К созданию и продвижению «народного» шедевра приложили руку целых пять великих человек
Яйцо преткновения
Меня давно, ещё с ранней юности занимала сказка про курочку Рябу. Чувствовалась в ней какая-то фальшь, недосказанность, нарочитость.
Где логика?
Судите сами. Ну ладно, ну снесла курочка яичко. Не знаю уж, что она там клевала, что случилось с обменом веществ и куда девался кальций, но яичко получилось не простое, а золотое. Для сказки это простительно. Но дальше начинаются вещи непонятные даже со сказочной точки зрения.
В сказках вообще, несмотря на вымысел, все бывает удивительно логично. А тут: «Дед бил-бил, не разбил...», Баба – то же самое. Спрашивается: на фига они, идиоты, пытались разбить золотое яйцо? Вы можете представить себе Вексельберга, расковыривающего отверткой творение Фаберже? Остается предполагать, что, разбив яйцо, Дед пытался найти в нем нечто еще более ценное, чем само яйцо. Алмазный желток в 34 карата. Не вышло, не бьется. Тут все верно: золото – материал пластичный, возможно яичко только немного помялось, но это не страшно.
На этом странности сказки не заканчиваются, и то, что не получилось у Деда с Бабой вышло у мышки, которая бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. И опять же, вроде как хозяева курочки и яичка должны радоваться, ибо то, что они безуспешно пытались сделать ранее, наконец, свершилось. Яичко разбито, причем малой силой. Но они, напротив, впадают в жуткую депрессию. Хотя, вроде бы, чего горевать? Скорлупа же никуда не пропала, вот она, рядом, собери да неси в ломбард, либо в скупку, получишь живые, хорошие деньги. Но они плачут. О чем? О том, что не сбылась сакральная мечта об алмазе? Это, конечно, может несколько омрачить радость от обладания золотом, но ведь не настолько, чтобы об этом гипотетическом камне реветь.
Но самое странное в сказке ещё впереди. Курочка начинает утешать стариков. Опять же, для сказки говорящая курочка – вещь нормальная. Но как она их утешает: «Не плачь, Дед, не плачь, Баба, я снесу вам яичко другое, ...» а теперь, ВНИМАНИЕ: «не золотое, а простое»!!!
Финиш! Занавес! Ни фига себе, утешила. Нет чтобы пообещать им еще с десяток золотых, или, на худой конец, серебряных, а то – простое. Можно подумать, старики за свою долгую жизнь простых яиц не видели! Да я бы, после таких слов, эту курицу просто бы зарезал, в надежде на то, что какие-то золотые запасы у нее в организме еще остались. Если она принципиально отказывается снести еще один (хотя бы) золотой экземпляр, то зачем мне она, спрашивается, нужна?
Что в имени тебе её?
И еще одна маленькая большая странность. Уж очень странное у стариковой птицы было имя.
В крестьянских хозяйствах живности, и правда, часто дают имена. Коровам, быкам, лошадям, иногда – свиньям. Но чтобы давали имя курам, этого я не слышал. Даже в сказках и даже большим довольно животным народ редко его давал. Серого волка там зовут «Серым волком», зайку – Зайкой, лису – Лисой (иногда с отчеством – Патрикеевна), разве что для медведя зарезервировано имя – Михаил Потапович. Но это все-таки медведь, хозяин леса.
А тут – курица. Да и имя какое-то странное – Ряба. Я об него всегда спотыкался, пока наконец не догадался переставить ударение. После чего оказалось, что это вовсе не имя, а характеристика окраски. «Жили-были Дед да Баба, и была у них курочка рябА». И все получается ровно, правильно и даже стильно.
Я так обрадовался этому вновь открытому смысловому слою древней сказки, что моментально рассказал о нем в своем блоге. Однако, не все мои читатели согласились порушить свои стереотипы и воспринять знакомую с раннего детства сказку в новом свете. Сложно было отказаться от привычной курочки Рябы, которая, кстати, никогда нами рябой и не воспринималась.
Завязалась оживленная дискуссия. Мои оппоненты утверждали, что Ряба вполне может быть именем собственным, происходящим от окраски птицы. Я же отстаивал собственную версию, по которой ударение перескочило случайно, при чтении записанных на бумагу фольклорных текстов. И даже не случайно, а по вине возникшей случайно рифмы «дед да бАба – курочка рЯба». В конце концов мы пришли к выводу, что надо искать первоисточник.
Зрим в корни
И он был найден. Общими усилиями нам удалось откопать 8 вариантов сказки в записи собирателей фольклора из разных областей.
Первое, в чем я убедился, так это в своей правоте: курица, действительно, была «рябенькой». Иногда «пестренькой», но чаще – именно «рябенькой»:
«Жили старик со старухой. И была у них курочка рябушечка стара старушечка», Саратовская область, 1937 год,
«Був соби дид и баба. Мали соби курочку рябушечку», Полтавская область, 1878 год, и так далее.
