В СССР Лимонов не был диссидентом, но был, безусловно, чужим для советской системы. Впрочем, не стал он своим и в Нью-Йорке, не сотворившем из него звезду андеграунда, и в Париже, наоборот, сделавшем его модным богемным писателем, но, кажется, только для того, чтобы тут же исторгнуть на поля вoйны в Боснию. Ровно так же невозможно определить место Лимонова в современной русской литературе. Он кто? Писатель-шестидесятник? Нет. Представитель эмигрантской прозы 1970-х? Снова не точно. Может быть, звезда перестройки поздних 1980-х? Нет, не получается. Пожалуй, лучше всего о своем месте в истории сказал сам Лимонов. «Где сейчас писатели-диссиденты? И вспомнить нечего, что написали". Можно представить, что в тот момент, когда Лимонов писал эти строчки в своем фeйсбуке, глаза его загорались тем самым огнем. Глаза вечного подростка, ставшего последним большим русским писателем.
T
любовник
— Как жил
— Кого любил
— о чем мечтал
Эдуард
ЛИМОНОВ
Хулиган
революционер
В СССР Лимонов не был диссидентом, но был, безусловно, чужим для советской системы. Впрочем, не стал он своим и в Нью-Йорке, не сотворившем из него звезду андеграунда, и в Париже, наоборот, сделавшем его модным богемным писателем, но, кажется, только для того, чтобы тут же исторгнуть на поля вoйны в Боснию. Ровно так же невозможно определить место Лимонова в современной русской литературе. Он кто? Писатель-шестидесятник? Нет. Представитель эмигрантской прозы 1970-х? Снова не точно. Может быть, звезда перестройки поздних 1980-х? Нет, не получается. Пожалуй, лучше всего о своем месте в истории сказал сам Лимонов:
Фотограф Дмитрий Савицкий
«Где сейчас писатели-диссиденты? И вспомнить нечего, что написали.
Да и позднесоветские писатели мусор да пыль безвкусная.
А я есть.
И стою себе один-одинешенек, и нет мне друга и брата».
Можно представить, что в тот момент, когда Лимонов писал эти строчки в своем фeйсбуке, глаза его загорались тем самым огнем. Глаза вечного подростка, ставшего последним большим русским писателем.
Молодой андеграундный поэт Эдуард Лимонов приезжает в Москву из провинциального Харькова. Он ютится по съемным углам, зарабатывает шитьем брюк, общается с такими же непризнанными поэтами. Его Вергилий в богемной Москве — художник Брусиловский, который вводит его в общество, знакомит с нужными людьми и всячески ему покровительствует. Лимонов выделяется даже в этой среде, полной талантливых и ярких людей, и делает это с удовольствием. В то же время скитается с двумя машинками — пишущей и швейной — по чужим квартирам.
Фотограф Анатолий Брусиловский
лимонов И МОСКВА
1964–1974
лимонов И НЬЮ-ЙОРК
1975–1980
лимонов И ПАРИЖ
1980–1991
лимонов И ЖЕНЩИНЫ
лимонов И революция
жизнь И смерть
Авторы
Даниил Дубшин
Фотограф, публицист, советник председателя ассоциации писателей и издателей России
Знал Лимонова на протяжении 30 лет — от возвращения в Россию до самой смерти. Последние 11 лет жизни писателя работал у него литературным секретарем. Стал приглашенным редактором апрельского номера Правила жизни — провел ряд интервью, а также предоставил для публикации главу из книги.
Александр Бородулин
Фотограф
Классик репортажной и фэшн-фотографии, диссидент и автор известной фотосессии «Русские девушки» для журнала Playboy — этим номером даже размахивали на пленуме ЦК. Бородулин снимал Фредди Меркьюри и Микки Рурка, а в его нью-йоркской студии гостили Иосиф Бродский и Юрий Мамлеев. Эдуард Лимонов в воспоминаниях и фотографиях Александра Бородулина — в апрельском Правила жизни.
Анатолий Брусиловский
Писатель, художник
Один из знаковых представителей поколения шестидесятников, художник, писатель, первопроходец таких жанров, как коллаж, ассамбляж и боди-арт. Работы Брусиловского выставлялись в крупнейших музеях мира. Работал на «Мосфильме» как художник-постановщик и принимал участие в создании первого полиэкранного фильма «Наш марш», завоевавшего множество наград. В апрельском Правила жизни рассказывает о своем друге Эдуарде Лимонове, которого когда-то ввел в мир московской богемы.
