ВВЕДЕНИЕ
Уже не первый год мир охватил Covid-19. О нем говорят из всех возможных СМИ-ящиков, радиовещаний, зелёным вирусом переполнен интернет. Им пугают, над ним смеются, обсуждают, осуждают, устанавливают запреты и правила, снимают их, устанавливают вновь. Одни эти правила соблюдают до педантичности, другие высмеивают и игнорируют. Тема ковида обросла былицами и небылицами, ортодоксами и диссидентами, верующими и неверующими, боящимися и смеющимися. Эта тема превратилась в наши дни подобно религиозной или политической. Стоит только завести разговор, и он обрастает сомнениями, доказательствами, историями, спорами, руганью и дебатами. Общество разделилось на трясущихся от страха заболеть и на смеющихся над теми, кто боится "модной болезни". Истории о заболевании и смертях от Covid-19 обрастают как соболезнованиями первых, так и насмешками, и цинизмом вторых. Одни ковид называют страшным зверем, другие ухмыляются, сравнивая его с обычной ОРВИ или ГРИППОМ. Одни потеряли много родственников и друзей, второе кричат: «Где ваш ковид? И кто вообще от него умирает?» Весь этот ковидный зеленый ком катится с огромной горы, набирая свои обороты с каждой волной с конца 2019 года. И никто не знает, сколько он будет катиться, скольких в себя засосет, скольких выплюнет и когда разобьется.
Я столкнулась лицом к лицу с Covid-19 в октябре 2021г. В так называемую четвертую волну пандемии. И хочу рассказать максимально подробно с чем именно я столкнулась, что пришлось перенести, какие ошибки я допустила, и к каким последствиям они привели. Как проходила моя "несуществующая модная болезнь", начиная от амбулаторного лечения до Красной зоны и обратно на домашнее долечивание. А также, к каким существующим последствиям привел «несуществующий» зеленый зверь.
Немного обо мне. Я здоровый человек. По крайней мере, таковой себя ощущаю. За год я обычно пью не более трех-пяти таблеток Цитрамона при головной боли во время смены погоды. Крайне редко болею. Но пару раз за год хватаю ОРВИ. Переношу её, как правило, без температуры, либо с незначительной 37'2. Лечиться я не люблю. Лечение ОРВИ для меня всегда было - обильное тёплое питье, витамин С и сон. Антибиотики и вовсе стараюсь не употреблять. И делаю это в крайне редких случаях. Например, при ангине, которая случается у меня раз в пятилетку.
Мой образ жизни - абсолютное отсутствие алкоголя и табака. И присутствие велосипеда, как постоянного вида транспорта, начиная с марта и заканчивая ноябрем. Велосипед - как образ жизни. За сезон проезжаю около 3000 км, а потому имею хорошую дыхалку, крепкие ноги, обладаю выносливостью.
НАЧАЛО БОЛЕЗНИ или "САМО ПРОЙДЕТ".
За неделю до начала заболевания я начала себя неважно чувствовать. Я даже не могла чётко сказать, что именно со мной не так. Я вроде бы не была больной, но и здоровой себя не чувствовала. Появилось какое-то постукивание в груди, будто учащённое сердцебиение, но при этом пульс был 45-47. Крайне пониженный при нормальном давлении. Появилась повышенная утомляемость и раздражительность. Все это я связывала исключительно с переутомляемостью на работе.
В конце рабочей недели в пятницу 1 октября я почувствовала недомогание. Весь день, сидя на работе, я подкашливала. И это был раздражающий грудину, незначительный сухой кашель, напоминающий трахеит. В этот же день я обратилась к терапевту послушать лёгкие. Надо сказать, что дыхание ей моё не понравилось. И перестраховавшись, она отправила меня на рентген. Рентген оказался хорошим. И терапевт, сославшись на трахеит, назначила мне Амброксол. Который я, собственно, и начала принимать в тот же день.
Следующий день в субботу я проснулась с температурой 38'3. В груди жгло. Кашель. Я бы не сказала, что он был сухим. Я вполне откашливалась. А потому решила, что Амброксол мне помогает. Сбивать 38'3 я не видела смысла. И считала, что моё лечение должно быть из обильного питья и сна.
В третий день моей болезни чувствую сильную слабость, болят глаза и голова. Начинается необычная боль, похожая на родовую деятельность. Кости таза выкручивает невыносимой болью, будто родовые схватки. Эта лжеродовая деятельность продлится 3-4 дня. И будет особенно усиливаться по ночам. Пропадает обоняние. Сразу хочу заметить, что обоняние при обычной ОРВИ я теряла и раньше. Но оно терялось либо частично, либо становилось притупленным. В данном случае оно пропало совсем. Мир перестал пахнуть. Я перенюхала все возможные продукты - лимон, лук, чеснок. Перешла в ванную - шампунь, пена для бритья, стиральный порошок, и даже белизна для унитаза. Не пахло ничего! Вкус стал делиться на сладкое и солёное. И то и другое горчило. Других вкусов не стало. Любая еда начала вызывать отвращение.
Думаете я начала лечение? Нет. Я выпила таблетку Цитромона, которая не на долго отпустила боль в моей голове и глазах.
