1. Столкновение мысли и мира у Георга Вильгельма Фридриха Гегеля привело к аннигиляции мира, в которой мир взорвался, а с мысли, поскольку идея неуничтожима, лишь отлетела эмпирическая шелуха. Осталось «чистое понятие», «чистая идея». Столкнуться с мыслью означало для мира быть помноженным на нуль. Таким образом, весь мир исчез, пресуществившись в движение чистого понятия. Чистота понятия — это и есть результат умножения мира на нуль. Да, понятие несёт полноту воспоминаний о мире, и в этом смысле мир не исчез, но теперь по существу есть только понятие, пусть и движущееся. Понятие, исчерпавшее мир, сделавшее мир доразумной ненужностью в эпоху господства абсолютной идеи. Таково краткое резюме философской системы Г. В. Ф. Гегеля.
2. Ученику философа Г. В. Ф. Гегеля в таком положении не остаётся ничего, кроме как усвоить премудрость учителя и распространить его учение на те области, до которых мощный ум учителя не добрался по эмпирической краткости и ограниченности физической жизни. Примерно то, что пытались сделать с учением Карла Генриха Маркса в гораздо более широких масштабах: «Диалектический материализм в колхозе «Заря» Палехского района, Ивановской области», «Материалистическое понимание истории в аспекте конструирования тяжёлых бомбардировщиков во Вторую Мировую войну в СССР и США» и т. п. Так и с Г. В. Ф. Гегелем. Так, к примеру, русский историк Сергей Михайлович Соловьёв при написании своей двадцатидевятитомной «Истории России с древнейших времён» пользовался гегелевской методологией «Философии истории» и «Философии права». Вероятно, не брезговал и «Наукой логики».
И ученики Г. В. Ф. Гегеля непосредственные, старогегельянцы, и опосредованные, младогегельянцы, упорно и старательно этим занимались. Кто более тщательно и согласно с учителем, а кто — боевитее и самобытнее. И поскольку Иммануил Кант хоть к тому времени, сороковым годам девятнадцатого века, и умер, но Ding an sich, вещь саму по себе, непознаваемую по И. Канту, или познаваемую по Г. В. Ф. Гегелю, никому умертвить и отменить не удалось, за исключением принципиального солипсизма Иоганна-Готлиба Фихте. Но это проблема самого И.-Г. Фихте: попытаться выбраться из Я. Иными словами, эмпирический мир, как бы он ни был вторичен относительно идеи, как бы он ни был исчерпан в понятии, продолжал пусть и пошло, продолжал пусть и банально существовать.
3. Что в таком случае делать философам, ведь абсолютная идея уже явила себя и даже сама себя осознала в абсолютном духе? Ну, философы как-нибудь найдут себе дров или угля для обогрева, а также пшеницы и полбы для пропитания (господин профессор Георг Вильгельм Фридрих Гегель, вступив в должность в Берлинском университете, писал своему патрону Карлу Зигмунду Францу Фрайхерру фом Штайну цум Альтенштайну: как же так, где же положенная профессору полба?), а там забудутся в тепле и сыто уснут.
А что в этой ситуации конца всемирной истории абсолютной идеи делать самой абсолютной идее? Какова её хотя бы краткая биография в вечности?
К. Г. Маркс нашёл ей занятие. Развлекаться с чувственным, читай — эмпирическим, миром. В самом деле, как только мир пресуществлён и перестал иметь значение сам по себе, ибо пресуществился в некую идеальность, эмпирический остаток мира с отнятым у него в идею смыслом оказывается чем-то вроде забавного домашнего животного, лишённого серьёзных задач и стратегических целей, но для людей привлекательного: чёрно-белый мишка панда, серошёрстный коала, цветной саблезубый тигр, весёлый мамонт или шерстистый носорог.
«Подобно тому, как в истории философии существуют узловые пункты, которые возвышают философию в самой себе до конкретности, объединяют абстрактные принципы в единое целое и таким образом прерывают прямолинейное движение, — так существуют и такие моменты, в которые философия обращает свой взор на внешний мир, уже не ради постижения; выступая как действующее лицо, она, так сказать, завязывает интриги с миром, выходит из прозрачного царства Амента и бросается в объятия мирской сирене. Это карнавал философии; тогда она принимает собачий облик, как киник, рядится в одежду жреца, как александриец, или в душистое весеннее одеяние, как эпикуреец. Для неё существенно теперь то, что она надевает на себя характерные маски. Как, по преданию, Девкалион бросал при сотворении людей камни через плечо, так философия, решившись создать мир, устремляет свой взор назад (светящимися глазами выделяются там останки её матери); но как Прометей, похитивший с неба огонь, начинает строить дома и водворяться на земле, так философия, охватившая целый мир, восстаёт против мира явлений. Такова в настоящее время гегелевская философия».