Борис Гусев
Художник
Художник, издатель и, как говорил о нем Эдуард Лимонов, «человек, способный на безумие». В свое время Гусев и Лимонов создали рекламное агентство «Сто лимонов»; их первой кампанией стала реклама стоматологической клиники «Россия должна быть с зубами»: Лимонов кусал Гусева, одетого в костюм дяди Сэма. Редактировал и издавал фотоальбом «Лимонов в фотографиях» — работы из этого альбома и другие фотографии Гусева использованы в этом материале.
Жерар Гасто
Фотограф
Известный фотограф, в соавторстве с писателем Патриком Бессоном выпустил книгу Limonov & Paris. В своем романе «Монголия» Лимонов называет его «хромым упрямцем-фотографом агентства Sipa». Имя Жерара Гасто упоминается и в других его произведениях, например, в «Детях гламурного рая» и в «Священных монстрах». Лимонова в объективе своего друга Жерара Гасто смотрите в этом материале.
Елена Щапова де Карли
Модель, литератор
«Лиля Брик Бронзового века» — так назывался аукцион, на котором были выставлены письма, фотографии и другие предметы из архива красавицы Елены Щаповой де Карли. Первая русская манекенщица Нью-Йорка, вторая жена Эдуарда Лимонова, она стала вдохновением для писателя, его музой. «Она сволочь, стерва, эгоистка, гадина, животное, но я любил ее» — так вспоминал о ней сам Лимонов. После тяжелого расставания с Щаповой де Карли он написал один из своих главных романов «Это я — Эдичка». Воспоминания Щаповой о бывшем муже читайте в этом материале.
лимонов И МОСКВА
1964–1974
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
Художник, писатель, фотограф
«Когда я впервые услышал стихи Лимонова — собственно, еще не Лимонова, а Эдика Савенко, — мне захотелось понять, в чем его феномен. Какова была тогда его поэзия? Неумелая, очень сдержанная — до смешного. Неумелые рифмы, неумелые ходы. И вместе с тем эти стихи задевали за живое. Что это — вирши мальчика с криминальным прошлым? В конце концов я сумел определить для себя место этих стихов на широкой шкале русской литературы: Лимонов занял нишу, которую до него никто не занимал, — нишу русской провинциальной поэзии. И вот тогда я начал относиться к творчеству Лимонова так, как оно того требовало, — как к действительно талантливым стихам. Они поражали меня удивительной зоркостью и сопоставлениями, которые могли прийти в голову только очень тонко чувствующему, талантливому человеку. Большинству слушателей, конечно, они казались чудовищными, просто какими-то детскими поделками, сооруженными без всякого умения. Но в этом и был шарм, в этом была их удивительная действенность!»
жизнь и смерть | революция | женщины | париж | нью-йорк | москва
ЕЛЕНА ЩАПОВА
Модель, вторая жена Эдуарда Лимонова
«Лимонов прекрасно влился в атмосферу столичной богемы. Толя Брусиловский, сам родом из Харькова, хорошо знал Лимонова и знакомил других с его поэзией. Вагрич Бахчанян, который тоже приехал из Харькова и работал в „Литературной газете“, также таскал Лимонова куда только мог. Но Лимонов и сам с удивительной легкостью знакомился и дружил с такими поэтами, как Алейников или Губанов. Впрочем, с последним не обходилось без драк. Конечно, ему было тяжело выживать, потому что денег не было совсем, но он был способным, сильным — и выжил».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«У нас была традиция: Лимонов печатает на дряхлой машинке свой самиздат и один экземпляр обязательно отдает мне. Я, к сожалению, по глупости это дело раздарил людям, о которых думал, что этот человек может для Лимонова много сделать! После того как я уехал из Москвы, мне надо было как-то передать эстафету, найти людей, которые заботились бы о молодом человеке, жившем без особенной поддержки, без денег, без ничего — Лимонов был очень уязвим. Жизнь его в Москве была загадочной. Он жил, пока шил брюки. Поэт, который шьет брюки, чтобы выжить, — это была сенсация. Лимонов получал и деньги, и шанс на то, что люди начнут о нем рассказывать какой-нибудь знаменитости, тому же Высоцкому: «Смотри, старик, какие стишки — самиздат, между прочим!» — «А чем занимается?» — «Брюки шьет, может и тебе сшить!».Богемная Москва, в которую попадает Лимонов, бурлит. Москва Лимонова — город авангардных поэтов и непризнанных художников. Здесь все что-то делают, все талантливы, все горят новыми идеями, искусством. Советский режим уже не тот, что прежде, — началась оттепель, и теперь он уже слаб, давит инакомыслие без прежней ярости, но и сам ничего не может предложить новому поколению, которое самостоятельно создает свою собственную среду, отличную от государственного официоза.
