Мишка сидел на перилах веранды и томился. Видимо ждал уже давно, в пепельнице торчали шесть окурков, плед на диване скомкан, бутылка с содовой почти пустая. При моем появлении он облегчённо фыркнул и спрыгнул на пол.
— Долго ты...
Я улыбнулся, глядя как он поспешно выхлебывает воду и шарит по карманам в поисках сигарет. Мы не виделись уже давно, и он был абсолютно такой же, как и тогда. Переживал, бегал туда-сюда, орал, смеялся, всех задирал и задавал глупые вопросы. У него и сейчас вопросов была целая куча и как всегда, в таких случаях, он собирался их вывалить скопом.
— Давай сначала я скажу сразу, а потом ты будешь мандражировать, идёт?
— Идёт, — сразу согласился он и попробовал поймать сигарету ртом, хлопнув по руке. Не поймал и полез под стол поднимать её. — А Вилли ждать не будем?
— Вилли уже здесь, — засмеялся я. Я всегда смеялся, когда хотел успокоить его. Мишка много суетился, и всех постепенно вгонял в это состояние. А когда я улыбался и шутил, он расслаблялся и чувствовал себя будто под защитой. Поэтому я начинал улыбаться с порога.
Вилли или, если уж по честному, то Вильнюс, медленно шел по траве к веранде. Маленький и серьезный. Мы прозевали его появление, хотя Мишка, когда пил воду, смотрел прямо на него, как он заходит в калитку с улицы. Смотрел и не видел. Мишка всегда был невнимательным.
А Вилли всегда появлялся словно бы постепенно, вроде ещё нет его, но все уже расслабленно болтают, общая атмосфера теплеет на пару градусов... Глядь, и он сидит уже за столом и улыбается светлоглазо, словно все время тут был. И совсем не детское спокойствие стоит за его спиной, как статуя командора, и всем понятно, что если Вилли с нами — не будет паники, а будет разговор.
Старый дедов дом был единственным местом, где мы могли не притворяться и не держать фиги в кармане. Здесь мы были теми, кто мы есть. Жаль только, что встречались редко.
— Слушайте, как здорово, — затараторил Мишка, снова залезая на перила и болтая ногами в незашнурованных кедах, — давай говори, Стас и я пойду самовар ставить...
— Нет уж, иди ставь, — рассмеялся я, — пить хочется, а ты всё выхлебал.
Мишка спрыгнул, наступил на шнурок и, чуть не грохнувшись, укатился на кухню. Я подождал пока он не начал греметь там кастрюлями, вытаскивая самовар, и посмотрел на Вилли.
— Он знает?
Я покачал головой.
— Надо сказать.
Я покивал.
— Жалко, — сказал Вилли.
— Не нам решать, — улыбнулся я, хотя Вилли совсем не нуждался в утешениях и моих улыбках.
— И кто? — спросил он, глядя на меня исподлобья.
— Я не знаю. Лотерея. Может я...
Вилли посопел.
— Может не надо ему говорить? — спросил он тихо.
— Ну а как? Нечестно будет. Мы все тут вроде как друзья. — я посмотрел ему в глаза, мне хотелось понять, что он чувствует, но Вилли был спокоен и задумчив.
— Ты конечно прав, — сказал он наконец, — но он же психовать начнёт. А так тот, кто останется, расскажет, объяснит.
— А если никто не останется?
Ввалился Мишка, и сразу на веранде стало шумно, нервно и немножко грустно. Пришлось снова улыбаться, и так мы и начали этот непростой разговор. Растопили дедов самовар, галдели, чего-то ржали. Мишка раскокал чашку, Вилли обжёгся, а я выкладывал варенье и объяснял этим обалдуям, что, хотя много сахара и вредно, но есть ещё обычай пить чай вприкуску, внакладку, и можно совсем без сахара.
Мишка, обжигаясь, дул вторую чашку, и разглагольствовал, что бы он без нас делал и какие мы молодцы.
Вилли смотрел на меня и ел варенье. Я вздыхал, улыбался и объяснял, что мало ли как бывает, а раскочегарить самовар можно и в одиночку. Это хоть и скучно, но вполне себе выполнимо.
Хороший был вечер, прямо как в старые добрые времена. Вилли рассказывал несмешные анекдоты, Мишка кривлялся и дразнил меня, я улыбался. Как-то по доброму всё было, без надрыва.
И когда заскворчали цикады в почти не видимых в темноте кустах малины, и в траве засветились светляки, Мишка вдруг замолчал и глядя в темноту сказал:
— Я понял, что вы прощаетесь. Вы уж дураком то меня не считайте. Оба уходите?
Вилли вздохнул:
— Мы не знаем.
Мишка посмотрел на меня.
— Я тоже не знаю, Мишук. Как получится. Нас слишком много в твоей голове, ЦНС не выдерживает, греется. Рвануть может.
— Как парогенератор... — подсказал Мишка.
— Точно, — подтвердил я.
— Я буду скучать, — сказал он, глядя на нас с Вилли.
— Это значит ты готов, парень, — улыбнулся я, — значит все будет хорошо.
***
Медсестра готовила документы. Тренькнул телефон, она взяла трубку, послушала и подняла голову:
— Сергей Петрович, там родители пришли, зову?
— Зовите, — Захаров достал из ящика стола папку, положил перед собой и выровнял её. Она лежала параллельно линии стола и выбивался только уголок снимка МРТ.
— Сергей Петрович, — Лиза положила трубку и посмотрела на нейрохирурга, — а какая из личностей должна была пропасть?
— Если бы я знал. Помнишь как доктор в "Формуле любви" говорил? Голова предмет темный... Думаешь, мы стали лучше в ней разбираться? По логике, после кортикальной инфузии дополнительные личности должны пропасть все, но это мы выясним только позже. Мальчику тяжело было тащить сразу трёх. Свою функцию они выполнили, и теперь - он должен сам...
Лиза задумчиво смотрела на него.
— Он сильный, — сказала она наконец, — он справится.
Все истории автора - Смотритель маяка