В четвёртый день моей болезни (понедельник) у меня берут мазок на Covid-19., который в последствии будет положительным. Все болевые ощущения, описанные выше, продолжаются. Мне назначается антибиотик. Но! Вопреки назначению врача, антибиотик я не принимаю, аргументировав это своими 36'6. «Зачем пить антибиотик при хорошей температуре?» - наивно полагаю я. Температура в 36'6 действительно продлится несколько следующих дней, сбив меня с толку. Но при этом с сопровождением болей в голове и глазах, лжеродовой деятельностью и невыносимой слабостью.
Так, до шестого дня своей болезни я практически не принимаю никаких препаратов, вопреки всем настоятельным рекомендациям врача.
Все меняет седьмой день. Заболевает мой муж, у которого в этот же день был взят мазок. Он тоже будет положительный.
В этот день, после нескольких дней перерыва, у меня вновь начинается высокая температура. Сопротивляться бесполезно. Я наконец-то признаю, что моя болезнь затянулась, и начинаю пить все назначенные мне препараты. Мой супруг начинает принимать все те же препараты в первый же день своего заболевания вместе со мной. В последствии, забегая немного вперед, скажу, что он перенесёт болезнь гораздо легче, на ногах и дома. Несмотря на то, что его одолевал сильный кашель и слабость, он смог еще ухаживать за мной. Совершенно очевидно, что вовремя начатое лечение спасло его от тех последствий, которые ожидают меня в ближайшем будущем.
ЦЕНТРИФУГА. ИЛИ ЖИЗНЬ В ГАЛЮЦИНАЦИЯХ.
Дальнейшую неделю до своей госпитализации воспроизвести по дням сейчас уже я не смогу. Эта неделя, проведённая в каком-то непонятном мире между двух миров. Эдакий астральный мир, где ты не можешь отличить реальность от сна, сон от галлюцинации, галлюцинации от реальности.
Жизнь этих дней проходила в постоянной дремоте, во время которой вокруг меня скапливались какие-то омерзительные сущности. Иногда я их просто ощущала рядом со мной, иногда я видела, как они проедают моё тело словно черви. Они растекались как чёрные чернила и перетекали по всему телу. Это присутствие посторонних сущностей я ощущала в себе ежедневно, особенно в ночное время.
Позже, когда я пойду на поправку, я увижу интервью одной женщины, которая после перенесенного ковида скажет фразу: "Будто страшный зверь жил во мне и пожирал меня изнутри. Тело и душу".
Абсолютно точное определение, подобрано для этого состояния. Действительно, было ощущение что тебя изнутри поедают. Медленно и мучительно.
Помимо сущностей, в моем сознании жило ещё куча всякой белиберды. Все я уже вспомнить не смогу. Но самой навязчивой стала центрифуга. Стоило мне только закрыть глаза, как передо мной возникал огромный металлический белый барабан, который медленно вращался. Все мои попытки убрать его из своих мозгов, были безуспешны. Он неумолимо крутился перед моими глазами, в него сыпались события, люди и воспоминания из жизни прошлых лет и медленно перемешивались в этом навязчивом белом барабане. Потом из него вылезали чёрные твари и лезли мне в голову, растекаясь в ней черными чернилами. Во всей этой неосознанно-осознаваемой лихорадке, я перестала адекватно отвечать на вопрос "Как ты себя чувствуешь?"
Описать врачу то, что происходит в моем мозге я не решалась, а физически я могла описать свое состояние - слабость, головокружение, головная боль. И зря не решалась, друзья! Дело в том, что при Covid-19 сильно страдает нервная система и головной мозг, а то что со мной происходило - это есть то, что врачи называют ковидной энцефалопатией.
Зелёный вирус на столько овладевает твоим сознанием, что ты перестаёшь адекватно оценивать все происходящее с тобой. Реальность смешалась с галлюцинациями. Шёл 12 день моего заболевания. Ко мне пришёл мой дед, который молча простоял в изголовье моей кровати всю ночь, глядя на меня. И тот факт, что дед мой умер в 2009 году году, меня никак не смущал. Однако, этим визитом я поделилась с главным врачом нашей поликлиники. Уже на следующий день решался вопрос о моей госпитализации.
13 октября, на тринадцатый день своей болезни я была госпитализирована в Красную зону Областной Клинической Больницы своего города с сатурацией 87 и Кт-2 в средне-тяжелом состоянии.
АД НА ЗЕМЛЕ. КРАСНАЯ ЗОНА.
Попадая в стационар Красной зоны, сразу замечаешь, что он крайне отличается от привычных стационаров и больниц, которые мне довелось увидеть в течении своей жизни по тем или иным обстоятельствам. Здесь нет привычного хождения по коридорам женщин в халатах или шаркающих тапочками дедов, ищущих себе собеседников, сюда не приходят после тихого часа родственники навестить больных и не сидят часами, обсуждая болячки друг друга.
Здесь пустые коридоры и полностью заполненные койки, на которых лежат люди спинами вверх. В гробовой тишине слышны только булькающий из приборов кислород и стоны людей. Некоторые лежат молча с отрешенным взглядом, а некоторые неумолимо кричат и зовут своих мам, пап, бабушек или дедушек, или других умерших родственников. Тишина коридоров несколько раз за сутки нарушается грохотом от колёс каталок, на которых человек отправляется либо в реанимацию, либо в итоговый чёрный мешок, который отдадут родственникам умершего, чтобы проводить его в последний путь.