Маркс, К. Тетради по эпикурейской философии. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. — Издание второе. Т. 40. — М.: Государственное издательство политической литературы, 1975. — Сс. 108 — 109.
Совершенной, внутренне завершённой, охватившей собой весь мир философии остаётся лишь общаться с явлениями этого мира, практически соотноситься с миром явлений.
Таким образом, К. Г. Маркс уже в 1839 году, году написания подготовительных текстов для докторской диссертации, был готов к позитивному восприятию «Сущности христианства» Людвига Андреаса Фейербаха — книги, которая выйдет в свет только в 1841 году.
Женни Маркс (урождённая Иоганна Берта Юли Женни фон Вестфален), Карл Генрих Маркс, Фридрих Энгельс. Революционеры смотрят в лицо революции, женщина — в окно...
Смысл этого сочинения Л. А. Фейербаха, излагаемый в двух словах, весьма прост. Человек, осознав свои несовершенства и недостатки, исправляет и восполняет их тем, что строит мысленный образ совершенства, как и недочерченную окружность можно мысленно дочертить. А поскольку ни себя, ни окружающий мир он реально совершенным не находит, полноту совершенства человек перемещает с Земли на Небеса. Царствие Божие есть Царствие Небесное. Так раскрывается сущность христианства. Для человека, которому она раскрыта, ясно, что совершенство Бога есть совершенство самого человека, сформулированное человеком и от человека отторгнутое. По Л. А. Фейербаху, остаётся только вернуть полноту бытия и совершенства от Бога к человеку, с Небес на Землю.
Ясно не на религиозном, а на философско-поэтическом языке всё то же самое, фейербаховское, звучит так:
«Философия обращает свой взор на внешний мир, уже не ради постижения; выступая как действующее лицо, она, так сказать, завязывает интриги с миром, выходит из прозрачного царства Амента и бросается в объятия мирской сирене».
4. А на чисто-поэтическом — так.
Sie sang von Liebe und Liebesgram,
Aufopfrung und Wiederfinden
Dort oben, in jener besseren Welt,
Wo alle Leiden schwinden.
Sie sang vom irdischen Jammertal,
Von Freuden, die bald zerronnen,
Vom jenseits, wo die Seele schwelgt
Verklärt in ew'gen Wonnen.
Sie sang das alte Entsagungslied,
Das Eiapopeia vom Himmel,
Womit man einlullt, wenn es greint,
Das Volk, den großen Lümmel.
Ich kenne die Weise, ich kenne den Text,
Ich kenn auch die Herren Verfasser;
Ich weiß, sie tranken heimlich Wein
Und predigten öffentlich Wasser.
Ein neues Lied, ein besseres Lied,
O Freunde, will ich euch dichten!
Wir wollen hier auf Erden schon
Das Himmelreich errichten.
Wir wollen auf Erden glücklich sein,
Und wollen nicht mehr darben;
Verschlemmen soll nicht der faule Bauch,
Was fleißige Hände erwarben.
Es wächst hienieden Brot genug
Für alle Menschenkinder,
Auch Rosen und Myrten, Schönheit und Lust,
Und Zuckererbsen nicht minder.
Ja, Zuckererbsen für jedermann,
Sobald die Schoten platzen!
Den Himmel überlassen wir
Den Engeln und den Spatzen.
Heinrich Heine. Deutschland. Ein Wintermärchen. Cap. 1.
И пела она о муках любви,
О жертвах, о свиданье
В том лучшем мире, где душе
Неведомо страданье.
И пела она о скорби земной,
О счастье быстротечном,
О светлом рае, где душа
Сияет в блаженстве вечном.
То старая песнь отреченья была,
Легенда о радостях неба,
Которой баюкают глупый народ,
Чтоб не просил он хлеба.
Я знаю мелодию, знаю слова,
Я авторов знаю отлично;
Они тайком тянули вино,
Проповедуя воду публично.
Мы новую песнь, мы лучшую песнь
Теперь, друзья, начинаем;
Мы в небо землю превратим,
Земля нам будет раем.
При жизни счастье нам подавай!
Довольно слёз и муки!
И пусть ленивое брюхо кормить
Не будут прилежные руки.
А хлеба хватит нам для всех —
Устроим пир на славу!
Есть розы и мирты, любовь, красота
И сладкий горошек в приправу.
