Виттория без всякой гордости сохранила всю спокойную добродетель римской героини Республики и соединила с ней самые благородные черты христианства. У нее были выдающиеся предки: ее отцом был Фабрицио Колонна, великий констебль Неаполитанского королевства; ее мать, Аньезе да Монтефельтро, была дочерью Федериго, ученого герцога Урбино. Обрученная в детстве с Ферранте Франческо д'Авалосом, маркизом Пескарой, она вышла за него замуж в девятнадцать лет (1509); и любовь, которая объединила их до и после брака, была более прекрасным стихотворением, чем любое другое из сонетов, которыми они обменивались во время его кампаний. В битве при Равенне (1512) он был ранен почти насмерть и попал в плен; он воспользовался своим пленом, чтобы написать Книгу любви, которую посвятил своей жене. Тем временем он поддерживал связь с одной из фрейлин Изабеллы д'Эсте.62 После освобождения он ненадолго вернулся к Виттории, а затем отправился в одну кампанию за другой, так что она редко видела его снова. Он возглавил войска Карла V при Павии (1525) и одержал решающую победу. Предложил неаполитанскую корону, если он присоединится к заговору против императора он некоторое время обдумывал это, а затем раскрыл заговор Карлу. Когда он умер (ноябрь 1525 года), он не видел свою жену в течение трех лет. Не зная или игнорируя его измены, она провела свои двадцать два года вдовства в делах милосердия, благочестия и преданности его памяти. Когда ее уговорили снова выйти замуж, она ответила:“Мой муж Фердинанд, который вам кажется мертвым, для меня не умер”63. Она жила в тихом уединении на Искье, затем в монастырях в Орвието и Витербо, затем в полувентальном уединении в Риме. Там, оставаясь внешне православной, она подружилась с несколькими итальянцами, сочувствовавшими Реформации. Какое - то время она находилась под наблюдением инквизиции, и быть ее другом означало рисковать быть обвиненной в ереси. Микеланджело пошел на риск и развил в ней сильную духовную привязанность, которая никогда не выходила за рамки поэзии.
Образованные женщины эпохи Возрождения эмансипировали себя без какой-либо пропаганды эмансипации, исключительно благодаря своему уму, характеру и тактичности, а также повышенной чувствительности мужчин к их материальным и нематериальным прелестям. Они повлияли на свое время во всех областях: в политике-своей способностью управлять государствами для своих отсутствующих мужей; в морали-сочетанием свободы, хороших манер и благочестия; в искусстве-развивая красоту матроны, которая моделировала сотню Мадонн; в литературе-открывая свои дома и свои улыбки поэтам и ученым. Было бесчисленное множество сатир на женщин, как и в любую эпоху; но на каждую горькую или саркастическую реплику приходились литании преданности и похвалы. Итальянский Ренессанс, как и французское Просвещение, был бисексуальным; женщины проникли во все сферы жизни; мужчины перестали быть грубыми и грубыми и были сформированы для более утонченных манер и речи; и цивилизация, со всей ее распущенностью и насилием, обрела изящество и утонченность, которых она не знала в Европе в течение тысячи лет.
VI. ДОМ
Растущая утонченность проявилась в форме и жизни дома. В то время как жилища населения оставались прежними—без украшений, побеленные оштукатуренные или оштукатуренные стены, полы из плитняка, внутренний двор, обычно с колодцем, и вокруг двора один или два этажа комнат, обставленных простыми предметами первой необходимости,—дворцы знати и нуворишей приобрели великолепие и роскошь, снова напоминая императорский Рим. Богатство, которое в Средние века было сосредоточено в соборе, теперь вылилось в особняки оснащенный такой мебелью, удобствами, деликатесами и украшениями, какие едва ли можно было найти к северу от Альп в креслах принцев и королей. Вилла Чиги и Палаццо Массими, спроектированные Бальдассаре Перуцци, заключали в себе лабиринт комнат, каждая из которых была украшена колоннами и пилястрами, или резным карнизом, или позолоченным кессонным потолком, или картинами на сводах и стенах, или скульптурными каминными решетками, или лепниной и арабесками, или полами из мрамора или плитки. Каждый особняк имел элегантные кровати, столы, стулья, сундуки и шкафы построенные на века и вырезать радовать глаз; его массивные жертвенников или буфеты были загружены с серебряной тарелке и необычные гончарные изделия; это были мягкими и удобными кроватями, коврами и красивые шторы, постельное белье и обильным, длительным и ароматный. Большие камины обогревали комнаты, а лампы, факелы или люстры освещали их. Все, чего не хватало в этих дворцах, - это детей.
Для семьи ограничение увеличивается по мере того, как средства для поддержки детей растут. Церковь и Священные Писания повелевали людям расти и размножаться, но утешение советовало бесплодию. Даже в сельской местности, где дети были экономические активы, семьи из шести детей были редкостью; в городе, где дети были обязательств, семьи были небольшими—тем богаче меньше,—и во многих домах вообще нет детей.64 Какие милые дети итальянских семей могли бы появится в thebambini andputti художников, thecantorie Донателло и Луки делла Роббиа, и такие скульптурные портреты, как молодой ул. Иоанна Антонио Росселлино в Вашингтонской национальной галерее. Солидарность семьи, взаимная преданность и любовь родителей и детей выделяются все более привлекательно на фоне моральной распущенности того времени.