Врачей, медсестёр и санитаров здесь невозможно застать за кружкой чая в комнате отдыха. Эти люди выполняют неподъемный труд. Как пчелы в улье. Все чётко и прописано до мелочей. Занята каждая минута времени. Запечатанные в свои костюмы как космонавты, они не могут даже сходить в туалет. Под их защитными очками льётся пот. Стыки одежды замотаны скотчем. Это адские условия труда. Красная зона - место где тяжело всем. И пациентам, и врачам.
У каждого пациента над кроватью есть кнопка вызова. Она бесконечно звонит на сестринском посту, и те должны молниеносно подойти к пациенту. Эти кнопки звонят и одновременно друг с другом. На одном этаже одного блока находится около 50-ти человек.
До палаты 5-го этажа мне помог подняться санитар. Я дошла с трудом по стеночке и сразу легла на кровать без сил. В палате лежала ещё одна женщина. Каждый её выдох сопровождался стоном. Лежала она на кислороде. Женщина пыталась взять стакан с водой, её руки тряслись, и она не могла это никак сделать. Я с трудом встала с кровати и подошла к ней, взяла стакан, поднесла к её рту. Её зубы колотились об стакан, и она пила, проливая воду. На моё предложение позвать врача, она отказалась.
Я легла обратно в кровать и уснула, не смотря на непрекращающиеся стоны соседки. Сном это конечно назвать трудно, скорее я погрузилась в мир сюрреализма, где сознанием правят нечисти. Сквозь сон я долго слышала крик "Мамочка, мама! Забери меня, забери! Не пытай меня, забери!". Не могу сказать сколько мозгу потребовалось времени, чтобы понять, что этот крик звучит наяву. Я открыла глаза вся в поту. Было ощущение, что за то время, которое я спала, в мою кровать вылили ведро воды. Волосы, одежда, постельное белье было мокрым. Крики старческого женского голоса, зовущие маму, продолжались на весь коридор из соседней палаты. Я взглянула на свою соседку. Она лежала на боку, кислород из носа был выдернут, её трясло, и она смотрела стеклянным взглядом в одну точку, на каждом выдохе издавая ужасные звуки мучительной боли. Я вновь подошла к ней, она не реагировала на меня никак. Попыталась одеть на неё кислород, ничего не выходило. Мои руки были слабы. На тот момент я не знала, что над каждой кроватью есть кнопка вызова и, шатаясь, с головокружением и тяжёлыми ногами вышла в коридор. Коридор менял свои формы, то вытягиваясь вверх на несколько метров, то начиная давить мне потолком на голову. Стены шатались. Не обнаружив никого на сестринском посту, я шла на голоса врачей, которые слышала из палаты впереди. Было вечернее время, и весь медперсонал был рассредоточен по палатам с капельницами и обходом.
-Зачем вы вышли!? - подхватила меня медсестра под руку. И повела обратно в палату.
-Там женщине плохо, - ответила я, и послушно упала обратно на свою кровать.
-У вас есть сигнальные кнопки, - сделала замечание медсестра.
В миг мою соседку окружили люди в белых комбинезонах. И пытались ее реанимировать. "Адреналин срочно!", "Готовим каталку!", "у неё шок!" "В реанимацию!"... это лишь те фразы, которые я смогла запомнить. Стонущую женщину загрузили на каталку и увезли. Больше я её не видела. Её судьба мне не известна.
Я продолжила лежать в палате одна, слушая продолжающийся женский крик из соседней палаты, зовущий маму. Издалека коридора тоже доносился крик, зовущий какого-то Володю, на это раз мужской. Стало невыносимо страшно. Я всегда была человеком, не подверженным панические атакам. Но собственное состояние, постоянные галлюцинации и местная атмосфера вызвали во мне удушающий приступ паники. Как только нервы начинали бунтовать, приступ нехватки кислорода увеличивался, и становилось ещё страшнее.
Наступила ночь. Ночью стоны и крики людей были особенно ужасны. Сна здесь мало. Он краток и чуток. В коридоре раздался звук колёс очередной каталки, который прекратился у моей палаты. Включился свет.
- Мы вынуждены перед вами извиниться, - обратилась ко мне женщина-врач, - у нас нет мужских мест с кислородом. А у вас в палате освободилось такое место. Вы не будете против, если мы положим к вам молодого человека из реанимации?
- Конечно я не буду против, - ответила я. И молодого человека лет двадцати, подключив к кислороду, положили на соседнюю кровать.
Уходя, врачи предупредили что молодой человек на инсулине, и что его инсулин они оставят в холодильнике палаты.
Я вновь закрыла глаза и окунулась в мир крутящейся центрифуги, чёрных сущностей с глазами и прочего несвязного бреда.
Утро началось с капельниц, взятия крови и уколов в живот, ЭКГ. На обходе врач сообщила, что позже я буду переведена в другую палату, для подключения к кислороду. В этот же день моего соседа, привезённого ночью из реанимации, перевели в мужскую палату. За мной пришли чуть позже, к вечеру.