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«В 1970-х глиняный колосс Советского Союза зашатался. Переломная эпоха — примерно как в начале XX века. Вера в государственные институты, страх перед государством, перед строгим начальством — все это распадалось. Все больше появилось людей, которые решали: «Нам нет места в официальной иерархии? Ну тогда мы будем пробовать себя в самых странных областях человеческой деятельности! Кто-то сказал про итальянское Возрождение, что это была эпоха гениев, и она рождала гениев. И вот Лимонов в своем времени тоже был не один такой яркий и знаменитый. Время подыграло ему. Родись он пятью годами позже или десятью годами раньше, из него ничего не получилось бы. Никто бы его не поддержал: „Ничего ты, мальчик, не умеешь, иди в литературный институт, там тебя научат“. Лимонов был полной противоположностью этого „тебя научат“. Он хотел учить сам».
ЕЛЕНА ЩАПОВА
«Наверное, не было ничего более захватывающего и возбуждающего, чем богемная Москва того времени. В каком-то смысле уникальный период, своего рода эпоха Возрождения. Какая-то невероятная концентрация талантов из самых разных областей. Жизнь бурлила, все знали всех. Собирались то в мастерских художников, то в квартирах поэтов. Или у Кабакова, или у Дорона, где не только говорили об искусстве, но были и танцы, и прекрасные ужины. Квартира Сапгира, где Мамлеев читал свои последние рассказы или отрывки из романа „Шатуны“. Читал свои прекрасные стихи Игорь Холин. Венечка Ерофеев читал отрывки из „Москва—Петушки“. К нему меня Лимонов приревновал и быстро увел. Элитарная мастерская Михаила Шварцмана, куда допускались немногие, подвал нищего художника Пети Беленка, полуслепой-полусумасшедший художник Яковлев — все это составляло часть нашей жизни. По вечерам. Утром кто-то отсыпался, кто-то работал».
Наверное, не было ничего более захватывающего и возбуждающего, чем богемная Москва того времени. Собирались то в мастерских художников, то в квартирах поэтов
Архив Бориса Гусева, фотограф Вадим Крохин
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Московские левые (то есть запрещенные) поэты были люди буйного нрава, крепко выпивавшие, с чрезвычайно высоким мнением о себе. И драки случались. Лимонов мог пивной кружкой другого поэта по лбу огреть. Почему нет? Это жизнь, и он был живой человек». В Москву Лимонов приехал с первой (гражданской) женой Анной Рубинштейн, тоже сыгравшей в его жизни важную роль. Но теперь он влюбляется, и влюбляется до беспамятства. Его избранница — Елена Щапова, дочь полковника КГБ, жена богатого и известного в богемной среде художника-оформителя Виктора Щапова, любимица тусовки и по всеобщему признанию — первая красавица Москвы. Лимонов отбивает ее у мужа, и вскоре они становятся одной из самых заметных пар в городе.
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Первая жена Лимонова, Анна Моисеевна Рубинштейн, сыграла в судьбе Лимонова огромную роль — показала криминальному подростку поэзию с большой буквы, русский золотой век, то, что в СССР не печатали».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«С Леночкой они венчались в церкви в Брюсовом переулке. Я достаточно хорошо знал некоторых иностранных корреспондентов и подал им это событие так, что они пришли на свадьбу — например, господин Стивенс со своей знаменитой женой Ниной Стивенс, владелицей большой коллекции работ художников-шестидесятников. Они все происходящее снимали, потому что ситуация была редчайшая: знаменитый, но не поддержанный властями поэт женится на красавице, над ними держат венцы и все такое прочее. Советская Россия, недавно умер Сталин, а тут венчание в практически запрещенной церкви! Лимонов предстал перед нами в самодельном пиджаке, на котором из бархата была вышита его огромная монограмма Э. Л. Все это было очень интересно задумано — ведь Лимонов больше никогда в своей жизни, ни до, ни после, никакого интереса к религии не проявлял».У этого фантастического пиджака есть название — «Пиджак национального героя», в честь поэмы Лимонова «Мы — национальный герой» (1974), в которой он описывает свой будущий успех на Западе. В этом пиджаке он делает парадное фото с Еленой: он — стоит, строго глядя в объектив, она — сидит у его ног обнаженная. 10 июня 2021-го пиджак приобрел на аукционе неизвестный коллекционер — за 1,7 млн рублей.
Начало поэмы Лимонова «Мы — национальный герой»:Русский народный поэт и национальный герой
Эдуард Лимонов
и его жена-поэтесса и национальная женщина
Елена Щапова
по личному приглашению президента Французской Республики сегодня утром прибыли в Париж.
В 18 часов 30 минут по парижскому времени в Парижском муниципалитете состоялся прием в честь русского национального героя Эдуарда Лимонова и его жены Елены, воплощающей в себе национальный тип русской женщины.
