– Что так? – Да так. Я дал себе заклятье. Когда я был еще подпоручиком,

– Что так?
– Да так. Я дал себе заклятье. Когда я был еще подпоручиком, раз,
знаете, мы подгуляли между собой, а ночью сделалась тревога; вот мы и
вышли перед фрунт навеселе, да уж и досталось нам, как Алексей
Петрович узнал: не дай господи, как он рассердился! чуть-чуть не отдал
под суд. Оно и точно: другой раз целый год живешь– пропавший человек!
Услышав это, я почти потерял надежду.
– Да вот хоть черкесы, – продолжал он, – как напьются бузы на свадьбе
или на похоронах, так и пошла рубка. Я раз насилу ноги унес, а еще у
мирнова князя был в гостях.
– Как же это случилось?
– Вот (он набил трубку, затянулся и начал рассказывать), вот изволите
видеть, я тогда стоял в крепости за Тереком с ротой – этому скоро пять лет.
Раз, осенью, пришел транспорт с провиантом; в транспорте был офицер,
молодой человек лет двадцати пяти. Он явился ко мне в полной форме и
объявил, что ему велено остаться у меня в крепости. Он был такой
тоненький, беленький, на нем мундир был такой новенький, что я тотчас
догадался, что он на Кавказе у нас недавно. «Вы, верно, – спросил я его, –
переведены сюда из России?» – «Точно так, господин штабс-капитан», –
отвечал он. Я взял его за руку и сказал: «Очень рад, очень рад. Вам будет
немножко скучно... ну, да мы с вами будем жить по-приятельски. Да,
пожалуйста, зовите меня просто Максим Максимыч, и, пожалуйста, – к
чему эта полная форма? приходите ко мне всегда в фуражке». Ему отвели
квартиру, и он поселился в крепости.
– А как его звали? – спросил я Максима Максимыча.
– Его звали... Григорьем Александровичем Печориным. Славный был
малый, смею вас уверить; только немножко странен. Ведь, например, в
дождик, в холод целый день на охоте; все иззябнут, устанут – а ему ничего.
А другой раз сидит у себя в комнате, ветер пахнёт, уверяет, что
простудился; ставнем стукнет, он вздрогнет и побледнеет; а при мне ходил на кабана один на один; бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнет рассказывать, так животики надорвешь со смеха...
Да-с, с большими странностями, и, должно быть, богатый человек: сколько
у него было разных дорогих вещиц!..
– А долго он с вами жил? – спросил я опять.