ПЕРЕЕЗД В ДРУГУЮ ПАЛАТУ. "ЭТО МОЙ КИСЛОРОД!"
В палате, которой меня перевели, было пять коек. На одной из которых лежала та самая бабушка, которая целыми днями и ночами звала свою маму. От неё устали все женщины палаты и именно поэтому врачами было принято решение поменять нас местами. Рядом с моей кроватью был кислород. Но подключаться я к нему так и не стала. В первую очередь потому, что сатурация моя перестала падать ниже 94-95. Плюс ко всему я лежала рядом с окном и периодически ставила его на проветривание. Переезд дался тяжело, я устала, несмотря на то, что основную часть вещей мне помог донести санитар.
В палате царила тишина. Переговаривались здесь редко. Напротив меня, тоже у окна, лежала Светлана, женщина лет 60-ти. Светлана всегда смотрела в одну точку. Много жаловалась на свое самочувствие и постоянно говорила одну и ту же фразу "поскорее бы уже конец". Через пару дней Светлана включит режим самоуничтожения, откажется есть и пить, а потом и вовсе решит выйти в окно. Но об этом позже.
Рядом с ней на соседней койке лежала Лидия Ивановна. Женщина 70 лет с грубым низким голосом. Лидия Ивановна вечно всех учила как правильно дышать и лежать, и угасала с каждым днем. Попав в Красную зону с 30 процентным поражением лёгких, через несколько дней её процент поражения увеличился до семидесяти. Лидия Ивановна и Светлана делили один источник кислорода на двоих. То есть из одного кислородного баллона выходили два разветвления. Когда Лидия Ивановна узнала о том, что её процент поражения лёгких увеличился, у неё случился нервный срыв, и она начала отключать Светлану от кислорода, для того чтобы увеличить силу потока себе. Светлана при этом лежала, продолжая смотреть в одну точку и говорила: "Мне все равно, я жду конца". Помимо этого, Лидия Ивановна узнала о том, что её муж тоже загремел в Красную зону. Она пыталась ему звонить, ругалась на него своим низким грубым голосом, чтобы он кушал завтрак, обед и ужин. А потом начинала злиться, потому что муж глухой и ничего не слышит. Врачи, приходившие в палату, подключали Светлану обратно к кислороду, но Лидия Ивановна начинала кричать, что ей кислород нужнее и опять выдирала у Светланы кислород, ка только врачи уходили.
Рядом с Лидией Ивановной лежала Наталья, лет 60-ти. Она была тихой оптимисткой и ждала своего выздоровления. И это не смотря на то, что у неё отсутствовало одно лёгкое. Наталья, как и я, обходилась без кислорода и старалась ухаживать за Лидией Ивановной, которая уже не могла сама подняться чтоб взять себе еду, или помыть тарелку.
Рядом со мной через тумбочку лежала Зинаида Николаевна. Старая женщина, которая не могла передвигаться, и тоже угасала на глазах. Дети купили ей свой личный концентратор кислорода, однако это не спасло её от реанимации.
Всем нам ставились ежедневные капельницы, уколы в живот, давались таблетки. Однажды утром я проснулась от дикой сухости во рту. Слюны не было совсем. Я налила стакан воды, но это не решило проблему. Взяв зеркало и открыв рот, я ужаснулась. Весь рот, язык, нёбо, губы и глотка была в белой каше. Выглядело это ужасно.
- Не пугайся! - приободрила меня угасающая Лидия Ивановна, - мы тут все с кандидозом на фоне лекарственных препаратов!
-Нас всех тут ждёт смерть у двери - добавила Светлана.
-Очень оптимистично! - заметила я.
Со следующего дня мне была назначена дополнительная капельница от кандидоза.
Вместо обещанной Светланой смерти, на пороге палаты появился священник. Священник Красной зоны отличался по виду от врача лишь тем, что на белый комбинезон его был надет золотой фартук, или как он у них называется, епитрахиль.
- Кто хочет исповедоваться? - спросил священник тихим голосом.
После Светланиных слов о том, что всех нас тут ждёт смерть, вопрос священника звучал как призыв к последнему слову. На связь с небесной канцелярией так никто и не решился. И каждый из нас продолжил гореть в своём аду со своими страхами, сущностями и галлюцинациями.
Лидия Ивановна каждый день продолжала отстаивать свой кислород, периодически отключая от него Светлану. И тогда врачи попросили меня поменяться с Лидией Ивановной местами, чтобы положить её на отдельный источник кислорода. Очередной раз переезжать я, безусловно, не хотела. Меня очень сильно выручал режим проветривания окна рядом со мной. Однако, отказать пенсионерке в кислороде я не могла, да и ждущей своего конца Светлане, представилась возможность не дожидаться конца и быть на собственном источнике кислорода индивидуально. Так я переехала на уже на третью койку, поселившись между Светланой и Натальей.
Престарелая женщина, которой дети купили свой концентратор кислорода, уже совсем стала плоха и её перевели в реанимацию. Поэтому койка рядом с Лидией Ивановной, переселившейся на мою кровать, опустела.
ОСТАНОВИТЕ НА СЛЕДУЮЩЕЙ!
