– Николай, скажи: а министр культуры? Она как-то проявляет интерес к тому, что происходит в Большом театре?
– Конечно, проявляет. Ольга Борисовна, она все очень хорошо знает, но дело в том, что Большой театр и Мариинский театр не в ведении министра культуры. Министр культуры делает исключительно документы. Это все в ведении правительства.
– Все ясно.
– Вообще вот то, что происходит в мире, и не только в мире искусства, – это страшно. Люди доходят до того, что они самосжигаются, чтобы их хотя бы услышали.
Я уже в 2011 году все рассказывал, что там не сделано. Ты думаешь, за эти годы что-то исправили?
Вот пример тебе: я пришел в академию – она была только после ремонта. Человек, который проводил ремонт, он тоже ничего не знал – все сделано было алогично, потому что это производство.
Я за годы своего ректорства перестроил всю школу, потихонечку перевел все, как надо, как логично, для производства. А в Большом театре зала не смогли сделать! Ну нет репетиционных залов! Понимаешь? Потому люди и заражаются.
– А кому подчиняются? Ну хорошо, министру культуры не подчиняются. А к какому человеку надо идти жаловаться?
– Я думаю, здесь бесполезно. У нас не любят, когда жалуются.
– Ну, хорошо. И что?
– Ты вспомни, когда меня обвиняли бог знает в чем – я на самом деле единственный артист в мире, за которого зритель стоял на площади.
– На улицу выходили люди. Я помню. Это фантастика! Я не могу себе представить, чтобы на Западе люди ходили за Барышникова.
– Но вот у меня такое в биографии есть, и понимаешь, даже это не возымело какого-то существенного действия, чтобы хотя бы травля остановилась.