Нападающий Андрей Алтыбармакян — один из немногих коренных петербуржцев в составе СКА, а еще он носит звание самого известного армянского хоккеиста в мире. В интервью «Фонтанке» он рассказал о возвращении в СКА, армянских корнях и двух годах жизни в США.

— Вы же начинали на катке «Олимпийских надежд» в Удельном парке?

— Да-да, все верно.

— Мы писали текст год назад про него. Там сейчас все разрушено, все закрыто. Давно там были?

— Закрыли, да?

— Да, там все трещинами покрылось.

— Конечно помню. Еще когда я там начинал играть, там внутри было холоднее, чем на улице. Я там потом несколько раз проходил мимо — жесткое ностальжи испытывал. Помню еще, как нас там загоняли по 20–30 человек с родителями в маленькие раздевалки.

— Там до сих пор эти бытовки стоят.

— Да, там борьба за место начиналась еще до выхода на лед.

— Про вас обычно говорят, что вы — самый известный армянский хоккеист. Звучит максимально ответственно.

— Где-то внутри присутствует эта ответственность. Хочется показывать только лучшие качества. И мне даже какой-то парень из Армении писал: «Хочу стать таким же». Конечно, приятно такие вещи слышать. Буду стараться не останавливаться на достигнутом и работать дальше.

— На одном армянском сайте я встречал статью о вас с заголовком «Прорыв хоккейных армян». За вами на исторической родине пристально следят.

— Да, в курсе. На самом деле меня уже очень долго приглашают в Армению, но я все никак не выберусь: то сборы, то еще что-то, а еще отдохнуть хочется. Я понимаю просто: если приеду в Армению, там особо отдохнуть не получится. Но я думаю, что настанет момент, когда я все-таки съезжу.

— Родственников много там?

— Родственников хватает. Там один подойдет, второй, третий — все родственниками окажутся.

— Читал о том, как сильно вы переживали из-за смерти дедушки, который умер, когда вы играли в Америке. Не было мысли рвануть назад?

— Было. Смотрел билеты. После матча, когда узнал, вышел никакой, а у нас через день уже была следующая игра, и по билетам вообще не клеилось. Я прилететь бы смог только через три дня, когда его бы уже похоронили. Как-то одно на другое наложилось. Поговорил с родителями. Они тоже сказали: оставайся, спокойно играй, делай то, что ты любишь, дедушка будет наблюдать за тобой. Принял решение остаться, нелегко оно мне, конечно, далось. Этот человек многое для меня сделал. Я с ним рос. Он всегда-всегда помогал советами, всегда разговаривал со мной много. В последний год виделись на даче и так тепло очень пообщались. Знаете, такое общение с возрастом чуть-чуть по-другому воспринимаешь.

— Вы говорили, что он много значил для вашей семьи. Можете о нем немного подробнее рассказать?

— Дедушка 40 лет работал на государство, в государственных спецслужбах. Начинал с сопровождения кортежей важных людей в Абхазии. Потом его поставили уже самого возить на машине специальных людей. А в то время все было очень жестко. Он всегда приезжал раньше времени, всегда на чистой машине. Работал сутками и зарабатывал себе имя. Потом отработал много лет в ГИБДД. Очень весомый человек был в Абхазии. А потом переехал в Питер и, можно сказать, начал все с нуля. Создал здесь семью, помог моему отцу устроиться в Военно-морское училище… Не знаю, что еще можно про него такого рассказать… Не слышал ни одного человека, который о нем плохо отзывался. Всегда и всем помогал.

— Насколько я знаю, у вашей фамилии очень интересная история.

— Да. Мой прапрадед был контужен во время геноцида армян. И там была такая история, что его вели на казнь, где людей рубили саблями. В итоге он как-то отмахнулся рукой и ему срубило четыре пальца, но каким-то чудом остался жив. В итоге сказали: оставляйте его. И он провел в этом лагере все оставшееся время, и когда его оттуда забирали, у него спросили: как фамилия? Он не помнил из-за контузии, и его назвали Алтыбармак — в переводе «шесть пальцев». Когда он уже вернулся на родину, ему приделали окончание ян, как во всех армянских фамилиях. Так и пошел дальше род Алтыбармакян. Я очень рад на самом деле, что знаю эту историю. Раньше в детстве, когда спрашивали про фамилию, даже не знал, что ответить.

