В комнате было тихо. Были только слышны слабые стоны старенькой бабушки , лежавшей на кровати в одной ночной сорочке. Вокруг неё стояли дочери, сын, внуки. Никто не всхлипывал, не рыдал. Все плакали тихо. Бабушка умирала. Неизбежный финал каждой человеческой жизни.
Бабушку звали Евдокией. Внуки звали её бабой Дусей. Бабе Дусе исполнилось 92 года. И вот пришло её время отдать свою душу Господу Богу.
"Мне давно туда пора. Грешница я, вот Господь про меня и не вспоминает, не торопится забрать," - часто говорила она, тяжело при этом вздыхая.
Но последние несколько дней бабушка уже не разговаривала, не открывала глаза. Только слабо стонала.
Сегодня возле мамы собрались самые близкие.
И вдруг стоны прекратились, и в тишине раздался тихий голос их мамы:
- Сашка, Саша сынок, дай водички.Погоди, не спеши, я с тобой пойду.
Услышав это, все кто стоял рядом, уже не сдерживаюсь, заплакали громче.
Лицо бабушки будто просветлело и выровнялось. Казалось, даже морщины разгладились. Через несколько минут Евдокии не стало.
Началась обычная для таких случаев суета. Вечером, внучки чистили картошку для поминок. Одна из них, приехавшая издалека, вдруг попросила:
- Расскажите о бабушке. Я так мало про неё знаю.
И четыре дочери Евдокии, дополняя друг друга, начали рассказ о жизни своей любимой мамы:
Родилась Евдокия в 1922 году. После Дуси детей в семье долго не было. И только через шесть долгих лет, друг за другом родились два брата и сестра. Когда Евдокии было девять лет , их семья попала под раскулачивание. Хотя никто и никогда не считал их особо зажиточными. Была корова, хозяйство кое-какое, изба.Отобрали всё, но из деревни не сослали. Просто переселили в земляную хижину семью из шести человек, с малыми дитями. Так и жили они в той хижине. Как жили?
" Ничего, жили как все в ту пору, бывало пухли от голода, но живы были ...." - говорила всегда Дуся о том времени.
В июне 41го отца забрали на фронт. В том же июне 41го он и пропал без вести. Дусина мать, Мария, болела какой то болезнью. Она была женщиной очень худой, с желтою кожей, не могла таскать тяжести. Страшное, голодное время пришло в их семью.
Мужика вам в семью надо, замуж бы тебе выйти - вздыхали быбы в деревне, жалея Евдокию.
Но хотя Евдокия на тот момент была уже девушкой, мыслями о парнях голову себе не забивала. Да и не было их, ни мужиков, ни парней. Война, и этим весь сказ. А у Дуси другие заботы, кормить семью надо.
Вот папка вернётся, будет братушек и сестру с мамкой кормить, вот тогда я замуж и пойду, - отговаривалась Дуся деревенским бабам, - А сейчас я одна кормилица в семье.
И когда Евдокию согласились взять в колхоз телятницей, радости её не было предела.
Дуся всегда просыпалась очень рано. Ещё даже петухи спали.
Но когда её приняли в колхоз, она стала спать ещё меньше. Очень боялась проспать. Прибегала на работу самой первой.
Маленьких теляток отдавали ей в группу. Кормила она их, отпаивала молоком, которого, даже разбавленного водой, едва хватало на всех. А траву таким малышам было ещё нельзя давать. Всю душу вкладывала Дуся . Но плохо росли телятки. Тощие ножки, раздутые животы. Начался в её группе падеж. Сколько Дуся слез пролила. Жалко скотину.
"Ведь дети ж они ещё," - рыдала Дуся.
"Под суд пойдёшь за падеж скота," -кричала ей бойкая и охочая до мужичьего пола, телятница с соседней группы Клаша.
"Я то председателю скажу, урон колхозу принести удумала. Говорила я Игнат Макарычу, негоже деваху немужнюю и бездетную сюда ставить. С телятами как с детьми надо. А коли у тебя детей и мужика нет, откудава тебе знать, как хозяйство то вести. Бестолочь, одним словом, "- не успокаивалась Клаша. Сжималась вся в комок Дуня. Теляток жалко до слез. Председатель- комиссованный с фронта, контуженный мужик,был известен очень крутым нравом.
Самолично появился председатель в Дусиной группе, когда очередной теленок не смог подняться утром. Телёнок был ещё жив, но встать уже не мог, лежал вытянув ноги.
- Вставай миленький,-Дуся сидела на коленях возле телка. Слезы у неё даже не капали, они лились ручьём.
-Чего сопли развела? Клаша- крикнул председатель, даже не поздоровавшись, - позови Матвея, пусть телка в забой уносит.
Клаша подскочила к председателю, открыла рот, собираясь что то сказать.Но председатель тут же грубо рявкнул:
"Не поняла что ль? За Матвеем бегом".
Клаша, зыркнув злыми глазами на Дусю, круто развернувшись, побежала искать Матвея забойщика. А Дуся продолжала плакать. Знала она конечно, что председатель мужик злой.
Недавно его к ним в колхоз перевели. Вдовец, детей трое. Жену говорит любил очень. А сейчас будто на баб озлобился. Говорила об этом Клаша. Уж она то к председателю свой подход нашла, бабский. Хоть и мужик был у Клаши, на фронте правда, и дети были. А когда бабы начинали между собой председателя сватать к кому то, Клаша искривив рот говорила:
-Да какая ж дура, бабоньки, на троих сирот то пойдёт. Утехи утехами, а тройку обстирывать, обкармливать надо. А Игнат Макарыч мужик то как тот камень, словца то доброго отродясь не скажет. И жалости от него не дождёшься. Израненый он весь к тому же. Долго вряд ли протянет. Детей после него поднимать придётся.
-Ну и дрянь же ты, Клашка. По углам жамкаешься с ним, как со здоровым, пока муж родный воюет. А ежели кому за него женой идти, так значит не жилец он. Совести нет у тебя человечей, - не выдержала доярка Прокофьевна.
Не касались Дусю эти разговоры. Вроде бы и слышала она их, но мысли на них никогда не задерживали.
Весь тот день проплакала Дуся. Как вспомнит она, как Матвей телка от неё уносил, так и льют слезы пуще прежнего. Вечером пришёл к ней завхоз Никодимыч:
"Председатель распорядился выдавать на твою группу фуража понемногу. Сказал лично будет следить за твоими телками. И ежели не уберегешь ты оставшихся телков Дуська, ой не сдобровать тебе девка".
Тянулись дни. Телки, слава богу, были живы. А вот дома было тяжко. Голод пробрался в дом. В другие года летом было проще. Ребятня ходили в лес, несли оттуда ягоды, грибы, - все, что было съедобно. Сейчас и было лето. Но не то лето, которого люди ждали. Дожди лили не переставая. Вода стояла везде. Взрослые понимали, что в зиму ждёт людей голодное существование. Ведь везде топь- и в огородах, и в лесу. Сгнило всё на корню.Мать варила пустой зелёный суп из крапивы вперемешку с землёй .И животы у ребятни были раздутые, как у телков в Дусиной группе.
"Надо осени дожидаться, там легче будет," - говорила мать каждый вечер, глядя на голодных детей.
Только и мать и Дуся знали - ждать нечего. Затопили все дожди, сгнило всё. Не будет ни свеколки, ни морковки, ни картошки. И горестно было на душе. Не давали эти страшные мысли спать по ночам. Долго думала Дуся. И наконец решилась. Уговорила кое-как свою совесть. Пришла широкие карманы к синей ситцевой юбке. И стала в каждый карман по кулачку фуража с фермы брать.Это была её тайна, про которую ни одной живой душе знать нельзя было. Если бы её поймали, назвали бы воровкой, которая тащит у колхоза . Но не ощущала себя Дуся воровкой. Чувствовала себя Дуся старшей, которая должна была накормить мать и младших своих. Нечасто конечно брала. Когда матери сразу отдавала, а когда тайком ссыпала на погребке в старый бидончик. На зиму запас готовила.
Вот и в этот день, прибежав на работу первой, решила Дуся две пригоршни фуража взять. Засыпала в карман первую горсть. Юбка широкая, карманы большие - не замечает никто, слава богу. И только зачерпнула она вторую горсть, услышала она голос председательский :" Вот значит почему телята то падают? Молоко одна за них выпивала или тоже домой тащила?
Сказать, что испугалась Дуся, значит ничего не сказать. Ушла душа у неё в пятки.. От страха ни слова в ответ сказать не может.
А вот председатель знал что говорить, будто готов был к этому разговору :
" Дам я тебе девка шанс один. Только выбор тебе делать. Думай, Евдокия, сейчас. Предложить тебе могу вот что: либо женой ты моей будешь, детей моих растить будешь и хозяйство моё вести. Либо судить тебя будем за воровство."
Не жива, не мертва стояла Дуся. Не такого мужа она себе представляла. Всегда думала, что когда время придёт мужа выбирать, пусть будет он хоть хворым, хоть одноруким, любым, но обязательно добрым.
А сейчас стояла она перед этим суровым мужиком, и понимала, что нет у неё выбора и не будет уже никогда. Никакого.
Не дождавшись ответа, председатель сказал: " Здесь меня жди после работы. Зайдём к матери твоей, возьмёшь что надо тебе. Дальше жить в моем доме будешь. Семью твою не брошу, сыты будут. Любви не жди от меня. Мне хозяйка в дом нужна. И детей у меня трое, знаешь небось. Никак в дому без бабы нельзя. Распишемся, как по закону надо. Ну а то, что баба мужику должна, так без этого никак. Дело житейское. Жена ж ты мне будешь, с тебя и спрос как с жены," - усмехнулся председатель. И, добавил:" Фураж то из кармана высыпь". И ушёл.
Снова плакала Дуся, и не было горше этих слез в её жизни . Боялась она очень этого внезапного замужества. Неприятен был ей председатель и как человек, и как мужчина. Только с Прокофьевной поделилась Дуся своим горьким счастьем. Покачала головой пожилая Прокофьевна:
" За что ж Господь боженька тебе эту участь приготовил. Знать духом ты Дуняша сильна. Господь не по силам ноши не даёт. Тяжко девка тебе будет за этим мужем. Макарыч мужик конечно хозяйственный. Голодной не будешь. Но.... Первую жену свою , Нину, он любил очень. На фронте своё отвоевал. За смелость награждён. В бою попал под взрыв. Засыпало его в землянке. Наши отступили. Только через пять дней, когда немцев с того места выбили, решили наши землянку откопать. А там он, контуженый, полуживой, раненый . Комиссовали его. Приехал домой, а там Нина его в горячке сгорает.
Так на руках у него она и умерла, все прощение просила. Беременная она была. Избавиться от живота пыталась, к бабке ходила, да неудачно, заражение пошло. И дитя сгубила, и сама сгорела. От кого нагуляла, никто так и не узнал. Унесла с собой эту тайну в могилу. А в Игната как бес вселился.... Выпивать стал, бедокурить. Я ведь родом откуда и он, с Федоровки, потому и знаю всё это".
-Прокофьевна, - тихо спросила Дуня- а сколько ж лет председателю то?
-Да десятка четыре, так где то....может чуток побольше
Продолжение