Да, сладкий горошек найдётся для всех,
А неба нам не нужно, —
Пусть ангелы да воробьи
Владеют небом дружно!
Генрих Гейне.Германия. Зимняя сказка. Гл. 1. Перев. В. В. Левика.
Это написано ранее 1844.09.17, судя по предисловию автора к поэме. И это всё о том же: о таком общении идеальной сущности с эмпирическим миром, в каковом общении эмпирический мир становится совершенным, сливается с сущностью, приближается к идеалу.
5. Август 1844 года — это время написания К. Г. Марксом гениальной «Критики национальной экономии», иначе называемой «Парижскими манускриптами», а ещё иначе «Экономическо-философскими рукописями», под последним именем, данным редакторами, эти тексты и опубликованы. С написанием этих текстов К. Г. Марксу осталось сделать ещё только один шаг: действуя как Л. А. Фейербах, исследовать исторический процесс, определяя в нём подлинное и реальное, но также — отчуждённое и мнимое, тем самым реконструируя исторический процесс в его полноте. Как Л. А. Фейербах находил отчуждённую от человека в Бога его собственную, человеческую, сущность, так и К. Г. Маркс попытался найти отчуждённые области в человеческой истории и исследовать, как они образуются и почему подлинно реальные области с ними мирятся, а то и сами их порождают.
Иными словами, следовало объяснить специфическое своеобразие исторического процесса, выявить в нём субъекта движения и развития и описать противоречия этого движения и этого развития. И как Л. А. Фейербах, и как Г. Гейне, К. Г. Маркс подобное рассмотрение должен был завершить призывом к исправлению истории, к возвращению движению и развитию неотчуждённости, к «подлинной истории».
Мотивы оценки исторического процесса как негармоничного, неподлинного, отчуждённого, с фальшивым пением срывающихся и петушащих голосов герольдов существующих государств лежат на поверхности процесса: несправедливость устройства общества, приводящая к тяжким страданиям людей, очевидна.
6. И такое открытие тайны исторического процесса было совершено. Имя открытой сущности, субъекта истории, но субъекта истории именно классового общества, — отчуждённый труд.
Не будем сейчас рассматривать генезис отчуждённого труда. Не будем рассматривать отчуждённый труд в его исторических формах. Возьмём отчуждённый труд как современный К. Г. Марксу факт и сформулируем его сущностную характеристику словами самого К. Г. Маркса, который именно в отчуждённом труде нашёл истинную движущую силу исторического процесса.
«(Согласно законам политической экономии, отчуждение рабочего в его предмете выражается в том, что чем больше рабочий производит, тем меньше он может потреблять; чем больше ценностей он создаёт, тем больше сам он обесценивается и лишается достоинства; чем лучше оформлен его продукт, тем более изуродован рабочий; чем культурнее созданная им вещь, тем более похож на варвара он сам; чем могущественнее труд, тем немощнее рабочий; чем замысловатее выполняемая им работа, тем большему умственному опустошению и тем большему закабалению природой подвергается сам рабочий).
Политическая экономия замалчивает отчуждение в самом существе труда тем, что она не подвергает рассмотрению непосредственное отношение между рабочим (трудом) и производимым им продуктом. Конечно, труд производит чудесные вещи для богачей, но он же производит обнищание рабочего. Он, создает дворцы, но также и трущобы для рабочих. Он творит красоту, но также и уродует рабочего. Он заменяет ручной труд машиной, но при этом отбрасывает часть рабочих назад к варварскому труду, а другую часть рабочих превращает в машину. Он производит ум, но также и слабоумие, кретинизм как удел рабочих.
Непосредственное отношение труда к его продуктам есть отношение рабочего к предметам его производства. Отношение имущего к предметам производства и к самому производству есть лишь следствие этого первого отношения и подтверждает его. Эту другую сторону вопроса мы рассмотрим позже».
Маркс, К. Экономическо-философские рукописи. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 42. М.: Государственное издательство политической литературы, 1974. Сс. 89 — 90.
К. Г. Маркс остаётся верным науке объяснять скрытое и потаённое, раскрывать сущность предмета своего внимания из единого принципа. Именно поэтому не множество факторов влияют на исторический процесс определяюще, а единственно сам производитель богатства, отчуждённый рабочий. Он, неимущий, является не только производителем богатства, но и «отношения имущего к предметам производства и к самому производству». Таким образом, капиталист, стоящий на командных высотах материального производства оказывается следствием производственных отношений рабочего к производству. Тут уже недвусмысленно сказано, кто субъект исторического процесса и кому его менять к лучшему и более человечному. Это рабочие. А в отчуждённом труде — отчуждённые рабочие.