ЕЛЕНА ЩАПОВА
«Он всегда считал себя избранным, поэтому его дальнейшая судьба, которую он сам себе в каком-то смысле нарисовал, — удачная попытка остаться не только в истории литературы, но и просто в истории. Лимонов всегда хотел быть — и считал себя — историческим персонажем».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«После „Национального героя“ все рты пооткрывали: что это такое Лимонов наваял, это что значит? Он правда так думает, действительно на подобное претендует? Надо сказать, что уважение к нему пришло очень поздно. Поначалу его окружение, так называемые серьезные писатели, поэты и просто люди знаковые воспринимали его так: „Ну мальчик и мальчик, причем еще и Эдуард“. Конечно, многие поступки Лимонова могут показаться эпатажем, попыткой завоевать аудиторию. Он ее и завоевывал, но вообще говоря, подобное поведение в порядке вещей для любого творческого человека. Лимонов был игроком, он часто делал эпатажные, дурацкие жесты, которые удивляли, изумляли, может быть, даже шокировали людей. Но он не какой-то тренированный делец, который выстраивает свою биографию и делает тонкие просчитанные ходы, чтобы пробиться любым способом. Свою жизнь он строил не как бизнесмен или политик. Жизнь его была самодельной и прежде всего связанной с обстоятельствами, которые ему помогали. Но всего, чего он добился, он добился заслуженно».
Бракосочетание с Еленой Щаповой, 1973 г. Фото Дмитрия СавицкогоВыше: фото из архива Бориса Гусева
После «Национального героя» все пооткрывали рты: это что такое Лимонов наваял, это что значит? Он правда так думает, действительно на подобное претендует?
лимонов И нью-йорк
1975–1980
Лимонов и Щапова приезжают в Нью-Йорк. Поначалу попадают под покровительство Александра Либермана, главы Conde Nast, но надежды Елены на карьеру модели и Эдуарда на карьеру писателя не реализуются. Щапова уходит, Лимонов переживает нервный срыв. Пишет «Эдичку» — скандальный откровенный роман об опыте жизни на социальном дне. Некоторое время работает слугой миллиардера.
Архив Бориса Гусева
ЕЛЕНА ЩАПОВА
«Ни я, ни Лимонов никогда не думали об эмиграции. Нас просто выставили, и нашего согласия никто не спросил. В те славные времена мы дружили с послом Венесуэлы Регуло Бурелли. Знаток и поклонник русской культуры, он устраивал не только фантастические приемы для официальных лиц, но и шумные праздники для художников и поэтов, не одобренных властью. КГБ пробовал заставить Лимонова работать на них, конечно же, он отказался. Платой за отказ и было наше изгнание.В первые месяцы эмиграции казалось, что мы уехали ненадолго. С собой взяли только два маленьких чемодана, в одном из них у меня лежали вечерние платья и вечерние туфли. Честно говоря, мы тогда не до конца понимали, что уезжаем навсегда, было впечатление, как будто заснули в Москве, а проснулись в Вене.В Вене все не нравилось, все чужое, немецкий язык был неприятен. На последние копейки, которые выдавал Толстовский фонд, ходили в музеи или покупали ненавистные сосиски. Время от времени Лимонов давал интервью местным журналам, но все это время было просто ожиданием визы в Италию, а потом в Америку. Все наши надежды были на Нью-Йорк».
жизнь и смерть | революция | женщины | париж | нью-йорк | москва
Из интервью Лимонова:«Я всегда был патриотом и никогда не скрывал этого. В моих милитаристских устремлениях, я считаю, нет ничего зазорного. В отличие от многих русских, попавших на Запад, я России никогда не стеснялся. Скорее, чувствовал определенный комплекс превосходства по отношению к Западу. Что же касается России, я всегда исходил из того, что мы — великая нация. Да, когда-то мы захватили земли, так уж это сделали наши деды, и я чувствую определенную гордость за мою родину, за ее историю».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Я говорю: «Эдик, ты пойми меня правильно, ты отдаешь себе отчет в том, что ты там будешь делать? Ты хорошо знаешь язык?» Он отмахивался, а видно было, что истерически боится. Хочет, но переживает, не знает ответов.Но важно понять. Трудно объяснить современным читателям, насколько опасен был ход его жизни в Советском Союзе. У него не было никакой перспективы. Он остро ощущал себя человеком, у которого совершенно нет завтрашнего дня. Он не думал: «Вот напишу книжку, пойду в издательство, они издадут, будет трудно, но я найду каких-то людей, которые за меня попросят». Ничего этого не было. С самого начала для всех было ясно, что такому человеку никакого будущего не положено в этой стране.При этом был ли он диссидентом? Нет. С другой стороны, он точно был несоветским человеком, которого система не могла терпеть никаким образом, потому что хоть он червячок маленький, но разъедает наш строй. Из-за того что он не был диссидентом и в то же время был нежеланным в этом сюжете, в этой стране, в этой идеологии и т. д., он вынужден был уехать».