Сказки немного разнились по содержанию, оканчивались по-разному, но начало было у всех одно. Но, что интересно, почти все они были полностью лишены тех странностей, о которых мы говорили раньше.
В пяти вариантах рябая курочка снесла яичко самое обыкновенное. Которое потом, посредством мышки, разбилось, о чем старики, вполне естественно, горько жалели. В трех яички были золотые, причем в воронежском изложении курочка вообще «была не простая, значит, и несла яички золотые». Но, в этом варианте старики яйцо не били, а, напротив, поскольку получилось оно «крупное такое, любо смотреть», решили его «на хорошее место положить, чтобы видно было. Ну, и положили. Положили и не налюбуются. Весь день любовались». Естественно, когда мышка яйцо разбила, они сильно расстроились. И курица их успокоила, но не так глупо, как в известном варианте, а именно пообещав «Снесёт вам курочка рябушка другое золотое яичко, лучше прежнего».
Вообще, из восьми сказок, курочка пыталась успокоить хозяев только в трех. Самая замечательная версия приводится в Белорусской записи. Она небольшая, и я приведу ее полностью:
«Жили были дед, да баба. И была у них курочка ряба. И снесла курочка яечка. Дед бив, бив, бив – не разбив. Баба била, била, била – не разбила. Надо яйки складать в лукошко, а воны – на вокошко. Не завернули у трапицу, положили на полицу. Бегла мышка (а их страсть сколько было!) по полице, хвостиком крутанула (жест рукой), яечка задела. Яечка покатилось, покатилось – бах, тарарах! И разбилось. Баба плачит: «А-а-а, а-а-а, а-а!» (высоким голосом). Дед плачит: «У-ы-ы! У-ы-ы! У-ы-ы! (басит). А курочка бегаить: «Куды-куды! Куды-куды! Не плачьте, дед с бабой! Я снесу вам яечко такое, такое: Не простое яечко – золотоя!» И снесла золотое яечко. Дед яго продав и купив печь, чтоб было где лечь. А к печи – трубу, а к трубе – избу, а в избу – лавцы. Завели ребят – все по лавкам сидят, кашу едят, хлеба рушають, да сказки слушають».
И только сказка, записанная в Черниговской губернии, повторяет известный нам вариант:
«Жили-были дед да баба. Была у них курочка ряба. Снесла курочка яичко, не простое - золотое. Дед бил, бил - не разбил. Баба била, била - не разбила. Мышка бежала, хвостиком задела, яичко упало и разбилось. Дед плачет, баба плачет, а курочка кудахчет: - Не плачь, дед, не плачь, баба: снесу вам яичко не золотое - простое!»
Интересно, что ровно в том же селе был записан еще один вариант сказки, самый короткий из восьми:
«Рябонька Курыця. Жыв дид, да баба. У дида була курыця рябенька. Курыця на яечко, а мышь на оконце искочила, хвостиком матнула, яйце упало и розбилось. Стали воны плакать. Курыця знесла ще яйце; тоды курица через два дни пропала» (с. Плоское, нежинского уезда Черниговской губернии).
Как же получилось, что из всех возможных версий нам с детства забили в голову самую нелогичную?
Педагогический приём
А всё оказалось достаточно просто. Первым сказку про «Курочку рябу» опубликовал в 1855 году в своей первой же книжке «Народные русские сказки» известнейший в будущем русский фольклорист Александр Афанасьев. Вернее будет сказать не «сказку», а «сказки», поскольку легендарной рябой курице в сборнике было посвящено два текста.
В обоих яичко изначально было не золотым, а просто «пестро, востро, костяно, мудрено!» Последствия хулиганского поступка мышки в обоих вариантах обернулись трагедиями, причём в первом, узнав о «горе», «девочка-внучка (деда и бабы) с горя удавилась», дьячок побил колокола, а поп – усомнился в вере. Во втором варианте таких трагедий не произошло, разве что изба ходуном заходила, ворота заскрипели, а забор просто рухнул. А так – ничего, и внучка жива осталась. Но ни в одном варианте курочка не обещала исправить ситуацию ни золотым яичком, ни простым.
Однако труд фольклориста-любителя Афанасьева был издан малым тиражом и остался почти незамеченным. Другое дело вышедшая в 1870-м году книжка уже ставшего признанным классиком Владимира Даля «Первая первинка полуграмотной внуке. Сказки, песенки, игры». В ней знаменитый этнограф опубликовал 15 адаптированных для детей (чтобы без суицида и святотатства) русских народных сказок. Под номером шесть там шла сказка «Стариково великое горе». И опять же, никакого золото и всеобщая трагедия: «заголосило все село в голос, стало рвать на себе волосы, тужить по старикову великому горю».