7. Через пару лет, в «Немецкой идеологии», окажется, что не только всё материальное производство детерминировано производящей силой рабочего, но и государство, юриспруденция, религия, философия, искусство — тоже детерминированы материальным производством, агентом которого является рабочий.
«Производство идей, представлений, сознания первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образование представлений, мышление, духовное общение людей являются здесь ещё непосредственным порождением их материальных действий. То же самое относится к духовному производству, как оно проявляется в языке политики, законов, морали, религии, метафизики и т. д. того или другого народа. Люди являются производителями своих представлений, идей и т. д., но речь идёт о действительных, действующих людях, обусловленных определённым развитием их производительных сил и соответствующим этому развитию общением, вплоть до его отдалённейших форм».
Маркс, К. Энгельс, Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице её представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Избранные сочинения. В 9 тт. Т. 2. — М.: Издательство политической литературы, 1985. Сс. 19 — 20.
И этот «исторический материализм» вполне терпим для эпох отчуждённого труда, когда материальное производство подчиняет себе всю жизнь и распоряжается всей жизнью. Но К. Г. Маркс идёт дальше. Он абсолютизирует этот принцип материалистического понимания истории. Как это проявляется? Так, что
«Сознание [das Bewußtsein] никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием [das bewußte Sein], а бытие людей есть реальный процесс их жизни. Если во всей идеологии люди и их отношения оказываются поставленными на голову, словно в камере-обскуре, то это явление точно так же проистекает из исторического процесса их жизни, как обратное изображение предметов на сетчатке глаза проистекает из непосредственно физического процесса их жизни».
Маркс, К. Энгельс, Ф. Немецкая идеология. Критика новейшей немецкой философии в лице её представителей Фейербаха, Б. Бауэра и Штирнера и немецкого социализма в лице его различных пророков. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Избранные сочинения. В 9 тт. Т. 2. — М.: Издательство политической литературы, 1985. С. 20.
Вы слышали? Ни-ко-гда!..
Тут материализм даже усугубляется до субъективного материализма. Ибо бытие вообще, философская категория, редуцируется к эмпирическому бытию людей, а «бытие людей есть реальный процесс их жизни». Реальный же процесс жизни людей есть не что иное как их материальное производство и общение в процессе материального производства. Вторичным в этой философской ситуации оказывается сознание, которое лишь реальный процесс жизни, то есть материальное производство и материальное общение, только и сознаёт. Субъективный материализм дополняется вторичным относительно материализма и производным из этого материализма субъективным идеализмом. Сознание такого материалиста только материальные производственные процессы и общение по их поводу и осознаёт.
И с этим ничего не поделать, если сознательно не отказаться от такого перекоса.
8. Совершенно очевидно, что принцип паритета диалектически противоположных сущностей в «Немецкой идеологии» нарушен и предпочтение откровенно отдано натурализму перед гуманизмом и материализму перед идеализмом. Это уже отход от гармоничной диалектики «Критики национальной экономии», литературно менее собранной, чем «Немецкая идеология», но в которой о процессе присвоения человеком своей отчуждённой сущности К. Г. Марксом однако же писалось:
«Коммунизм как положительное упразднение частной собственности — этого самоотчуждения человека — и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т. е. человечному. Такой коммунизм, как завершённый натурализм, = гуманизму, а как завершённый гуманизм, = натурализму; он есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он — решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение».
Маркс, К. Экономическо-философские рукописи. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 42. М.: Государственное издательство политической литературы, 1974. С. 116.
А по поводу равномощности и одинаковой ценности материализма и идеализма К. Г. Маркс выражался так:
«Мы видим, что только в общественном состоянии субъективизм и объективизм, спиритуализм и материализм, деятельность и страдание утрачивают своё противопоставление друг другу, а тем самым и своё бытие в качестве таких противоположностей; мы видим, что разрешение теоретических противоположностей само оказывается возможным только практическим путём, только посредством практической энергии людей, и что поэтому их разрешение отнюдь не является задачей только познания, а представляет собой действительную жизненную задачу, которую философия не могла разрешить именно потому, что она видела в ней только теоретическую задачу».
Маркс, К. Экономическо-философские рукописи. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 42. М.: Государственное издательство политической литературы, 1974. С. 123.
И ещё.
«Мы видим здесь, что последовательно проведённый натурализм или гуманизм отличается как от идеализма, так и от материализма, являясь вместе с тем объединяющей их обоих истиной. Мы видим в то же время, что только натурализм способен понять акт всемирной истории».