Архив Бориса Гусева
ЕЛЕНА ЩАПОВА
«Лимонов был уверен, что его стихи будут публиковать в Америке. Увы, этого не произошло. Зато он устроился работать в газету, редакцию которой впоследствии поджег. Поначалу Нью-Йорк пугал: черный, дымный, с массой рекламных щитов Бродвей, прилизанные белые коттеджи миллионеров на Мэдисон, пустынная широкая Пятая авеню, у дорогих подъездов — суровые швейцары. Ну а потом стало чуть легче. Я начала работать фотомоделью. Стали чаще гулять, выходить в парк, в кино. Наши друзья приглашали в гости. Ходили на party к американской продюсерше, где могли встретить весь свет Нью-Йорка».В Нью-Йорке Эдуард Лимонов устроился в газету «Русское слово», в которой публиковал статьи, критикующие политическую систему Запада. С Еленой Щаповой они окунулись в самый центр культуры западного мира: посещали те же вечеринки, на которые ходил Энди Уорхол, бывали в легендарной Studio 54, Лимонов одевается броско, экстравагантно: расклешенные брюки, белые костюмы, широкополые шляпы. Но эта яркая жизнь продлится недолго.В 1974-м он пишет статью «Разочарование» — о том, что ждет советских эмигрантов на Западе. Два года спустя статью перепечатывает московская газета «Неделя» — Лимонова в Союзе печатают первый и последний — до 1989 года — раз. После публикации писателя увольняют из «Русского слова», в ответ он поджигает редакцию (по другим данным, поджог устроил его коллега), а затем устраивает акцию — приковывает себя наручниками к зданию газеты New York Times, требуя публикации своих статей. Бунт ни к чему не приводит: Лимонова выдавливают из журналистских кругов Нью-Йорка и вызывают на допрос в ФБР. Он остается без работы. Вскоре от него уходит Елена — яркая, скандальная женщина, ради Лимонова бросившая своего первого мужа, но никогда не перестававшая вызывать у Эдуарда жгучую ревность.
Лимонов был уверен, что его стихи будут публиковать в Америке. Увы, этого не произошло. Зато он устроился работать в газету, редакцию которой впоследствии поджег
Фото из архива Бориса Гусева
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Был еще такой случай. Лимонова вместе с Еленой как-то увидел посол одного латиноамериканского государства, причем очень важной страны, нефтедобывающей (ни больше, ни меньше). Пожилой человек, кстати говоря, пострадавший от хунты (ему отрезали кончик языка). Посольство располагалось в Москве за Центральным рынком — в роскошном дворянском старинном особняке с прекрасной мебелью и т. д. В доме был полуподвал, превращенный в танцзал с барной стойкой и т. д. Этот пожилой посол, не утративший мужских чувств, влюбился в Козлика (прозвище Елены Щаповой. — Правила жизни) и постоянно пару приглашал. При этом их постоянно разводили: вам надо в эту сторону, а вы идите сюда, господин Лимонов, там будет бар. Сразу ему подносили выпивку, что-то интересное показывали, развлекали, а девушка уходила далеко-далеко. Сама по себе ситуация была смешной, потому что Лимонов даже не представлял себе, что происходит. Но для него это была такая тренировка перед Западом — увидеть, как господа живут и как с ними общаться. Такой яркий эпизодик был».В 1975-м Лимонов впервые знакомится с Иосифом Бродским. Встречи их редки и часто случайны, об их содержании Э. Л. упоминал редко и сухо. Однако сохранились письма Бродского — в различные издательства, где он предлагает публиковать стихи Лимонова: «Почему бы вам также не напечатать Лимонова? Он, по-моему, вполне ничего: у него там не просто смехуечки, как на первый взгляд показаться может, а чего-то посерьезней». Как на самом деле два поэта относились друг к другу — так и осталось для широкой публики загадкой. Друг Лимонова Даниил Дубшин позднее писал:«В октябре 2009-го я собрался лететь в Италию. <...> Услышав про мое предстоящее путешествие, Лимонов достал потрепанный атлас Европы и, водя по бумаге пальцем, нашарил на карте итальянского сапога цель моего путешествия — городок Порденоне. Обнаружив, что это север Италии и Венеция совсем неподалеку, классик неожиданно попросил:— Если окажешься в Венеции, зайди там к Бродскому. Джозеф лежит на острове Сан-Микеле, на кладбище поэтов.— Передать от вас привет? — усмехнулся я. — Ну да. Передай привет. У меня к нему никаких... Лежит там, бедняга, в сырости».
