ЧИТАЕМ ЖЮЛЯ ВЕРНА... «С Земли на Луну»

Большой успех романа «С земли на луну прямым путем за 97 часов 20 минут» (1865) отнюдь не случа­ен — это одно из самых лучших произведений писателя, класси­ческий образец созданного им жанра «романа науки», в кото­ром математические выкладки, обосновавшие возможность меж­планетного полета, были сделаны математиком А. Гарсе. От­талкиваясь от традиции морского романа-путешествия, автор ищет пути в межпланетное пространство. Но если его пред­шественники (Годуин, Сирано, Э. По и др.) мало заботились о правдоподобии летательных приспособлений, так как основной задачей был показ внеземного общества, то Жюль Верн все внимание сосредоточил именно на научных обоснованиях меж­планетного перелета.

Жюль Верн был не только замечательным мастером научно-фантастического сюжета, но и реалистической характеристики персонажей и в полном блеске показал присущий ему глубоко человечный юмор, приобретающий иной раз горькую окраску. Все это объясняет неослабевающий успех романа у современно­го читателя.

Экспозиция к роману, рисующая не только возникновение «Пушечного клуба», но и самый клуб с его членами-инвалидами, демонстрирующими гротескную «коллекцию костылей, де­ревянных, ног, искусственных рук, ручных протезов с крючком, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов», свидетельствует о выдающемся мастерстве писателя-антимилитариста. С горьким юмором отмечает он, что согласно вычислениям статистиков в клубе приходилось «меньше чем по одной руке на четырех человек и лишь по две ноги на шесте­рых». Горьким же юмором окрашено и красноречивое сообщение о любимом детище непременного секретаря клуба Дж. Т. Мастона — огромной мортире и ее губительном действии (при взрыве погибло 337 человек). Та же горечь ощущается в вычислениях некоего статистика, который установил, поделивши число жертв артогня на число членов клуба, что на каждого из них «в среднем приходилось по две тысячи триста семьдесят пять с дробью убитых»). Единственной заботой этого ученого сообщества, отмечает писатель, было «истребление рода человеческого». Парадоксальное сочетание врожденного доб­родушия и смертоубийственной профессии не случайно для пи­сателя-гуманиста, верящего в оздоравливающую силу науки и потому предлагающего устами Барбикена перековать меч на орало, то есть направить творческую энергию членов клуба не на человекоубийственные цели, а на углубление познания тайн вселенной. Он с осуждением отмечает «дерзкую изобретатель­ность» янки, направленную на создание гигантских пушек, иро­нически подчеркивая, что смелый опыт «по проверке убойной силы пушки Родмена, могущей скосить 150 лошадей и 300 че­ловек», так и не был поставлен ввиду того, что «если лошади и согласились бы подвергнуться подобному испытанию, то среди людей, к сожалению, охотников не нашлось». Хотя в то время у Ж. Верна еще не было исторического опыта Седан­ского поражения, но милитаристские тенденции были и тогда чужды ему, и, не случайно, говоря о желании «пустить ядро в луну», писатель метил в «метод канонерок», отмечая, что этот «довольно-таки грубый способ установить сношения» весьма распространен в «цивилизованных» странах. Рассказы­вая о соперничестве Барбикена, прославившегося отливкой сна­рядов во время гражданской войны, и Николя— создателя са­мой прочной брони, он осуждающе подчеркивает, что суда, оде­ваясь в непроницаемую броню, мечут огромные ядра в неприя­теля, то есть делают другим то, «чего не желают себе,—основное, — глубоко безнравственное правило, к которому сводится все искусство войны». Тем самым писатель осуждает все и всяческие войны. Сам интерьер «Пушечного клуба» ста­новится средством осмеяния человеконенавистнических интере­сов его членов: легкие своды обширного холла поддерживают колонны из пушечных стволов, поставленных на толстые морти­ры, а стены — живописно украшены «затейливыми узорами» из различных видов огнестрельного оружия старинного и новейшего. «Тысячи револьверов, соединенных наподобие люстр» освещают холл, где скамьи располо­жены «в виде крепостных валов и окопов», кресло пред­седателя имеет вид мортиры, его стол водружен на морские пушки, чернильницей служит граната, а колокольчик издает выст­релы «вроде револьверных». Тонкая, но чрезвычайно язвительная насмешка в духе Вольтера звучит в описании это­го капища смертоубийства.