Но к тому времени известный нам вариант уже вовсю прокладывал дорогу к детским умам. Ещё в 1864 году основоположник научной педагогики в России Константин Дмитриевич Ушинский издал свой бестселлер «Родное слово. Азбука и первая после азбуки книга для чтения». Мастерски написанная сцепка азбука+детская хрестоматия оказалась настолько удачной, что за следующие 53 года (вплоть до 1917-го) была переиздана 146 раз. Можно сказать, что по ней училась читать почти вся Россия. И написанные в ней простые и доходчивые тексты знала назубок тоже вся Россия.
Разумеется, одной из первых в «книге для чтения» стояла сага о Курочке Рябе. Именно так, уже с большой буквы Р, то есть окраска птицы превратилась в имя собственное именно у Константина Дмитриевича. И разумеется, великий гуманист и истовый народник Ушинский, претерпевший многие лишения за свои вольные воззрения, взял для своего труда не трагические и безыдейные варианты Афанасьева и Даля, а ту единственную сказку из Черниговской губернии, в которой герои были пусть и глупыми, но бессребрениками. В представлении которых простое куриное яйцо было значительно дороже глупого и тяжелого в употреблении (попробуй разбей!) яйца золотого.
Не думаю, что такой выбор был случайным. Скорее всего гениальный педагог Константин Ушинский вполне осознанно и целенаправленно пытался внедрить в детские головы, вместе с очень простой в запоминании, короткой сказкой мысль о нестяжательстве. Мысль простая: золотое яйцо ведет к печали, а простое – к здоровой и радостной жизни. Даже в старости. Не имей сто золотых яиц, с которыми ты даже не знаешь, что делать, а имей одно простое, которым ты можешь насытиться и поддержать свои силы, чтобы и дальше работать на благо родного народа.
Ушинский почти ничего не поменял в изначальном варианте, лишь несколько его пригладил и, как теперь стало понятно, наградил курочку собственным именем. В его исполнении сказка «Золотое яичко» как раз и зазвучала так, как мы её знаем теперь:
«Жили себе дед да баба, и была у них Курочка Ряба. Снесла курочка яичко: яичко не простое. Золотое. Дед бил-бил — не разбил; баба била-била — не разбила. Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Дед и баба плачут; курочка кудахчет: “Не плачь, дед, не плачь, баба. Я снесу вам яичко другое, не золотое — простое”».
Классика и современность
Уже в 1929 году этот вариант получил правительственное одобрение, когда специально созданная под патронатом Государственного Русского географического общества «Сказочная комиссия» под председательством академика Ольденбурга выпустила «полное академическое издание русских сказок». «Благословил» книгу, в которой были собраны рекомендованные для чтения советским детям сказки, лично будущий председатель Совнаркома (читай – премьер-министр) Вячеслав Молотов.
Чуть позже, в 1940-м году, когда идеи дореволюционного народничества поутихли, а партия приказала людям богатеть и повышать уровень благосостояния, исправить нелогичность самой популярной сказки попытался ещё один гений Алексей Николаевич Толстой. В своей книжке «Русские сказки» он вывел собственный вариант:
«Жили-были дед да баба. У них была Курочка Ряба. Снесла курочка яичко: пестро, востро, костяно, мудрено. Посадила яичко в осиное дупелко, в кут, под лавку. Мышка бежала, хвостом вернула, яичко приломала. Об этом яичке дед стал плакать, бабка рыдать, вереи хохотать, курицы летать, ворота скрипеть, сор под ногами закурился, двери побутусились, тын рассыпался, верх на избе зашатался… А Курочка Ряба им говорит: “Дед, не плачь, бабка, не рыдай, куры, не летайте, ворота, не скрипите, сор под порогом, не закуривайся, тын, не рассыпайся, верх на избе, не шатайся. Снесу вам еще яичко: пестро, востро, костяно, мудрено. Яичко не простое — золотое”».
Всё правильно и логично, без особенных трагедий и с обязательным для соцреализма (пусть и сказочного) хэппи-эндом: потеряли яичко простое – получите золотое. Однако такой вариант, несмотря на привлекательность сюжета и авторитет автора, в народ и в искусстве не прижился.
Наверное, и правда, есть в русских людях на подсознательном уровне какая-то неприязнь к «презренному металлу» и любовь к «простым радостям», типа звёздного неба над головой, нравственного закона внутри нас или простого яичка.
А уж какого цвета была и как звали курицу-несушку – значения не имеет.
Валерий ЧУМАКОВ, Москва
© "Белорус и Я"
Дочитали до конца? Было интересно? Поддержите журнал, подпишитесь и поставьте лайк!
Другие материалы нашего канала на тему