Семья по-прежнему оставалась экономической, моральной и географической единицей. Обычно долги одного неплательщика оплачивали остальные—явное исключение из правил индивидуализма той эпохи. Редко кто из членов семьи вступал в брак или покидал штат без согласия семьи. Слуги были свободнорожденными, свободно говорящими членами семьи. Отцовская власть была высшей, и ей подчинялись во всех кризисных ситуациях; но обычно домашним хозяйством правила мать. Материнская любовь была так же сильна у принцесс, как и у нищих. Беатриче д'Эсте пишет про своего ребенка, чтобы ее сестра Изабелла: “я часто жалею, что ты можешь быть здесь, чтобы увидеть его, как я уверен, что вы никогда не сможете перестать гладить и целовать его.”65 большинства семей среднего класса ведет реестр рождений, браков, смертей, и интересные события, разбросаны тут и там интимные замечания. В одной из таких семейных записей Джованни Ручеллаи (предок драматурга с тем же именем) написал в конце своей жизни(около 1460 года) эти гордые слова флорентийца:
Я благодарю Бога за то, что он создал меня разумным и бессмертным существом; в христианской стране; недалеко от Рима, центра христианской веры; в Италии, самой благородной стране христианского мира; и во Флоренции, самом прекрасном городе всего мира.... Я благодарю Нашего Господа за прекрасную мать, которая, хотя на момент смерти моего отца ей было всего двадцать лет, отказалась от всех предложений руки и сердца и полностью посвятила себя своим детям; а также за столь же прекрасную жену, которая искренне любила меня и преданно заботилась обо мне. и домочадцы, и дети; кто был спасен для меня в течение многих лет, и чья смерть была величайшей потерей, которая когда-либо случалась или могла случиться со мной. Вспоминая все эти бесчисленные милости и блага, я теперь, в старости, желаю отделиться от всего земного, чтобы посвятить всю свою душу восхвалению и благодарению Тебе, мой Господь, живому источнику моего существа66.
Два человека, которые, возможно, были одним, написали около 1436 года трактаты о семье и ее управлении. Аньоло Пандольфини, вероятно, был автором красноречивого трактата“Управление семьей”; Леон Баттиста Альберти вскоре после этого написал "Раттато делла семья", третья книга которого "Экономика" настолько похожа на более ранний трактат, что некоторые подумали, что эти две работы были разными формами одного эссе Альберти. Возможно, они оба подлинны, так похожи друг на друга, потому что оба основывались на "Экономической теории Ксенофонта". Выступление Пандольфини тем лучше. Как и Ручеллаи, он был человеком состоятельным, служил во Флоренции дипломатом и щедро жертвовал на общественные дела. Он написал свой трактат ближе к концу долгой жизни и изложил его в форме диалога со своими тремя сыновьями. Они спрашивают его, следует ли им добиваться государственной должности; он советует не делать этого, поскольку это требует совершения актов нечестности, жестокости и воровства, а также подвергает человека подозрениям, зависти и злоупотреблениям. Источники счастья человека лежат не в государственной должности или славе, а в его жене и детях, его экономическом успехе, его хорошей репутации и его друзьях. Мужчина должен жениться на жене достаточно младше себя, чтобы подчиниться его наставлениям и воспитанию; и он должен обучать ее в первые годы их брака обязанностям материнства и искусству ведения домашнего хозяйства. Процветающая жизнь возникает благодаря экономному и упорядоченному использованию здоровья, таланта, времени и денег: здоровья через воздержание, физические упражнения и умеренную диету; таланта через обучение и формирование честного характера с помощью религии и примера; времени через избегание безделья; и денег через осторожное отношение. учет и балансирование доходов, расходов и сбережений. Мудрый человек вложит деньги в первую очередь в ферму или поместье, устроенные таким образом, чтобы обеспечить его и его семью не только загородной резиденцией, но и зерном,вином, маслом, дичью, дровами и как можно большим количеством других предметов первой необходимости. Хорошо также иметь дом в городе, чтобы дети могли пользоваться тамошними учебными заведениями и изучать некоторые виды промышленного искусства67.Но семья должна проводить как можно больше времени в году на вилле и за городом:
В то время как любое другое владение вызывает работу и опасность, страх и разочарование, вилла приносит большое и почетное преимущество; вилла всегда правдива и добра.… Весной зеленые деревья и пение птиц наполнят вас радостью и надеждой; осенью умеренное напряжение даст стократный прирост; в течение всего года тоска будет изгоняться из вас. Вилла-это место, где любят собираться хорошие и честные мужчины.... Поспеши туда и беги от гордыни богатых и бесчестья злых людей68.