Разочарование к Эду пришло довольно быстро. Наша нищая каморка кишела отвратительными тараканами, помощи ждать было неоткуда. Мы понимали, что так продолжаться не может
Эдуард Лимонов в США, 1977 г.Фото из архива Даниила Дубшина
Саша Соколов, Эдуард Лимонов, Алексей Цветков, Калифорния, 1980 г. Фото из архива Даниила Дубшина
Рукопись романа «Это я — Эдичка» попадает к скандальному французскому издателю Жан-Жаку Поверу, печатавшему в свое время Батая, Бретона и де Сада
ЕЛЕНА ЩАПОВА
«Разочарование к Эду пришло довольно быстро. Все его попытки опубликоваться не увенчивались успехом. Работа в газете его не устраивала. Наша нищая каморка кишела отвратительными тараканами, помощи ждать было неоткуда. Сидя друг против друга и глядя в отвратительную пустоту, мы понимали, что так больше продолжаться не может. Решение уйти было внезапным, и я ушла практически в никуда, конечно, это решение далось нелегко, Эд страдал смертельно. Но я понимала, не уйди я в этот момент, еще неизвестно, что бы могло произойти. Да, это его, конечно, разрушило. Но и возродило. Он написал прекрасную книгу, шедевр, после чего опять поверил в себя, и его жизнь в корне переменилась».Лимонов тяжело переживает происходящее, но превращает свои нищету и ненужность в дебютный скандальный роман — «Это я — Эдичка». Роман прогремит по всему миру — вызывая ужас, но вместе с тем прочно вписывая имя Лимонова в современную литературу. Но пока Лимонова не печатают, и он вынужден работать каменщиком, официантом, грузчиком, мойщиком посуды. Потом его знакомят с миллиардером Питером Спрэгом — и писатель некоторое время работает мажордомом. Четыре года спустя об этом периоде он напишет роман — «История его слуги».
ЕЛЕНА ЩАПОВА
«В Нью-Йорке он был потерян, иногда начинал сомневаться и бояться, но страх нужно было перебороть, и для этого нужны были силы. Конечно же, слабым его назвать нельзя».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Когда мы только познакомились, он выглядел подростком несмелым, неуверенным в себе, очень ранимым и боящимся будущего. Могу вспомнить вопросы, которые я часто сам себе задавал и мне задавали: «Что было бы, если бы он не уехал?» и «Почему он уехал?» Важный вопрос. Он не мечтал ни о какой эмиграции. Это не было его мечтой — «Вот бы поехать в эту Америку!» Он никогда об этом не говорил.К концу 1970-х Эдуард Лимонов понимает, что и в Нью-Йорке, как когда-то в Москве, будущего для него нет. После того как рукопись «Эдички» попадает к скандальному французскому издателю Жан-Жаку Поверу, печатавшему в свое время Батая, Бретона и де Сада, Лимонов бросает все и переезжает в Париж, чтобы в очередной раз начать новую жизнь.
лимонов И париж
1980–1991
Во Франции издан роман «Это я — Эдичка» («Русский поэт предпочитает больших негров»). Скандальный успех. Лимонов переезжает в Париж. В отличие от Нью-Йорка, здесь он быстро становится знаменитостью и органичной частью местной литературной и журналистской тусовок.
Париж, 1989 г. Фотограф Жерар Гасто
Из романа Лимонова «Торжество метафизики»:
«В нежном возрасте 15 лет я купил себе на сбереженные деньги первые гантели и с тех пор пыхтел с гантелями в различных странах мира. Они сообщали мне хорошее настроение, а мерное дыхание восстанавливало мне самочувствие и психику».
Париж, середина 1980-х. У себя дома со штангой. Фотограф Владимир Котляров-Толстый.
ЖЕРАР ГАСТО
Фотограф
«Я так и не понял, как французский издатель Жан-Жак Повер получил рукопись нищего бродяги из Нью-Йорка. Интернета еще не существовало. Ответа на этот вопрос я не нашел даже в биографии Лимонова, написанной Эммануэлем Каррером. Но спасибо Поверу, его усилиями Лимонов сделал себе имя во французском литературном мире. И еще одна деталь, которую вам стоит знать: когда Лимонов приехал в Париж, ему было 38 лет. Сегодня, в 2022-м, если тебе 38 лет, ты молод. Тогда, в 1981-м, это был стареющий мужчина».
