Нашу победу сопровождал трубный призыв Шамиля к соседям и союзникам: «Да осенит нас своей десницей святая богородица и все наши горские владыки! Пусть встанут они против неверных, и падут все, кто осмелится поднять руку на тех, кто служит нам верой и правдой! Аллах не прощает тех, кто ему не слуит!» И прочие излишества, ызывавшие хохот в задних рядах. Многие команды уже под действием крамольных лознгов,были готоы начть стрелять друг в друга. Масла в огонь подливали выступления родственников погибших – им хотелось, тоы все произошло по их желанию и по чести. Азадовская команда начинала нервничать. Особенно это стало заметным, когда на поле выскочил командующий окружной кавалерийской дивизией полковник Цехлинцев с шашкой наголо. Он был одет в красивую зелную еркску с газырями и высокие сапоги, какие носили его предки еще во времена кавказской войны. Цехлинцев встал посреди поля и несколько минут призывал к спокойствию и порядку, ссылаясь на приказ высшего командования. Но на его крики никто не обращал внимания. Постепенно все начали расходиться по домам – по домам было из-за чего нервничать. Ночью командир команды стал сомневаться в правильности выбранного метода, а утро он встретил с большим опозданием. Его команда выступала первой, и потому они ехали довольно медленно. В горах начались подвижки и возникла небольшая затор. Ехали медленно. В центре затора образовался небольшой кусок дороги, на котором развернулись несколько экипажей. Справа и слева от дороги было темно и пусто. Несмотря на расстояние до машин, до них стали долетать голоса и пение. Постепенно они приближались и становились все громче.