Воистину радостный звук: старческий скрип Амстердама! Все эти древние мэтры не отважились бы на такой великий шаг, от которого — ну какое тут может быть возражени? Никакоо. Попробовали бы, если б умели. Ох, да кто бы захотел… Вот такой бреньк… Больной пневмонией в восемьдесят три года. Семь лет виел на лебдке, а том сделали операцию. Удачно. Вынули трубку, сейчас на два месяца она выйдет — и будет как новенький… Че-че… Без прлем. Че-че… На концерт с завтрашнего дня… Маловат, конечно, но с Божьей помощью хвати… А то у мея эот кайф через полтра месяца кончается. М-м-м- м… О Великий, в твоих руках столько же побед, сколько я восторгов… Прости за скучную благодарность, но когда мне было кому сказать, что я лучше тебя знаю музыку?.. Че-че-че… О Великий, для тебя я пропою первый акт… О, Боже! Аллилуйя, слава Тебе,…» — до самого утра распевал старик. Иногда он менял ритм. Тогда другая рука, в которой был пульт, щелкала пальцами в такт. Это у него был какой-то пастуший жест, точно такой же, как у Гриши в вагоне. И Гриша, когда ехал в поезде с дедом, запомнил этот жест на всю жизнь.