Маркс, К. Экономическо-философские рукописи. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 42. М.: Государственное издательство политической литературы, 1974. С. 162.
9. Это неукоснительное и неумное требование материализма чтобы сознание было не чем иным, как только осознанным бытием эмпирического индивида ставит сознание в рабскую зависимость от бытия. Последовательно проведённый, этот принцип приводит к простому удвоению бытия в сознании. Зачем нужно это удвоение? Кому нужно это удвоение? Как таковое сознание превращается в этом случае в чистую иллюзию бытия наравне с подлинным бытием.
Самое пикантное во всей этой истории сознания и бытия в том, что бытие, а стало быть и сознание, у разных людей разное. И если мы с грехом пополам можем обобщить сознания различных рабочих, сознания детерминируемые их различными бытиями, обобщить в классовое рабочее (читай — пролетарское) сознание, то представить себе капиталиста средней руки Ф. Энгельса и мелкого буржуа, рантье и пенсионера, К. Г. Маркса в качестве создателей этого пролетарского сознания совершенно невозможно. Они ж никогда, в отличие от Якоба Бёме — сапожника, Вильгельма Вейтлинга (Вайтлинга) — портного или Иосифа Дицгена — вновь сапожника, не были рабочими. Как их бытие позволило им стать не только создателями рабочего мировоззрения, но и пролетарскими революционерами?
Чтобы спасти хотя бы некоторое содержание учения марксизма нам совершенно необходимо предположить неполное служебное соответствие сознания бытию. Сознание должно быть свободно от давящей детерминации бытия, чтобы пролетарское сознание могло пребывать в голове капиталиста, а монархическое сознание — в голове рабочего или крестьянина. То, что такие несоответствия возможны, есть медицинский факт. И если та или иная теория бытия и сознания не учитывает такие несоответствия, тем хуже для этой теории.
Но как только мы допустили некоторую меру свободы сознания от бытия, так мы сразу же сталкиваемся с вопросом: постоянна ли эта мера? Совершенно очевидно, что нет, мера свободы непостоянна. Встречаются индивиды с таким приземистым и даже землистым сознанием, что их сознание ничего кроме их витальных потребностей не обслуживает. А встречаются и такие индивиды, которые и в нищете, и в голоде, и в болезни взлетают в своём сознании в эмпиреи. И речь здесь не только о мечтателях, хотя и о них тоже. Речь, в частности, о тех самоотверженных людях, чей интеллектуальный труд свершается ими без приказа, без окрика, без оплаты, без награды и без признания. Сознание этих людей целиком независимо от их бытия. Разумеется, таких людей можно убить, можно заморить голодом, можно сгноить в тюрьме, можно попортить им ум в психлечебнице, «но играть на них нельзя», как сказано Уильямом Шекспиром.
10. Согласившись с тем, что сознание может быть как рабском подчинении у бытия, так и полностью от бытия свободным, нам впору вернуться на несколько лет назад в интеллектуальной биографии К. Г. Маркса. В 1842 год. Именно тогда он писал, что «и теория становится материальной силой, как только она овладевает массами» (Маркс, К. Критика гегелевской философии права. Введение. — Маркс, К. Энгельс, Ф. Сочинения. Изд. 2. В 50 тт. Т. 1. М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. С. 422). То есть К. Г. Маркс допускал тогда силу мысли, силу сознания, мощь теории, овладевшей массами. А что это как не откровенное торжество идеализма! И оно возможно не только в свободе сознания, но и в подчинении массы, материи, физической силы себе, невесомому и прозрачному, идеальному и неуловимому для чувств сознанию.
Таким образом, всякий осуществлённый по заранее разработанному плану проект, и особенно сложный проект, является такой теорией, овладевшей массами. Что отнюдь не отменяет влияния материального производства и вообще материальных процессов, например природных катастроф, на сознание человека. Отсюда вывод: так называемое материалистическое понимание истории должно быть, во-первых, ограничено теми периодами истории, когда материальное производство действительно было определяющим всю жизнь общества, а, во-вторых, материалистическое понимание истории должно быть дополнено идеалистическим пониманием истории для тех периодов и стран, для которых определяющими были идеи, а не материальные процессы, включая в них процессы материального производства. И всякий раз мера свободы сознания и мера значимости бытия должны быть конкретно исследованы в данных странах, данных обществах, данных классах, данных группах, данных отдельных личностях.
11. Живите свободно. Трудитесь для идеи. Ищите отражение вечности в игре блёсток времени.
2021.12.27.