Молчание коридора прервалось истошным криком. "Отпусти меня! Отпусти!" - кричал хриплый женский голос. В нашу палату ввезли очередную пациентку. Все, даже Лидия Ивановна, приподняли головы. К каталке за руки и за ноги была привязана женщина, она была в памперсе, а её кисти рук были перемотаны бинтами. Несколько санитаров еле справились с буянящей дамой, чтоб переложить её на кровать и вновь привязать её за руки и за ноги, но уже к кровати.
- Зачем вы её привязываете? - возмутилась Лидия Ивановна.
- Просто так мы людей не привязываем. Это для вашего же блага, - отрезал санитар.
Люди в белых комбинезонах кое-как справились с буянившей дамой, вышли из палаты, оставив распятую на кровати женщину. В палате наступила минутная тишина. Эта минута оказалась последней тихой на ближайшие сутки.
- Дайте закурить! - раздался вопль новой пациентки.
- Сейчас дам тебе папиросу, - из последних сил засмеялась Лидия Ивановна. Ты в больнице ОКБ. Здесь курить нельзя!
- Какой ещё ОКБ, - засмеялась новенькая. Я только с рынка вышла, яйца покупала. Мне нужно на троллейбус.
Лидия Ивановна замолчала. Разговор был не возможен. Очевидно, что привезенная женщина была абсолютно неадекватная. Её лицо напоминало лицо долго пьющего человека, она материлась и кричала на всю палату. Ночь обещала быть "веселой".
Привязанная к кровати постоянно перемещалась в своём сознании то на какую-то кухню, где разговаривала со своими собутыльниками, то вновь на рынок, на котором покупала яйца, то смотрела на светильник над своей головой и удивлялась кто же ей купил новую лампу на кухню, то кричала на кого-то чтоб те перестали жрать из холодильника, то давала наставления своему сыну Игорьку и убеждала его в том, что на свете он никому кроме матери не нужен и что она отречется от него, так как не может его простить за то, что он её ударил. Так в бредовой болтовне ковидной алкоголички прошло пол ночи пока ей не дали какую-то таблетку, и привязанная к кровати наконец-то уснула, периодически продолжая разговаривать во сне. Параллельно с этим стонущая на каждом выдохе Лидия Ивановна попросила уколоть её успокаивающим снотворным, потому что не вынесет ещё одной ночи без сна, тем более с такой соседкой.
Я закрыла глаза, перед ними продолжала навязчиво крутиться центрифуга и перемешивать моё сознание с галлюцинациями. Теперь уже было сложно отличить где я лежу - в Красной зоне, сумасшедшем доме или наркологии.
Ранним утром, когда за окном ещё было темно, в палате вновь раздался крик:
- Зайцы! Зайцы! Смотрите сколько зайцев! Ловите их, ловите! - кричала связанная пациентка.
Все приподняли голову, будто и правда каждый поверил в существование прыгающих по палате зайцев. Взволнованная пациентка смотрела к Лидии Ивановне под кровать и продолжала орать:
- Позовите врача! Вон у того зайца задние лапы перебиты! Забинтуйте зайцу лапы!
Лидия Ивановна свесила голову, взглянув себе под кровать, высматривая зайца, а потом на удивление села. Её губы были синие, чёрные круги под глазами и серое лицо, руки тряслись, а ногтевые пластины посинели. Все это говорило о нехватке кислорода у нее в крови. Всю ночь она стонала. Было видно, что ей становится хуже и хуже.
- Вы знаете, дамы! Я себя так прекрасно чувствую! - бодрым голосом заявила она. - Я спала как никогда! И если бы в палату не пришли зайцы, поспала бы ещё!
- Вчерашний Димедрол сделал свое дело, - подытожила я.
- Девочка моя, я тебя умоляю! Причём тут Димедрол! Это перед смертью так бывает! - уверенно заявила Лидия Ивановна, будто ей уже ни раз приходилось умирать, и она знала в этом толк.
- Ну что вы разбегались! Голова от вас уже кружится! - продолжала кричать соседка Лидии Ивановны на зайцев.
Начался обход. Всем померили сатурацию. У Лидии Ивановны она была 62.
- Вы сейчас будете переведены в реанимацию, - сообщил врач выспавшейся пенсионерке.
- Я же говорила, что смерть на пороге, - утвердила свои слова Лидия Ивановна. Врач промолчал.
- Марина Андреевна, - обратился врач к пациентке, которую посетило утром большое количество зайцев. - 38 лет. Что же вы себя так довели?
Я удивилась. Буйная пациентка выглядела лет как минимум на шестьдесят! И я ни как не могла поверить, что она почти моя ровесница.
Вдруг Марина перестала ловить зайцев, внимательно, и, как мне показалось, осознанно посмотрела на врача и ответила:
- Остановите на следующей, пожалуйста!
- Вам где? - спросил врач.
- На Театралке - ответила Марина.
После ухода врача Лидия Ивановна начала звонить своим родственникам и давать им наставления на то, как её нужно похоронить:
- И не вздумайте подносить меня к дому! Нечего мне там делать! Пусть придёт Таня, поможет готовить. Кутьи, щей, да оладьев будет достаточно. Не превращайте мой уход в застолье. И, пожалуйста, я вас прошу, не нужно завываний на похоронах! Терпеть этого не могу! Дурака своего глухого постараюсь быстрее забрать! Чего ему тут без меня делать.