жизнь и смерть | революция | женщины | париж | нью-йорк | москва
ТЬЕРРИ МАРИНЬЯК
Писатель, переводчик Лимонова
«В 1981-м мы с другом брали у Лимонова интервью — сразу после выхода „Это я — Эдичка“ во Франции. Человек, сбежавший из СССР, поживший в Нью-Йорке — и это в разгар холодной вoйны, — он был очень интересным для прессы персонажем. Какое впечатление он на меня произвел? Не знаю, что ответить. Мы с Эдуардом побратались немедленно. Поначалу он чувствовал себя в Париже странно, скучал по большому и страшному Нью-Йорку, но постепенно его очаровали шарм и красота города. Он быстро адаптировался, сошелся со всеми — от глав издательств до моих нищих друзей. Мы были молоды и бедны, а он — уже очень популярен».Вскоре Лимонов публикует в Париже «Подростка Савенко» (1983), годом ранее в Нью-Йорке выходит «Дневник неудачника». Он начинает сотрудничать с левой парижской газетой Liberacion. В 1983-м его, уже популярного, приглашают в Лос-Анджелес — прочитать лекцию, пообщаться с прессой. Он соглашается. Вечером его ведут в ресторан, он выпивает и просит познакомить его с девушкой, поющей на сцене. Девушку зовут Наталья Медведева. Ей 25 лет, она модель — и недавно снялась для обложки альбома Shake it Up модной группы Cars, она певица. Лимонов влюбляется незамедлительно. Вскоре они вместе летят в Париж.
Фотограф Жерар Гасто
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Парижский период Лимонова невозможно представить без Наташи Медведевой. Они вернулись из Америки вместе и быстро начали жить семьей. Наташа — очень яркая женщина, пела какие-то цыганские песни, увлекалась наркотиками. Полная противоположность Козлику».
ЖЕРАР ГАСТО
«Поначалу у Лимонова не было регулярного дохода. В первых двух парижских апартаментах, в которых я его снимал, он был субарендатором. Само собой, жил он тайно, так как субаренда запрещена. Он был человеком армейских порядков — хоть, к сожалению или к счастью, в армию его не взяли из-за проблем со зрением. Лимонов был очень дисциплинирован: каждое утро работал за старой пишущей машинкой. Поэтому принимал меня обычно уже после полудня. Его апартаменты были небольшими, скупо обставленными и всегда чистыми — как в армии. Однажды он сказал мне: „Жаль, мы не можем как следует с тобой выпить“. Я просто физически был не в состоянии выпить столько же, сколько Эдуард, — я бы оказался в госпитале в алкогольной коме. Напивался он тоже дисциплинированно, раз в месяц — остальное время он тратил на свои книги».
АЛЕКСАНДР БОРОДУЛИН
Фотограф
«Квартирку он снимал небольшую, но опрятную. У нас у всех тогда были небольшие квартирки — только Михаил Шемякин, с которым мы тесно общались, мог позволить себе жить в роскошных апартаментах. Лимонов в тот момент был одержим идеей заработать кучу денег, нанять вооруженных людей, совершить революцию. Но никаких огромных денег он, конечно, не заработал. Они с Наташей жили довольно скромно. Он сам себе готовил еду — варил суп, сам себя стриг. В какой-то момент Наташа начала неплохо зарабатывать — пела по ночам в „Распутине“, был такой ресторан. Но их отношения постоянно давали сбои. В тот момент я жил с американкой, в Париже она была топ-моделью номер один. Ее всюду приглашали, мы ходили вместе, и я брал с собой Эдуарда, вводил его в разные светские компании. Но ему не очень нравилось это все на самом деле. Он не был, что называется, party animal. Он любил гулять по улицам, и мы много гуляли.Больше всего его интересовали люди. Он говорил мне: „Посмотри на эту телку! Посмотри, какая она злая. Этим людям некуда выпустить свою злобу! Они абсолютно бесполезны, у них нет цели в жизни, им нужен лидер, который позовет их за собой“. Называл их „козье племя“. Понимал, что у этих людей нет никакого стержня. Вот позови их куда-то, дай идею — и они пойдут за тобой. Это его занимало. Он был стопроцентным революционером. Fuck the suckers, kill the fuckers, говорил он мне. Ему очень нравилась эта фраза, которую он услышал на улице.Вокруг нас в эмигрантских кругах были люди, которые пытались стать французами. Претендовали на это. Но Лимонов никогда не старался стать французом, хотя выучил язык и писал на нем статьи».
У власти стояли гнилые леваки. Мы проводили время, шляясь по улицам и напиваясь с девушками. Считалось модным презрение к левакам, панковская музыка и кокаин
ТЬЕРРИ МАРИНЬЯК
«У власти сидели гнилые леваки. Мы проводили время, шляясь по улицам, напиваясь с девушками. Считалось модным презрение к левакам, панковская музыка и кокаин».
