О посттравматическом синдроме впервые всерьез заговорили после войны США во Вьетнаме. Собственно, «вьетнамский синдром» было первым названием данной проблемы. Было отмечено, что многие бывшие солдаты никак не могли адаптироваться к мирной жизни: их преследовали страхи, характерные для находящихся в зоне боевых действий, мучили ночные кошмары, им было сложно поддерживать отношения и они легко срывались на самоповреждения или агрессию в отношении близких.
Впрочем, если изучать проблему всерьез, то первые описания такого рода состояний оставили европейские психиатры, работавшие с ветеранами Первой Мировой войны. Конечно, и до Первой Мировой человек мог на войне повредиться рассудком или нарушить свой душевный покой до конца жизни. Но почему-то это явление не было массовым. Однако с начала 20 века каждая война порождает раз за разом большие количества людей, страдающих посттравматическим синдромом.
Возникает логичный вопрос: как люди решали эту проблему в более ранние периоды своей истории? Ведь нет никаких свидетельств о том, что чем-то подобным мучились всадники Чингисхана, римские легионеры или воины многочисленных европейских племен — воинственных и жестоких.
Как ни странно, главную роль в появлении вьетнамского, афганского, иракского и других однотипных синдромов сыграло оружие.
Рыцари, кочевники и солдаты Великой Отечественной — страдали ли они от посттравматического синдрома, и если нет, то почему?
Войны прошлых столетий кажутся нам чрезвычайно кровавыми и жестокими, потому что там дело почти всегда доходило до массовой рукопашной схватки. Огромные толпы мужчин, рубящих друг друга мечами и топорами заживо — что может быть ужаснее? Однако для человеческой психики эта ситуация довольно-таки переносимая. Все дело в том, что у людей в рукопашном бою есть эмоциональная мотивация убивать врага и эмоциональное же оправдание собственным поступкам. Невозможно сохранять спокойствие, когда враг буквально в шаге от тебя пытается ткнуть в твое тело заточенной железкой. Само это обстоятельство уже дает тебе санкцию на аналогичные ответные действия. Пробуждается древний инстинкт «сражайся или беги». И что бы человек в такой ситуации не выбрал, он чувствует, что его поступок оправдан. Ибо: вот же, меня пытались убить!
Даже войны 19 столетия, когда уже массово применялось огнестрельное оружие, все еще позволяли психике людей приспосабливаться к происходящему. Да, уже были артиллерийские обстрелы, залповая стрельба, мины. Но поражающие качества оружия тех лет еще были не особенно велики, и чаще всего враги на поле боя видели лица друг друга — что обеспечивало включение того самого древнего инстинкта.
Ситуация изменилась с появлением пулеметов и наработкой схем чрезвычайно эффективного применения скорострельного оружия. Именно в Первую Мировую несколько пулеметчиков, с защищенных позиций, работая под нужным углом по пристрелянным точкам могли остановить атаку нескольких тысяч человек. Причем, с дистанции в километр или даже больше (пуля пулемета летит гораздо дальше, но там уже стрельба без хорошего прицела превращается в лотерею). Охлаждаемые водой стволы позволяли стрелять часами. И вполне рядовым событием было терять на узком участке фронта десятки тысяч солдат в день.
И с такой ситуацией человеческая психика справляться перестала. Ты практически не видел врага, бежал в атаку, получая пули буквально из ниоткуда. Наблюдая, как невидимая смерть косит твоих товарищей целыми ротами. А с другой стороны, пулеметчик просто делал движение рукой, и убивал людей сотню за сотней. Объяснить эту ситуацию самому себе, примириться с ней — было гораздо более тяжелой задачей для бойцов. Ведь в момент сражения они не видели врага, не ощущали непосредственной угрозы, не могли нанести удар своей рукой. Война свелась к сидению в окопах или беганию по полям и лесам в постоянном ожидании смерти из воздуха, с неба, из земли. Тот самый спасительный инстинкт не включался, но при этом уровень стресса был поистине зашкаливающим.
Одно из объяснений чудовищной жестокости гражданской войны в России начала 20 века, а также последовавших за ней красного террора и массовых репрессий — тот факт, что миллионы молодых мужчин, крестьян, прошли через мясорубку Первой Мировой. И каждому отдельному красноармейцу, махновцу или бойцу белых отрядов было крайне сложно объяснить себе, почему нельзя просто взять и застрелить человека, когда он совсем недавно видел, как в считанные минуты погибают сотни и тысячи. И сам убивал — ни за что, без ненависти, а просто потому что «так было надо».
Существует мнение, что якобы после Великой Отечественной никаких таких синдромов у советских солдат не было. Это крайне далекое от истины утверждение. Очень многие вернувшиеся с фронта так и не смогли приспособиться к мирной жизни — найти себя, завести семьи, реализоваться в работе. Для таких людей даже существовали выражения типа «не навоевался еще», «как выпьет, так воюет» и подобные. Правда, говорить о таких проблемах считалось не очень приличным — именно потому, что подобное происходило почти в каждой семье, которую затронула война.