— После своего возвращения из Америки в 2022 году вы подписали контракт с «Сочи», который на тот момент возглавлял Андрей Назаров, про которого ходит много всяких историй. Не страшно было?

— Нет, на самом деле не страшно. Уже поработал с многими тренерами, и особо не было страха.

— Он правда дает установки на драки?

— Блин, ну не то, чтобы дает, он просто всегда требует такой жесткой игры, и когда надо завести команду, взбодрить, он видит эту позицию вот так. Не знаю, мне драться не говорил. Он, наверное, знал, что, если мне что-то не понравится, я и сам могу сбросить перчатки без дополнительных установок.

— В «Сочи» вы сразу стали играть много, у вас там все здорово шло, и тут вы переходите в СКА, и опять у вас третье-четвертое звено, опять играете по девять минут в третьем-четвертом звене. Оно того стоило?

— Скажу так. В «Сочи» собран чуть-чуть другой состав. Там очень много молодых, и как вы видите, им очень сложно дается этот сезон. Так что я ни капли не пожалел о своем решении вернуться в родной клуб. Как-никак команда идет на первом месте. Понятно было, что здесь большая конкуренция и ее надо выигрывать. Но так как тут большая конкуренция, хорошие тренера и хороший тренировочный процесс, я все равно здесь расту. Да, понятно, что может не нравиться, что у кого-то меньше времени, у кого-то больше, но если мы будем побеждать, в конечном итоге это будет лучше для нас всех. Поэтому сейчас я буду рад приносить команде пользу в любом качестве, в котором видит меня тренерский штаб.

— У третьих-четвертых звеньев СКА нет специфических ролей?

— Слушайте, на самом деле такого у нас нет. Можете посмотреть: и в третьих, и в четвертых звеньях у нас играют такие люди, которые и забивали, и отдавали очень много в своей карьере. У нас самый атакующий хоккей в КХЛ. У нас и голов больше всех в сезоне не просто так. В СКА для каждого звена одинаковые требования. Понятно, что большинства у первых двух звеньев больше, но если эти хоккеисты делают результат, значит, они заслуженно там находятся.

— Есть известные тренерские клише: тренер-демократ, тренер-диктатор. Роман Ротенберг кто больше?

— Блин, даже не знаю. Я думаю, он такой сильный мотиватор. Роман Борисович может взбодрить и заставить ребят двигаться в нужное русло. Как-то так. Он нас заряжает на каждую игру. На каждую игру выходим только с одной целью — победить.

— Вы говорили, что СКА — один из самых технологичных клубов КХЛ, и что вся внутренняя кухня максимально приближена к НХЛ. В чем это конкретно это проявляется?

— Это проявляется во всем: начиная от персонала, заканчивая игроками. Здесь работает очень много людей, которые следят за игроками, за их сном, за их восстановлением. Грубо говоря, что-то попросишь — тебе сразу это принесут или помогут восстановиться. Тут все заточено на результат, и каждый человек, который здесь работает, делает максимум от своих возможностей. Тут есть тренера по катанию, несколько вратарских тренеров и тренера по игре в большинстве, в меньшинстве. И каждый из них разбирает игровые моменты досконально. Для этого тут собран большой видеоштаб, который сразу после первого или после второго периода может сообщить какие-то вещи: как соперник перестроился, как он играет. Это все очень важные элементы, от которых зависит исход игры.

— В целом команда сейчас идет на первом месте, понятно, что в лидерах, но вот недавно было три поражения подряд. Болезненно их восприняли в команде?

— Слушайте, ну когда команда идет на первом месте, у каждого соперника особый настрой против тебя. Не думаю, что тут виноваты какие-то наши недоработки. Где-то соперник был посвежее, где-то чуть больше повезло. А так каждое поражение — это урок для нас: мы взяли его на себя, приняли на грудь и пошли дальше. Конечно, нам есть, над чем работать, — это нам показывают соперники. Здорово, что это произошло перед плей-офф — будем только лучше готовы в решающих матчах.