Обсудив меню своего последнего пути, позвонив всем и попрощавшись, а также забронировав билет в мир иной для своего мужа, Лидия Ивановна трясущейся рукой причесалась напоследок. С помощью санитаров легла на каталку и отправилась в реанимацию, сказав нам:
- Выздоравливайте, дамы!
ПРОРОЧЕСТВО ИЗ ТРОЛЛЕЙБУСА
Моё состояние было стабильным. А по показаниям крови даже улучшилось. Во всем этом сумасшедшем доме, не смотря на постоянные галлюцинации во время сна, я настраивала себя на позитив. И максимально старалась слушать музыку, которую люблю, а также отвечать всем, кто мне пишет. А писало мне невероятно большое количество человек со словами поддержки, тех кто раньше и вовсе не писал, или тех, кого я не знаю совсем. Всем этим людям я очень благодарна, потому что я постоянно находилась в режиме общения и мне, не смотря на свое состояние, приходилось отвечать. Слова поддержки ободряли и мотивировали выйти из этого ада скорее домой. Ходила я с трудом. Лишь до туалета, который был в палате, и обратно. А также помыть тарелку после завтрака, обеда и ужина. Каждый шаг при этом сопровождался тем, что сводило икроножные мышцы. Сидеть было тяжело, и принимая сидячее положение, мне казалось, что у меня вместо лёгких тяжёлый мешок с песком, который падает в моей груди. Поэтому приём пищи был целым трудом, после которого возникало ощущение, что ты вспахал огород.
Единственным фактором моего расстройства и панических атак, заканчивающихся слезами, была моя старшая сестра Ольга, которая была госпитализирована в Красную зону днем раньше меня. В отличие от моего, её состояние с каждым днем ухудшилось и приблизилось к реанимационному. Повторное КТ показало до 75 процентов поражения лёгких, а сатурация опускалась до 72. А после потери сознания в туалете, врачи ей и вовсе запретили ходить.
Насмотревшись на угасающую день ото дня Лидию Ивановну, я невероятно боялась за сестру, понимая, что их показатели примерно одинаковые. И та, и другая попали в Красную зону с поражением легких 30 процентов, и за несколько дней эти показатели увеличились до 75 процентов. И панические мысли о неблагоприятном исходе изводили мою душу. Мы обе лежали на пятом этаже, но в разных блоках, поэтому доступа друг к другу у нас не было. Ежедневно мы старались созваниваться и с каждым днем по её голосу становилось понятно, что ей хуже. Это сводило меня с ума.
Я старалась гнать от себя плохие мысли, но обстановка в палате нагоняла вновь жути и бессонных ночей.
- Что ты уселась на мою сумку! - кричала безумная Марина на всю палату.
Судя по её крикам и разговорам, она уже который круг ехала в троллейбусе и никак не могла выйти на положенной ей Театралке. При этом она кричала чтоб ей не раздавили пакет с яйцами, толкала кого-то и спрашивала сигаретку. Потом начинала орать что её все обманывают, и что у них есть сигарета, а они ей не дают.
- Молодой человек, вы что не можете пройти чуть-чуть! А Ты что уселась мне на сумку? Там яйца! Отодвинься! - продолжала воевать с пассажирами троллейбуса Марина.
Пока безумная ехала по кругу и ругалась с пассажирами, в палату, держась за стенки, зашла новая пациентка по имени Евдокия. Бабушка 80 лет села на койку у окна, которую утром освободила Лидия Ивановна.
Бабушка Евдокия была подключена к кислороду и сразу активно начала поддерживать разговор с Мариной. Но Марине новая пассажирка троллейбуса пришлась не по душе и она вылила на неё поток трехэтажного мата. Бабушку Евдокию это не сказать что задело, ее это крайне возмутило! И теперь они обе кричали друг на друга. Я постаралась успокоить пенсионерку и объяснила ей что с соседкой лучше не общаться и игнорировать, так как она неадекватная. Но Евдокию было уже не остановить, и пока она не выговорила все что думает о соседке и не начала задыхаться от нехватки кислорода, она не успокоилась.
- Господи Иисусе! В дурдом попала! Не скопытиться бы, - ещё долго причитала бабушка Евдокия.
Марина вновь начала истошно кричать. На этот раз в окно троллейбуса она увидела женщину которая собралась прыгать из окна.
- Смотрите! Смотрите! Она залезла на окно! Она сейчас прыгнет! Вы видите???? Помогите ей кто-нибудь! Снимите её с окна!
- Господи Иисусе! Господи Иисусе! спаси и сохрани, - бормотала себе под нос Евдокия.
На вечернем обходе, когда врач подошёл к Евдокии и поинтересовался её самочувствием, она взбодрилась и ответила:
- У меня, сынок, куча всяких болячек. Их уже не вылечить. У меня и сердце больное, и давление высокое, и почки, и куча всего. Я от сердца все свои таблетки взяла, и пью их. Ты, сынок, меня от этого Ковида главное вылечи, а то я подвал так и не успела прибрать. А если его не накрыть, то померзнет все, если заморозки начнутся.
- Значит нужно до заморозков выздороветь, - подбодрил Евдокию врач.
- Она прыгнула, прыгнула с окна! Вы видели? Её никто не снял с окна, и она прыгнула! - продолжала кричать пассажирка троллейбуса.
Врач подошёл к Марине. Осмотрел её и удалился. Через пару часов пришли несколько санитаров и, отвязав Марину, перевезли её в другое отделение.
В палате наконец-то наступила тишина. Не знаю, как для Марины, но для меня этот гребаный троллейбус наконец-то высадил её со всеми её зайцами, яйцами, сумками и т.д. Станет ли эта остановка конечной, либо она дождётся следующего троллейбуса и ей предстоит проехать ещё ни один круг, история умалчивает.
Но во всем этом сумасшествии, никто так и не обратил внимания на слова безумной, которая без конца призывала спасти какую-то женщину, которая стоит на окне. На следующий день, по странным стечениям обстоятельств, её бред станет пророческим.
ВЫХОД ЕСТЬ! ОКНО.
Как только безумную Марину отвезли в другое отделение, её место заняла полная женщина Раиса Степановна, которая была в тяжёлом состоянии. Она еле передвигалась и всегда спала.
Светлана, которая лежала рядом со мной, и о которой я писала в самом начале, больше всех жаловалась на свое здоровье, имея при этом не самые худшие показатели заболевания. Она несколько раз за ночь давила на кнопку вызова врача, говоря ему что она "ничего не понимает и ничего не соображает". Или, например, говорила, что у неё начались пролежни, хотя никаких пролежней у неё не было и передвигаться по палате она могла самостоятельно. Либо она нажимал на кнопку вызова врача, чтоб просто сказать, что ей страшно. При этом она отказывалась лежать как положено на животе и вечно выдирала из носа кислород, говоря что устала от него.
- Светлана! Вам ли жаловаться! - однажды осек её врач. - У вас прекрасные показатели! Кровь стала лучше, сатурация растёт. Видели вчера Лидию Ивановну? Так вот, больше не увидите. А вам нужно настраивать себя на хорошее!
Однажды я решила её подбодрить, сказав, что мы все здесь ничего не соображаем и что докторскую диссертацию нас тут не заставляют защищать, поэтому понимать особо ничего не нужно. Но Светлана юмора не понимала и настойчиво ждала своего конца. Есть она отказывалась, и только изредка пила. Однажды на завтрак я сама дала ей тарелку каши с словами:
- Вы никогда не начнёте соображать, если не будете кушать. Мозгу нужно питание.
Светлана воткнула в себя пару ложек каши, чему я очень порадовалась.
Она постоянно говорила, что у неё нет ни что сил, однако это не помешало ей единственной на всю палату пойти мыть голову в раковине. Для меня мытье головы казалось процессом ещё не скорым. Так как стоять над раковиной в нагнувшемся состоянии я бы точно не смогла. Однако, я нашла в себе силы помочь Светлане полить на голову из банки и похвалила ее:
- Раз вы помыли голову, значит идёте на поправку! Осталось начать кушать по-чаще.
Однажды утром, после всех капельниц и процедур, завтрака и обхода, в палате наступила тишина и каждый лежал, подремывая спинами вверх. Я лежала в наушниках и разговаривала с мужем по телефону. Светлана села на кровати, сняла с себя кислород и какое-то время молча сидела, смотря в одну точку. Потом она встала и полезла коленками по кровати к окну. Окно в палате было большое с широким подоконником. Я повернулась на неё и подумала, что она хочет проветрить палату, однако Светлана открыла окно настежь и начала залезать на широкий подоконник. Я вскочила, и попыталась её схватить, женщина встала на две ноги на подоконнике. Я начала орать что есть мочи. Схватила её за ногу и дёрнула на себя, она упала на подоконник на колени и начала сползать вниз, сопротивляясь мне. Я старалась держать её изо всех сил за ноги, которые были скользкие, схватила её за халат, который начал трещать в моих руках. Я продолжала орать и мне казалось, что это какой-то безмолвный ор. Кажется, это длилось вечно. Дышать мне стало тяжело, сил в руках не было, а Светлана настойчиво рвалась к концу. Рядом, отключившись от кислорода очутилась бабушка Евдокия, которая попыталась схватить меня, а не Светлану. Потому что, если бы я продолжала за неё держаться, она утянула бы меня за собой. Дальше в палату на мой истошный крик, а также крик моих соседок, прибежали санитары, медсестры и врачи. Они схватили Светлану, а я, отцепившись от неё, упала без сил между двух кроватей и поняла, что я совсем не могу сделать вдох, будто рыба, которую достали из воды. Меня подняли с пола.
- Дышите! Дышите! - громко кричала мне медсестра.
Грудную клетку всю сковало, и я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Из глаз хлынули слезы и началась истерика. Я глотала кислород и задыхалась от истерического плача. Медсестра крепко прижимала меня к себе и гладила по голове. Уложив меня в кровать, она тут же вколола мне какой-то укол, и моё тело начало расслабляться, а скованность в диафрагме отпустило. Я начала спокойно дышать и расслабляться. Все это время на кровати лежал мой телефон с наушниками, по которому мой муж слышал все происходящее. После ухода врачей, Светлана лежала на кровати молча дыша кислородом. Все женщины, даже Раиса Степановна, которая постоянно молчала и спала, начали её ругать.
