С возвращением Людовика XVIII на трон город, несомненно, был охвачен новой волной прекрасного роялистского пыла. Тысячи белых флагов развевались из окон домов; корсиканца повсюду называли диким зверем, людоедом. Вокруг его бюста на одной из площадей были сложены хворост, и Лимож сжег чучело Наполеона, как Руан сжег Жанну д'Арк.
Эти великие подвиги были, наконец, прерваны полком улан, который, проходя через регион, остановился, чтобы дать свое слово. При одном взгляде на него все успокоилось, так как скандалисты знали, что им отрежут уши, если они скажут хоть слово против бывшего императора. Ибо во Франции, теперь отрекшейся от него, две части населения остались ему верны: армия, которую он создал такой великой, и молодежь, которую он вскормил своей славой.
То же самое нельзя было сказать о высокопоставленных лицах и чиновниках-ветеранах, осыпанных почестями за последние пятнадцать лет. Когда разразилась катастрофа, большинство из них поспешили вывернуть свои расшитые золотом пальто наизнанку; некоторые из них даже повторили эту операцию трижды: после Фуа-Ан-Бло, после Эльбы и после Ста дней. Если верно, что дурак-это человек, который никогда не меняет своего мнения, то никогда во Франции не было так много умных граждан, как в период с 1814 по 1815 год.
В небольшой книге, опубликованной в начале второй реставрации, "Словарь флюгеров", перечислены некоторые из недавно преобразованных. Были виртуозы, такие как Талейран и Фуше, предатели как по природе, так и по интересам; но было также множество безобидных созданий, часто вполне честных людей, которые просто хотели сохранить свои функции, свои титулы или свои должности, и для этого они переходили из одного лагеря в другой. В такие смутные времена столкновение с волной стало почти необходимостью повседневной жизни.
К сожалению, многие из этих непостоянных персонажей владели слишком готовой ручкой. Совет, данный преступникам и влюбленным: "Никогда не пиши!", одинаково ценен в политике, и некоторым персонам 1815 года было бы неплохо последовать ему, начиная с господина Ле Коза, архиепископа Безангонского.
Его случай является одним из наиболее типичных, поскольку этот прелат в течение многих лет демонстрировал абсолютную преданность делу Наполеона. Родом из Революции - ибо он был конституционным епископом Ренна— он подал в отставку после Конкордата и позже регулярно назначался архиепископом Юры. Не говоря уже о политике, он был кем угодно, но только не "плохим священником". Его пастырские визиты и многочисленные благотворительные акции сделали его популярным во всех кантонах Дофины, где он был известен как отец бедных. В 1813 году он опубликовал пастырское письмо на тему Любви к Родной Стране, пронизанное бонапартизмом, и даже превзошел его, приветствуя регентство Марии-Луизы:
Безангон, 19 октября 1813 года
"В течение последних двадцати лет или около того, мадам, для нас было невозможно не видеть руку Божью, направляющую жизнь— такую необыкновенную, такую славную — нашего бессмертного Наполеона. ... Нет, сударыня, история самого знаменитого из царей Израиля, которому с детства было суждено занять место принца, проклятого Небом, не показывает нам яснее указательного пальца Божественного Провидения ..."
"Физические и моральные туманы", к сожалению, затемнили горизонт Безангона. Плохие новости, которые быстро распространялись, перспектива осады, которую предстоит выдержать австрийской армии, потрясли население города, которое покинуло церковь целиком во время Те Deum, отмечаемого в годовщину Коронации. Было ясно, что "огонь гаснет".