— Три года назад вы отправились покорять НХЛ. С какими мыслями и ожиданиями ехали?

— Всегда нравится, когда говорят «покорять». Такое ощущение, что на какую-то гору пытаешься забраться. Да с обычными мыслями ехал. Это был вполне запланированный отъезд. Отправился за океан попробовать свои силы.

— Были готовы к тому, что не сразу получится заиграть в НХЛ и вообще не факт, что заиграете?

— Я ехал только с одной мыслью, что это факт. Если ехать туда и думать, что ты там никогда не заиграешь, то какой смысл что-то делать? Ехал туда с серьезными намерениями. Я считаю, что провел там интересные пару лет. Жалко, конечно, что не дали шанса в первой команде, хотя об этом говорилось. Вот-вот, грубо говоря, этот шанс должен был появиться, но в силу многих обстоятельств не сложилось. В итоге принял решение, что для моей карьеры будет лучше вернуться в Россию.

— Многие хоккеисты, которые уезжают в Северную Америку, все-таки дают себе какой-то срок, в течение которого они готовы играть за фарм-клуб. У вас какая установка была была?

— Я не давал себе никаких сроков. Я считал, что я готов и надо было просто дать мне шанс, посмотреть меня в деле. И изначально мне говорили об одном, а получилось совсем по-другому, грубо говоря. Мне кажется, что нужно все-таки ехать в Америку готовыми, как, например, Кирилл Капризов, Вася Подколзин или тот же питерский воспитанник Михаил Мальцев. Он туда поехал и через АХЛ пробивался. Хотя понятно, что у него чуть-чуть другая история. Возможно, что я не был готов на все сто процентов, но я думал, что мне должны дать шанс проявить себя. В принципе, отыграть первый год в АХЛ вообще не зазорно. Думал, что на второй год сыграю уже в НХЛ, но получилось так, как получилось.

— Вы были готовы к знаменитому менталитету местных тренеров, когда в глаза говорят, что все отлично, а потом не ставят в состав?

— Ну, смотря куда не ставят в состав. Я больше играл во второй команде, и там в основном всегда был в составе. Могу сказать, что тренер у нас был сначала канадец, потом швед. Даже не знаю, если честно, с кем лучше сработались. В принципе, менталитет, да, действительно чуть отличается от нашего, но мне помогли ребята, которые были в команде. Там было много канадцев, много американцев, еще были шведы, чехи. Только финнов пока не видел. И не знаю, то ли у нас команда такая была, то ли я такой позитивный человек (не знаю, конечно, что они за спиной думали), но когда мы проводили время вместе, все было отлично. Такой сплоченный коллективчик был. Понятно, что у тренеров там играют 18 полевых и им надо что-то говорить людям, чтобы они не загонялись, а продолжали работать. Так что можно понять и эту сторону, и другую.

— Раньше в АХЛ был довольно жесткий и прямолинейный хоккей. Сейчас там как?

— На самом деле все так же. Могу вспомнить наши игры с «Айовой» — это фан-клуб «Миннесоты». Что ни игра с ними, так у нас столько штрафов, драк и всяких задеваний. Хотя там человек 5–6 тоже играет в основе, мы им в том году не уступали. По итогу мы даже лучше выступили. Но в «Чикаго», видимо, какие-то свои планы были.

— Тот же Завгородний рассказывал жуткие истории про байкеров, стрельбу…

— Смотрю, Завгородний много чего рассказывал. Ему, наверное, просто так с городом «повезло». Я не скажу, что Рокфорд лучше, но у меня было немного поспокойнее. В Рокфорде даже таких мест, где лучше особо не гулять, не было. Я там даже разгуливал зимой в куртке с надписью «Россия».

— Ничего себе, вы рисковый парень.

— Ну а что? Волков бояться — в лес не ходить.

— Так, были ли к вам вопросики?

— Да нет, я же не приходил на стадион в ней. Так, с собакой гулял.

