например, избегать баллонов, а использовать кисти, клей, бумагу, нестандартные техники, которые не могут считать как вандализм.
— Как ты относишься к вандализму? Как ты его понимаешь в контексте уличной культуры?
Иван: Для меня вандализм – это в первую очередь разрушение. Но вопрос разрушения относится к эстетическому пониманию и у каждого оно разное. На самом деле, разбить или разрушить можно так, что это будет не вандализмом. Вандализм скорее определяется местом. Граффити, нарисованное на дворце – это одно, граффити нарисованное на дворце, который разваливается и десятилетиями не ремонтируется, уже другое. Кстати, у Вовы Абиха есть крутая работа про вандализм. Он просто взял из Википедии определение вандализма и целиком написал его на стене – очень красивой, старой, сильно обшарпанной, очевидно, что здание приговорено и скоро развалится. Своей работой Вова ставит вопрос про вандализм в этой плоскости.
—У тебя есть свои, персональные источники вдохновения?
Иван: Больше всего я вдохновляюсь информационной повесткой и образами, которые в ней проскакивают. Абстрагироваться сегодня от ситуации для меня не представляется возможным. В октябре прошлого года с кремлевской стены упал зубец. Был сильный ветер, который снес леса, и зубец отвалился. Меня впечатлило это событие. Я его нарисовал и сделал большую графическую работу акварелью. Зубец упал с Кремля! Это же очень странно!
Или однажды в Тюмени я делал на улице работу, ко мне подошла пара и девушка сказала: «Нарисуй меня в Париже». И все. Я эту фразу себе зафиксировал и решил сделать с ним работу в Париже. До Парижа не доехал, но холст делаю. Вот такие спонтанные взаимодействия дают мне вдохновение. Иногда я подсматриваю, что делают другие художники, и мне какие-то вещи у них нравятся. Например, меня заинтересовала ткань, но я не знаю, что с ней делать. Но мне нравится как это выглядит у других, меня вдохновляет и я думаю, прикольно было бы поработать с тканью.
— Говоря о вдохновении работами других художников, у тебя есть какие-то любимцы из истории искусства?
Иван: Лучше всего я знаком с русским искусством: больше всего люблю период шестидесятников, нонконформизм. Кабакова и Булатова как художник я хорошо понимаю. Хотя из всех этих ребят Пивоварова я реально не догоняю. Еще работы Пепперштейна мне интересны.
Если дальше уходить, то я заглядываю в литературу: Чехов, Достоевский (тяжело идет, но умение рисовать психологический портрет у него точное).
— Ты брал когда-то фразы из русской литературы? Интегрировал их как-то в свои работы? Или может быть образы или персонажей?
Иван: Маленькие люди. Но это получилось бессознательно, хотя мне многие и приписывают связь с Гоголем. Но в первую очередь маленькие люди, названы так из-за размера. Из Пушкина брал: у меня есть работа «Открой сомкнуты негой взоры».
— Расскажи про техники, в которых ты работаешь.
Иван: Например, как была сделана работа «Жизнь 40-летнего мужчины». Вот Палыч сказал мне этот текст. Я сказал: хорошо, но мне нужен герой, тогда героем будешь ты, что нам далеко ходить. У меня часто герои говорят те фразы, которые они действительно говорят. Потом я фотографирую своих героев и распечатываю картинку дома на офисном черно-белом принтере. Я использую простые материалы, потому что рассказываю про обычных людей. Мне нравится, что искусство может быть тактильным и близким. Это еще история про medium is the message – известная формула Маршалла Маклюэна. Когда любой человек – если у него есть офисный принтер – может легко и сам это делать. Хотя изначально у меня ничего другого не было. Вот и все. И маленький размер из-за размера домашнего принтера, было удобнее распечатывать человечков, которые умещаются в этот формат. Потом я клею их на стену с помощью кисточки и ПВА, текст пишу с помощью баллона или черной эмали.
Для своих работ из серии «Продано» я использую брендированный скотч по типу того, которым обычно службы доставки обматывают коробки. Просто заматываю объекты клейкой лентой с надписью ПРОДАНО, либо составляю из нее слова. Таким скотчем я маркировал городские объекты, которые находятся в бесхозном или плачевном состоянии, или эксплуатируются с коммерческой целью. Или я заматывал ограждение перед разваливающимся заброшенным особняком, до которого никому нет дела.
— Как ты выбираешь места в городе?
Иван: Есть работы которые я создаю конкретно под место, как «Призрачную перспективу». Иногда, видишь какое-то место и думаешь: вот здесь круто сделать работу. В городе все меньше таких мест. Город слишком вылизанный. Мои работы хорошо живут в более естественных местах. Они не будут смотреться на искусственных материалах, на обшивке домов, в супер чистых аккуратных дворах. Могу сначала придумать тему, а потом уже искать место, как, например, с Палычем и работа живет уже полтора года.
— Сколько обычно живут твои работы на улице?
Иван: Работа может жить несколько лет, если их никто не трогает. Но городские службы быстро их уничтожают и это сильно отбивает желание делать работы на улице.
— У тебя есть художественное образование и что на тебя повлияло?
Иван: Больше всего повлияло на меня обучение в кадетском корпусе с 5 по 9 классы. Это совершенно жесткая, безжалостная, агрессивная среда. Именно тогда у меня стали зарождаться вопросы в принципе про человеческое существо и про идею индивидуальности. Я стал думать: почему у нас такая любовь к коллективной ответственности и с какой стати ее надо обязательно разделять? почему люди отличаются друг от друга? почему их пытаются нарядить по жизни в общую униформу? Мой проект «#маленькиелюди» отчасти об этом. Попытка увидеть в людях различия и при этом найти общее. Потом был финансовый колледж, потом армия, потом я поступил на режиссуру театрализованных представлений и праздников.
— Самый «больной» вопрос, надо ли художнику художественное образование?
Иван: Изучать стоит то, к чему у тебя стремление. Ты можешь быть видео- или фото-художником. Даже сварщиком. По образованию можешь быть хоть строителем и использовать это в своей художественной практике. Например, Лука – он же архитектор по образованию, делает крутейшие ассамбляжи, собирает конструкции в Николо-Ленивце.
— Почему ты выбрал именно уличное искусство для творческого высказывания?
Иван: Когда тебя никто не знает, нет образования, но есть идеи, то куда ты пойдешь? Я начал увлекаться граффити лет с 16, потом мой интерес перерос в концептуальные работы, появились более сложные идеи. Я пошел на режиссуру учиться, потому что у меня была идея огромной инсталляции, которая в моем представлении занимала 20-этажный дом, где каждая квартира – самостоятельная ячейка. Для такой сложной инсталляции необходимы специальные навыки, это и побудило меня пойти учиться.
— Как ты считаешь, стрит-арт – это маргинальная сфера искусства?
Иван: Стрит-арт – это искусство, которое хочет выйти на общий рынок. Такая ситуация с ним в России, на Западе стрит-арт уже давно признан. У нас он только в последние годы стал видимым: работы стали появляться на аукционах, продают холсты, ассамбляжи, копии с уличных работ. С точки зрения институционального признания в России к уличным художникам продолжают относится со скепсисом. Стрит-арт вообще не может существовать в галерейном пространстве, это уже другое искусство, надо называть вещи своими именами.
Коммьюнити уличных художников особенное: нас много, мы все друг друга знаем, у нас есть чаты, где мы постоянно общаемся, друг друга поддерживаем. Большая туса. Если ты пойдешь на выставку уличного искусства, там будет такое количество людей, которого нет ни на одном вернисаже. Когда была групповая выставка уличных художников в галерее Триумф, организаторы просто обалдели от количества людей.
— Вот такое стремление уличного искусства к де-маргинализации не убивает саму его идею – как искусства, создающегося и существующего вне/ против системы и конвенций?
Иван: Сегодня сложно говорить о системе и конвенциях. Правила быстро меняются. Даже внутри уличного искусства есть свои правила. Изначально мне хотелось их нарушить, и отчасти я это сделал: начал использовать бумагу и микро формат. Когда я начинал, был популярен именно большой формат: многие активно работали с муралами. Это была моя личная попытка подорвать систему. Ситуация перевернулась: сегодня сложно найти большой стрит-арт в Москве, его быстро уничтожают, все перешли в формат стикеров или рисунков в виде двух-трех палочек-закорючек. Произошла вот такая динамика к уменьшению.
— Как от контекста каждого города зависит искусство, которое ты делаешь?
Иван: Сильно зависит. Когда я делал проект ПРОДАНО со скотчем в Москве – это выглядело супер актуально. Потому что Москва сама по себе продажный город: здесь все буквально кричит «купи-продай». В Екатеринбург ситуация кардинально другая: атмосфера визуально довольно унылая, и писать еще дополнительно ПРОДАНО не хочется (не хочу обидеть Екатеринбург, но просто такое общее впечатление на контрасте с Москвой сложилось). В итоге, я этим скотчем ПРОДАНО просто написал слово НАДЕЖДА на гараже, где были объявления о работе.