Характер юмора решительно изменяется там, где повест­вуется о реализации лунного проекта Барбикена. Со смехом сообщается о находчивости антрепренера английской труппы, заменившего комедией «Как вам угодно» «незадачливую» ко­медию «Много шума из ничего», в которой поклонники Барби­кена усмотрели злостный намек. Юмор Жюля Верна особенно проявляется в описании селеномании, охватившей соотечествен­ников Барбикена. Луна становится поистине «львицей сезона», и под каскадом научных сообщений даже самым отсталым при­ходится отказаться от суеверных представлений о спутнике Земли. Использованный автором научный материал (измерение параллакса луны, понятие о ее вращении и т. п.) скрашивается юмором по адресу тех, кто не мог понять, что луна, обращенная одной стороной к Земле, совершая оборот вокруг нее, в то же время вращается вокруг своей оси, — им давали «практический совет» обойти круглый стол, все время глядя на его центр. Юмористически окрашена и сцена обсуждения вопроса о ядре и скорости, начинающаяся напыщенно-экстатической речью Ма­стона, которой внимают члены комитета, поглощая бутерброд за бутербродом (прозаическая деталь сразу же как бы «при­земляет» проблему). Следующее заседание опять-таки сопро­вождается «горой бутербродов» и «целыми морями чая» — этот комический троп вносит необходимое оживление, придавая жиз­ненность изображаемым событиям.

Но в описании соперничества техасских и флоридских депу­татов, едва не завершившегося уличной резней, юмор прибли­жается к сатире. Американские нравы подобного рода отнюдь не вызывают сочувствия писателя, чем и обусловлен сатириче­ский оттенок.

Следует отметить, что описание Соединенных Штатов носит в этом романе несколько утопическую окраску — это Америка мечты, а не реальная Америка, где господствует бизнес, что ярко показано уже в «Плавающем городе», а еще убедительнее в «Плавучем острове». А в лунной дилогии автор отмечает, что бескорыстное лихорадочное возбуждение, охватившее все насе­ление США, не поддается описанию и что было бы чистейшим безумием попытаться изобразить этот ажиотаж, поскольку по­добного рода задача превосходит «все силы человеческие».

Немало места отведено в романе математическим и техниче­ским расчетам, описанию подготовки шахты для отливки ко­лумбиады, а также самого процесса отливки. Фантастичность описания возрастает, если вспомнить, что землеройных машин не было и в помине и основным орудием для прокладки шахты была кирка. Не менее фантастична и идея ослабления силы удара при помощи воды.

Но вместе с развитием фантастического сюжета системати­чески популяризуется наука, причем автор не забывает (устами Барбикена) упомянуть о летавших на луну литературных пред­шественниках своих героев. Не ограничиваясь литературными параллелями, он щедрой рукой вводит научные материалы из области селенографии и даже селенологии, не назойливо вкрап­ливая их в ткань романа. То он приводит письмо директора обсерватории в Массачусетсе, научно обосновывающее возмож­ность реализации проекта, то делает сообщение о происхожде­нии солнечной системы, то сжато излагает современные ему данные из области селенографии, то, рисуя дискуссии, вызван­ные дерзновенным замыслом Барбикена, сообщает множество сведений о луне и о научно-технических вопросах, связанных с реализацией проекта, то подробно описывает процесс отливки колумбиады или «опыт» Мастона, просидевшего в снаряде це­лую неделю, и т. д.