— А ну собакой, конечно. С собакой любой может.

— У меня ж не какая-то овчарка, чтобы… У меня добродушный золотистый ретривер, который может подбежать, облизать.

— Еще вы говорили в одном из интервью про бардак в Чикаго: скандалы, ругань, что там до хоккея никому не было дела. Можете подробнее рассказать для тех, кто редко читает новости из НХЛ?

— Ну я расскажу информацию, которую все знали, вся НХЛ об этом гудела. Вторую информацию не хотел бы говорить, думаю, там всем тоже будет понятно. Дело в том, что в «Чикаго» произошел скандал с участием генменеджера и тренера. Оказалось, что девять лет назад кто-то там домогался до хоккеиста и еще много других людей пострадало. В результате уволилось руководство, прошло много судебных разбирательств. Клуб заплатил штраф 2 млн долларов, плюс сняли главного генменеджера и тренера — как раз те ребята, которые непосредственно принимали решение выбрать меня на драфте и подписать со мной контракт. В итоге наш тренер из АХЛ стал главным тренером в первой команде, а у нас в «Рокфорде» его сменил швед, который вообще свой первый год проводил в качестве тренера. То есть понимаете, какой сезон был трудный для всего клуба. А у меня как раз последний год контракта шел. Еще исполняющим обязанности генменеджера поставили человека, который раньше тоже до этого не работал на этой должности. На него свалилась большая ноша, и подсказать было некому. И плюс ко всему наложились всякие другие вещи, о которых все знают, и не хочется о них говорить, чтобы никого не уколоть. Короче, я понял, что там очень многое зависит от воли случая. То есть тебя могут за несколько часов до игры вызвать, ты сыграешь, понравишься, останешься и всю карьеру проведешь в НХЛ. А может быть, как у меня. У нас в Рокфорде было много ребят, которых выбирали в первом раунде драфта, но они до сих пор играют в АХЛ.

— Вы, наверное, в шоке были, когда все это закрутилось?

— Да не только я, там все были в шоке.

— Еще вы рассказывали историю, как попросили тренера, чтобы наконец дали вам шанс в игре проявить себя.

— Нет, это не то, что шанс в игре. Просто роли чуть-чуть другие выбирали с ним. Поначалу был большой прессинг со всех сторон. У нас спустили пять человек на односторонних контрактах, среди которых были люди с контрактами по 3,5 млн долларов и Кубком Стэнли. Естественно, что они будут больше играть, чем ребята, которым только надо доказывать. Из-за этого тоже были недовольные, но я привык доказывать все через работу. Думаю, что во второй части сезона тренера увидели, что я не сломался в четвертом звене, и меня уже ставили во второе и в первое. Мы играли и показывали хороший результат. Если бы не травма у меня… Ну, не то что травма… У меня вылезла киста на подбородке, очень сильно распухло все. Как раз перед плей-офф это было, и пришлось пропустить пару игр. И то мне говорили, что надо делать операцию, но я справился без нее. Откачивали жидкость оттуда, было не очень приятно, но я думаю, что могло бы сложиться еще лучше, если бы не эта маленькая неприятная вещь.

— Сейчас-то все в порядке?

— Сейчас все в порядке, но мне все равно говорят, что надо делать операцию, следить за здоровьем. Но так как в этом году я поздно закончил сезон, где-то 27 мая я только прилетел домой. Оставался один месяц до начала подготовки к новому сезону, и надо было за этот месяц принять решение по контракту, отдохнуть хотя бы немного и подготовиться. А подготовка к операции занимала неделю, и еще неделю-две надо было после нее восстанавливаться. Грубо говоря, целый месяц я должен был быть на больничном. Поэтому не успел это сделать и отложил. Дай Бог, чтобы эта проблема не беспокоила до лета. А там уже спокойно все сделаю.

— С произношением фамилии у местных были проблемы?

— На самом деле я думал, что проблемы будут, но оказалось, что они ее сразу стали довольно четко выговаривать. Они делали, конечно, ударение на АлтыбармАкян.