- Ты крещеная? - спросила бабушка Евдокия.
- Да, - ответила Светлана
- А что же ты такой грех на душу берёшь? Что за бесы тебя в окно повели? Чуть сама не ушла, и девку с собой не прихватила!
- Я не понимаю почему я туда пошла. Неужели вы думаете, что я сделала это специально? - оправдывала себя Светлана, - я никогда не пошла бы в окно! Я не знаю почему я это сделала!
- Нужно молиться, нужно постоянно молиться. Только молитва может нас всех спасти - сказала Раиса Степановна.
- Отче наш, Иже если на небесах! Да святится имя Твоё, да приидет Царствие Твое...., - подхватила бабушка Евдокия.
- Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли, - подключилась к Евдокии Раиса Степановна. Палата погрузилась в молитву.
Потом Светлана начала просить прощения у меня и у всей палаты.
Ситуация со Светланой выбила меня из строя. До самого вечера я себя очень плохо чувствовала. Сердце колотилось в груди, в кадыке, в мозге! Разболелась голова и постоянно накатывали приступы слезливости. И если до этого я контролировала свое эмоциональное состояние, то сейчас моей нервной системе пришёл полнейший срыв. На вечернем обходе моё ранее никогда не поднимающееся давление показало непривычно для меня 140/90, а температура, которая не поднималась уже много дней, поднялась почти до тридцати восьми. В то время как у Светланы оно было 120/80, и температура 36'6. Я злилась на неё за свое ухудшившееся состояние. Плюс ко всему, ночью я совсем не смогла уснуть, так как постоянно реагировала на каждый шорох суицыдницы, а когда закрывала глаза, перед ними возникала картина этого дня и синий халат Светланы, который хрустел в моих руках. Промучившись до утра, я так и не уснула.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ.
За все те 9 дней, которые я находилась в Красной зоне, я ни разу не задала вопрос "Когда меня выпишут?" Я давала себе установку выздоровления и осознания того, что мне нужно будет лежать здесь столько, сколько нужно. В какой-то момент я осознала в себе правильность всего происходящего, а потому совершенно не думала ни о прошлом, ни о будущем, принимая себя здесь и сейчас, а свое настоящее таким, какое оно есть.
На моё счастье, не смотря на бессонную ночь, утром давление и температура пришли в норму. На обходе врач подошёл и спросил:
- Домой пойдёте?
- Кто? Я?! - опешила я от радости.
- А мне уже можно? Конечно пойду!
- Ваш мазок пришёл отрицательный, показания крови улучшились, вы можете обходиться без кислорода. Капельницы и уколы отменены. Поэтому вполне можно долечиваться на дому с соблюдением лечения, которое мы вам пропишем.
Позже врач скажет медсестре, что у нас на этаже сегодня двое выписанных - это я, и молодой человек из 6 палаты. Это тот самый молодой человек, которого привезли ко мне в палату из реанимации, когда не было мужских нет. Тут моё настроение поднялось ещё больше.
Моей радости не было предела! И я начала сразу собирать вещи. Сделать это оказалось не так просто. Отдышка, учащённое сердцебиение, слабость. Все многочисленные питьевые йогурты я отдала Раисе Степановне, потому что за все то время что она лежала, ей никто ничего не принёс. И после сборов своей сумки я вновь завалилась на кровать. Возвращение домой казалось, как покорение Эвереста. Когда я получила свою выписку, за мной пришёл санитар. Попрощавшись со всеми в палате, и пожелав скорейшего выздоровления, я отправилась за ним к лифту. Икроножные мышцы сводило. Каждый шаг скручивал мышцу дикой болью. В пространстве я себя чувствовала, как не своя. Вокруг все шаталось. Санитар поддерживал меня по руку и проводил до первого этажа. Муж приехал за мной прямо к порогу больницы. А потому пройти нужно было всего лишь пару десятков метров. Еле доковыляв до такси, я наконец-то отправилась домой.
НЕ ТАК СТРАШЕН COVID-19, КАК ЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ
Восстановление после ковида было долгим. Головокружение и слабость не покидали меня несколько недель. Я себя всегда ощущала будто в лодке, дрейфующей на волнах. Вечное покачивание мешало нормально ходить.
Голова оказывалась соображать. Поставив на плиту кастрюлю борща, я включила газ, но не зажгла его. Несколько минут я помешивала борщ, не чувствуя газа, так как обоняние так и не вернулось ко мне.
Ломота в мышцах, суставах, костях, бессонные ночи, панические атаки, страх высоты, потеря памяти…. Можно еще много перечислять последствий, подаренных мне ковидом. На работу я выйду еще через месяца полтора после выписки.
Начнется непонятная аллергия на лице, сухость кожи, а также начнут выпадать волосы. Не просто выпадать, а вываливаться клоками! Отдышка и учащённое сердцебиение будут преследовать несколько месяцев.
Через месяц после моей выписки из Красной зоны выпишут мою сестру.
На сегодняшний день, не избавившись от постковидного синдрома и последствий заболевания, ровно через четыре месяца от начала предыдущего заболевания, я вновь заболела Covid-19…
Автор статьи Юлия Добрычева
Канал на YouTube
#covid-19 #красная зона #коронавирус