1. С точки зрения буддизма и сходных религиозных мировоззрений до жизни было ничто и после жизни, если карма хорошая, тоже, слава нирване, будет ничто. Из ничто в ничто и нужно стремиться. Так что подлинное бытие, по буддизму, это ничто и обыкновенно понимаемая смерть, а так называемая жизнь — не жизнь, а растянутое во времени страдание, то есть длинная, агонизирующая, к сожалению не мгновенная, смерть.
Если же карма, то есть совокупность заслуг в достижении ничто, небытия, не очень хорошая, помирающий напроказил в жизни, то умершему грозит перерождение и новая жизнь. То, что это будет жизнь совершенно иной индивидуальности, ибо только литературно душе человека можно быть воплощённой и жить в теле травы, ежа или таракана, буддизм не волнует, ему вообще не интересна так называемая индивидуальность, а тем паче — индивидуальная личность. Сказано перерождаться, значит перерождайся. Метемпсихозу бысть!
2. С точки зрения христианства смерти по существу нет, а есть две жизни — земная и небесная. Земная жизнь краткая, и христианину посвятить её нужно приготовлению к вечной жизни, так называемой загробной, которая, в зависимости от того как человек будет готовиться, станет или вечными страданиями в аду или вечными наслаждениями в раю. Смерть же есть краткий, мгновенный переход от земной посюсторонней жизни к неземной, адской или небесной, потусторонней жизни. Смерть — это точка, из которой луч загробной жизни направлен в вечность.
3. С точки зрения (1) материалиста вульгарного и обширного фогто-молешоттовского воплощения, но также и (2) материалиста благородного фейербаховского закала, подлинное бытие человека, так называемая жизнь, есть бытие тела, в котором душа и ум — только телесные проявления, безусловные или условные рефлексы его функционирования. С возникновением тела жизнь начинается, с уничтожением тела жизнь завершается. Временной промежуток между этими точками на шкале времени есть время жизни конкретного живого индивида. Другой жизни у него не будет. Если о нём думают до его рождения или после смерти, то это мысли иных людей, рефлексы их тел, в каковых рефлексах мысли о неродившемся или умершем суть рефлексы рефлексов, рефлексы второго порядка, мысли о мыслях того, кто ещё не мыслит или уже не мыслит.
4. С точки зрения экзистенциалистов жизнь имеет крайние точки рождения и смерти точно так же, как и у материалистов. Но, в отличие от материалистов, этот конечный промежуток времени должен быть посвящён осмыслению жизни этого индивида как этого индивида, а не долгому или короткому бытию тела. То есть жизнь дана человеку, чтобы осмыслить её, найти её смысл или придать ей смысл. А поскольку осмысление предмета в целом возможно лишь на его границе, постольку вопросам рождения и смерти человека экзистенциализму релевантно посвящать тысячи и тысячи страниц текстов. Если это солипсистский и агностический экзистенциализм, то работа мысли будет направлена на этого конкретного размышляющего экзистенциалиста. А такая, говоря монастырским языком, необщежительность экзистенциализму часто присуща. «Ад — это другие люди» — характерное выражение из пьесы мэтра экзистенциализма Ж.-П. Сартра. Из чего следует, что не-ад — это ты сам. И построить в себе самом и для себя самого рай — достойная задача, сравнимая с построением коммунизма в отдельно взятой и тщательно откоммунизменной стране.
Ясно, что в отличие от материалистов, экзистенциализм, соглашаясь с крайними временными точками, ценит не тело, его рождение и его смерть, а индивидуальное сознание, рождение индивидуального сознания и смерть индивидуального сознания, потому он, собственно, всегда есть субъективный идеализм, подлинное бытие для него, — экзистенция, существование, — при всех возможных оговорках экзистенциализма, в бытии индивидуального сознания. И тут для экзистенциалиста важна именно временная конечность индивидуального сознания. Только тогда и можно, по мнению экзистенциалиста, ценить нечто, когда оно конечно, индивидуально, уникально, когда такого больше не будет. Потому-то к смерти экзистенциалиста и влечёт, как мартовского кота на валерьянку. Именно потому, что смерть — точка познания жизни. Так экзистенциалист и понимает смерть — как гносеологический инструмент, которым стоит воспользоваться, поэкспериментировать с самоубийством.
5. С точки зрения ислама мир есть, существует, пока Аллах на него смотрит. А стоит ему отвернуться, мир исчезнет. Поэтому люди, их жизнь и стремления, лишь часть умственной фантазии, фрагмент сознания Аллаха.