— За эти два года чему научились в Америке? Что-то полезное вынесли оттуда?

— На самом деле, да. Во-первых, выучил английский, во-вторых, в своей игре некоторые детали улучшил, тот же бросок. У нас там было много игр: две-три игры подряд могли сыграть. Мне очень понравился такой график. Получил большой опыт, посмотрел, как это все выглядит изнутри, как делается этот бизнес, как там работают с хоккеистами, познакомился со многими людьми. Многие до сих пор пишут: не хватает твоей улыбки или еще что-то. Потом в конце сезона на билбордах в Рокфорде вывесили мои фотографии. Был в шоке, если честно. Видимо, чем-то запомнился людям. А в команде сделали мою картонную копию.

— В целом как вам жилось в США?

— Не скажу, что лучше, чем в России, потому что все-таки здесь мой дом, я тут привык жить. Мне в России лучше. Я люблю Россию — это моя Родина, здесь мне намного приятнее. А так в целом неплохо жилось, хотя могло быть и получше, потому что Рокфорд — небольшой город, особо не разгуляешься. Но я частенько ездил в Чикаго.

— На жизнь АХЛ-ской зарплаты хватало?

— Ну так. Заплатил за аренду квартиры и машины, сходил покушать, купил продуктов — и в принципе все. Спасал подписной бонус. Если бы не он, пришлось бы очень туго.

— Были какие-то моменты, которые шокировали или, наоборот, восхитили?

— Даже не знаю. Ну удивило, что там очень дорогая аренда машины. Я за нее платил, почти как за квартиру. Даже думал, может, лучше в машине жить. В первый сезон было 1 000 долларов, а во второй почему-то стало 1 200. Причем обычный «Джип» небольшой, не «Гранд Чероки». Из позитивных моментов — понравилась поездка с девушкой на Рождество в Нью-Йорк. Был под большим впечатлением. Идешь и как будто-то бы в кино гуляешь. Провели там прекрасные три с половиной дня. Я вообще не пожалел, хотя поехали туда на машине, и я схлопотал два штрафа за скорость, и если бы третий штраф был, то уже пришлось бы идти в суд.

— Хорошо, что обошлось.

— Причем могло не обойтись: едем мы как-то в Чикаго. У нас там командное мероприятие было. Тут меня догоняет полицейская машина: превысил миль на 9. Думаю: ну все, кабздец. Полицейский подходят и говорит: «Здравствуйте, права, пожалуйста». Отдаю права, он ушел в машину, видимо, чтобы посмотреть, есть ли у меня штрафы или нет. Через какое-то время вернулся и спрашивает: «Ранее были какие-то штрафы за скорость?» И хорошо, что я ему не соврал, говорю: «Если честно, есть. На Рождество остановили, было два штрафа. Причем в одной поездке, но больше не нарушал ничего». Он опять ушел, снова вернулся и говорит: «Ладно, не хочу, чтобы ты в суд ехал. Давай, больше не гоняй». То есть я ему не соврал, и он, грубо говоря, вознаградил меня так. Приятно.

— Еще рассказывали, что местных смущал размер шашлыков, которые вы готовили с Дмитрием Осиповым.

— Да, у них там такого понятия в принципе нет. Суть была в том, что мы нашли там одну лавку у мужика, который в Рокфорде занимался мясом. Приехали к нему. Заранее ему заказали мясо, говорим: можешь, пожалуйста, порезать на куски, чтобы мы пожарили их. Он, конечно, не понял нашу просьбу, о чем речь, и нарезал такие маленькие кусочки. Пришлось их не на шампуры надевать, а просто на сетку ставить и жарить.

— Вторая попытка попасть в НХЛ будет?

— Отвечу на это стандартно. Сейчас даже не думаю об этом. Сейчас я на самом деле кайфую от пребывания в любимом городе, от игры за свой родной клуб. Хочу как можно дольше здесь играть и приносить пользу команде. Это самое главное. Тем более что СКА борется за самые высокие звания. Поэтому хочется приносить пользу этой команде, и все мысли мои только об этом.

Записал Артем Кузьмин, «Фонтанка.ру»