АЛЕКСАНДР БОРОДУЛИН
«На стенах в его квартире были развешаны фотографии панков. Лимонов увлекался этой культурой. Купил книгу про панков. Он показывал мне фразу на первой странице этой книги: Everyone likes the smell of their own fart. И говорил о французах: „Несмотря на то что они играют в леваков, они все тут буржуа. И выбить из них это невозможно“. Поэтому Эдуард ушел в самую радикальную газету Парижа — L’Idiot International. Несмотря на это его продолжали публиковать в других изданиях. Он все больше зарабатывал своей журналистской деятельностью, Наташа постоянно пропадала — пела в ресторане, ходила на вечеринки. Он довольно болезненно это воспринимал. Но все равно любил ее, хотя и ясно видел ее отрицательные стороны».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Обстановка в Париже была очень специфической. Я там знавал и представителей русских аристократических фамилий, и разных партийных людей, и белую эмиграцию, и генералов, художников и так далее. Яркая, разношерстная толпа. Эта русская тусовка была сверху донизу пронизана серьезными и неприятными склоками, интригами, доносами. Все друг друга подозревали в работе на КГБ. И Лимонова в этих кругах очень не любили. Говорили о нем с презрением, высмеивали».
1986 г., Париж. Эдуард Лимонов дает интервью бельгийскому телевидению, валяясь на диване, а друг писателя, известный фотограф Жерар Гасто, его снимает.
Париж, 1980-е. Фотограф Дмитрий Савицкий
У себя дома, 1984 г. Фотограф Жерар Гасто
АЛЕКСАНДР БОРОДУЛИН
«Наташу тянуло в компании, которых Лимонов сторонился. Модельная карьера в Париже у нее не сложилась, ее часто приглашали петь. Но, по правде говоря, бедовая она была, Наташа. Все время уходила в загул, куда-то убегала, мы постоянно ее искали... Он к ней относился почти как отец. Как к безбашенной малолетке, которую все время надо откуда-то выручать. Терпел. Такие были отношения — во многом на терпении построены.Во время прогулок мы часто говорили о Лене. Мне кажется, Лена все-таки главная женщина в жизни Лимонова. Но, думаю, она его так достала в конце их отношений, что он то ли пытался сделать вид, что разлюбил, то ли победил в себе эту любовь, скажем так.Она приезжала к нему в Париж. Не помню, где была Наташа в этот момент. Лене было уже за тридцать, десять лет прошло с их эмиграции в Нью-Йорк. А выглядела по-прежнему классно. Но как-то у них уже не сложилось. У каждого были свои амбиции, которые они не могли примирить. Она — графиня, он — состоявшийся писатель. Ну и в эту его, мягко скажем, конуру ей было не с руки приезжать...»
ЖЕРАР ГАСТО
«Лимонов поражал прессу и издателей тем, что говорил громко и четко: „Советские люди, отправившиеся на Запад, должны оставить надежду на то, что их там ждут с распростертыми объятиями“. Танцор Нуриев или музыкант Ростропович — это исключения. Он усвоил этот урок в Нью-Йорке. „Запад — это не рай для бедняков“.На одной из башен кафедрального собора Нотр-Дам я сфотографировал Лимонова — за его спиной лежит Париж, видна Эйфелева башня. Этот снимок — символ успеха, которого он достиг здесь. Помню, тогда же он заявил мне с большой гордостью, что получил от французского издателя аванс для своей новой книги. Он особенно гордился тем, что денег ему дали больше, чем Уильяму Берроузу в то же время в США.Лимонов всю свою жизнь оставался хорошим сыном. На одной из вечеринок мы увидели актрису Милен Демонжо, известную и в СССР. Лимонов попросил меня сфотографировать их вместе — и это был первый раз, когда он захотел отправить фотографию своим родителям. Он хотел показать им: „Смотрите, ваш сын проводит время со знаменитостями. У меня все отлично“. Он, безусловно, был авантюристом и лидером — но где-то глубоко оставался мальчишкой, который ведет себя так, как его воспитали родители. Конечно, он бы разозлился на меня за эти слова. Но я убежден в том, что говорю».В 1987 году Лимонов получает французский паспорт и гражданство. Чтобы отметить этот день, Жерар Гасто снимает Лимонова в традиционном для Парижа головном уборе — берете, с багетом, бутылкой вина и сигаретами Les Gauloises. Но прилежного буржуа из Лимонова не получается. Вскоре он отправляется в Югославию, где разгорается гражданская вoйна.
ЖