Юрий, поначалу вообразивший, что перед ним происходит какой-то замутнённый Костиком импровизированный спектакль, с усложнением партий растерялся окончательно. Он пристально изучал орбитальные движения глазных яблок у всех троих и терялся в догадках как это всё назвать, как к этому относиться и, главное, что же ему дальше делать?
«Ой, жги, коли, руби!», -
доносилось уже откуда-то снаружи. Тем временем Константин встал и одёрнулся.
- Возможно, вы и правы. Однако позвольте всё же объясниться. Давеча вы назвали меня несостоявшимся Печориным лишь только потому, что я не ответил на грубость этого пьяного подхорунжего. Но позвольте, капитан, не вызывать же мне было его на дуэль! И потом, что значит дать пощёчину пьяному казаку? Как вы себе это представляете и каковы были бы последствия столь целомудренного жеста, когда вокруг такие трогательные и проникновенные лица, только и ждущие найти повод растоптать твою честь и осквернить мундир.
- Бросьте, поручик, не делайте драмы из буден солдатской жизни. Всё, что от вас ожидалось, как офицера, это просто-напросто дать ему в зубы.
- Так вы думаете, вы думаете…. что я струсил?
Авдеев скривил рот в снисходительной ухмылке.
В это время в комнату вбежал взъерошенный казачок. Он бойко возвестил:
- Господа ваши благородия, вас, значит, командующий к себе просит, то есть, сию минуту, чтоб.
На словах «ваши благородия» казачок сделал нарочито подобострастный акцент, давая понять, что в войсках успели укорениться новые веяния, и казакам они любы.
«Сопляк, - подумал Авдеев, - без году неделя в армии, а уже корчит из себя «равенство и братство». Нет, с таким контингентом мы как раз и попадём в самое, что ни на есть горнило большевизма».
Они шли молча пробираясь между терновых кустов и плетней из свежего краснотала. «Дикая местность, - думал Пичугин, - здесь только и партизанить как в войну 1812 года. Жалко только, что вместо французов – свои».
Видать радивый хозяин трудился ни один день, любовно сплетая меж собой гуттаперчевые прутья. На кольях тут и там были нанизаны дырявые чугунки, а кое-где и крынки. Жалко было хозяину расставаться с негодной посудой вот и поразвешивал на новый плетень отжившую утварь – украсил «жизню».
В накуренной избе их ждал командующий в подполковничьих погонах и ещё один офицер непонятного звания и чина. У подполковника был не совсем здоровый цвет лица и усталый взгляд. Пепельная седина выбивалась плешинами на коротко подстриженной бороде и усах. Правая щека в районе глаза мелко подёргивалась. Но полковник тут же расправил плечи. Доблесть и слава русского оружия блеснули в его глазах.
- Здравия желаем! – приветствовали офицеры командующего, упустив при этом следовавшее за этим обращение, положенное по уставу. Чёрт его знает, как теперь их тут всех называть: господа, товарищи, благородия….
Полковник пристально посмотрел на вошедших, и быстро сгладил неловкость:
- Я также рад видеть вас во здравии и преисполненными чувством долга. Проходите. Примите мои извинения, что казачья земля на этот раз не столь щедро и радушно принимает гостей. Но будем надеяться, что это временное недоразумение…. Однако к делу. Мне удалось дозвониться до ставки и справиться о вашей миссии. Генерал Фицхелауров лично просил меня посодействовать в доставке танка с англичанином на линию фронта в Усть-Медведицкий округ и дать вам дополнительно казаков в сопровождение. К сожалению всё, что мы можем для вас сейчас сделать – это попробовать организовать работу этой машины непосредственно здесь, на подступах к хуторам станицы Слащёвской, поскольку красные как с цепи сорвались, и нам пришлось порядком отступить. Да, кстати, англичанина мы нашли. Он тут успел развести бурную деятельность по прельщению жалмерок и насыщению себя неисчислимым количеством самогона, будто он набрёл на некий живительный источник в Минеральных Водах. Каков, подлец, а? Еле-еле привели его в чувство. А между прочим, если бы не его заморская персона, мы бы и красных из хутора не вышибли. Но очевидно для генерала этот английский механик, равно как и танк, имеют какое-то особое, я бы сказал, даже символическое значение. Лично просил меня сделать всё возможное, чтобы помочь пустить машину в ход. Я вас вызвал, чтобы препоручить вам этого супчика вместе с его, будем надеяться, адской машиной. Возможно, что уже завтра красные пойдут в наступление, и огонь её спаренных пулемётов помог бы нам удержать рубежи до подхода подкрепления с Новочеркасска.
У нас, вы сами видите, вместе с кадровыми военными воюют и ополченцы, и даже бабы... в своём роде-с. Если у вас есть какие-нибудь соображения или пожелания, прошу, выкладывайте сейчас - завтра, может быть, будет уже поздно.
- Единственно, что мы можем попросить – это разрешение начать готовиться к завтрашнему дню, - отчеканил Пётр. – Для этого нам нужны будут лошади, которых, очевидно, увели красные, пулемётные ленты и топливо для танка.
- И пусть нас проведут к Хоггарду, - дополнил Пичугин.
Полковник повернулся к офицеру, всё это время внимательно рассматривающему Авдеева и Пичугина.
- Посодействуй, голубчик. Обратись от моего имени к сотникам. Пусть уж расстараются, найдут лошадей и патроны…. А вот насчёт горючего…. Ладно, что-нибудь придумаем. Да, господа, э-э-э, то есть, как вас по фамилии…. Да-да, Авдеев и Пичугин. Один вопрос. Как вам удалось проделать такое расстояние с этой бронебойной техникой?
- На платформе поезда до станции Себряково, затем на лошадях до моста, переправились через Дон и своим ходом.
- По-нят-но, - протянул полковник как-то загадочно неопределённо. - Ну-с, друзья мои, не смею больше вас задерживать. Приступайте к своим обязанностям.
- Следуйте за мной, - сказал ординарец и вышел в сени.
Они вышли из избы, и, минуя двух казаков, стоявших около крыльца и лениво чадивших самокрутки, пошли за ординарцем.
Хоггарда они нашли в наисквернейшем расположении духа. Он одиноко сидел на кровати в исподнем белье и бестолково, нервически мутузил колоду карт. В углу комнаты валялись куча пустых консервных банок и порожние бутылки из-под заморского вина. Старуха, в доме которой он квартировал, возилась с чугунками около печки и недовольно ворчала.
Завидя вошедших, Хоггард расплылся в улыбке:
- Oh, comrades! Glad to see you! I’ve had an awful headache, but now I’m better, really better…. Damn it! Where’s my tank? Anyway damn it! It seems I drank much and all that…. But now I’m better, really better….
- Are you ready to go with us? We must be ready for tomorrow, - сказал Пичугин.
Англичанин энергично закивал и обильно излился в любви и преданности к его русским друзьям, не забывая проклинать большевиков и все революции на свете. По его большим на выкате глазам, однако, трудно было заподозрить нечто похожее на любовь, дружбу и преданность. Скорее наоборот: страх, отчаяние и острую неприязнь ко всему, что его окружало. Но его губы, с засохшей пеной по краям, упрямо продолжали твердить о высших проявлениях человеческой материи. На его скуластом, основательно выбритом лице алыми зигзагами высвечивались прожилки лопнувших капилляров и порезы от бритвы, которая недавно плясала в его дрожащих руках. От его пегих усов, щегольски закрученных кверху, несло самогоном вперемешку с резким запахом какого-то неизвестного доселе одеколона.
Водрузив на себя амуницию, соответствующую званию танкиста британской армии – кожаную куртку, шлем с очками и перчатки, он сделал руки по швам и встал постойки смирно.
- - I am ready!