Вот почему все мусульмане — рабы Аллаха, не имеющие ни своей воли, ни своего сознания. Люди — это такая же придорожная пыль, как придорожная пыль — придорожная пыль.
Вот почему в исламе есть религиозные авторитеты, но нет религиозной иерархии, все ничтожны перед Аллахом и потому все равны перед ним. Никто из людей не жив и не живёт. Живёт только Аллах, жизнь людей, думающих о своей жизни, есть призрак призрака.
И вот почему фатализм и лёгкое расставание с жизнью так характерны для ислама. Чем там дорожить? Иллюзией? В этом ислам тождествен с буддизмом. Только буддист неподвижен и бездеятелен, а мусульманин мобилен и сверхдеятелен. Источник различий понятен. У мусульманина есть воля Аллаха, которую он стремится исполнить. У буддиста нет никакой воли: ни внешней у почитаемого Будды, ни внутренней у самого буддиста.
Ислам — это мировоззрение субъективного идеализма. Отличие от европейского субъективного идеализма лишь в том, что в Европе субъективных идеалистов много, субъективные идеалисты — отдельные люди, порой — добрые приятели и партнёры по опасному бизнесу одинокого эгоизма. А в Аравии, во всём исламском, а по вере мусульман и не-исламском, мире, субъективный идеалист — один и он не человек, а Бог, иначе называемый Аллах.
Смерти в исламе по существу нет, так как нет и жизни. Марево существования как галлюцинация Аллаха завершается с прекращением галлюцинации. Но это не есть ваша смерть, как предыдущее состояние чьего бы то ни было галлюцинирования не есть ваша жизнь.
6. С точки зрения идеалиста объективного подлинное бытие — наследная собственность, вотчина идей. Только в них бытие стабильно, несомненно, истинно. Соответственно, и (1) жизнь вообще, и (2) жизнь человеческого общества, и (3) жизнь отдельного человека — только недоидеи жизни, только то или иное, с разной степенью и разной полнотой, воплощение идеи жизни.
Жизнь отдельного человека ценна настолько, насколько он есть живое воплощение идей, — разных идей, не только идеи жизни, — насколько он сам идеален. Жизнь человека нужна миру как зеркало смысла мира. Человек — это познавательный рефлекс мира.
Казалось бы, почти так, как в исламе... Ан нет! Тут рефлекс — не произвол, не каприз божественной индивидуальности, необъяснимый и неведомый, а необходимость миру осознать законы своего бытия, те самые идеи, и развиваться впредь не стихийно, но сознательно-идейно.
Мы, люди, помогаем миру узнать самого себя, несём миру мир. Если мы в порывах собственного бытия истребляем друг друга, то это делается или (1) по необходимости очищения своих рядов или (2) не от большого ума, точнее — от его потери.
Смерть в объективном идеализме есть забвение недовоплощений или ошибочных воплощений тех или иных идей, потеря конструкторской документации на заброшенный и прекращённый финансированием ума проект.
В этом смысле Г. В. Ф. Гегель абсолютно бессмертен, хотя телесная оболочка его, конечно, истлела после прекращения её функций 1831.11.14 и погребения её 1831.11.16 на Доротеенштадтском кладбище (Dorotheenstädtischer Friedhof, Chausseestraße 126, 10115 Berlin, Deutschland) в берлинском районе Митте (Mitte), но в памяти человечества Г. В. Ф. Гегель останется теперь уже навсегда, даже если кладбище снесут вместе с районом и сравняют пустующую землю в уровень Северного моря.
Георг Вильгельм Фридрих фон Гегель с женой, Марией Еленой Сузанной фон Гегель (урождённой фон Тухер), основательным, но несколько повреждённым, Философским Камнем и пренебрежительно исчёрканной, но непонятой черкателями «Феноменологией духа» (фото Дмитрия Ежова)...
https://ezhov-dmitry.livejournal.com/204142.html
Люди родные, люди близкие могут сожалеть, что ни ум человека, ни его душа, ни его тело больше не работают. Но примеры людей зажившихся в наш век изощрённой медицины стали слишком уж часты. То он парализованный прожил пару пятилеток. И не досрочно. То, подружившись с Алоиcом Альцхаймером и не желая больше никого и ничего знать, двадцать лет ещё только ел. Если давали.
Особенно отвратительна умственная деградация мыслителя. Как говорится,
Не дай мне Бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
[…]
Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решётку как зверка
Дразнить тебя придут.
А. С. Пушкин. «Не дай мне Бог сойти с ума...» (1833).
7. Не надо бояться смерти. Бояться следует непрожитой жизни. Бессмысленной жизни.
2022.03.14.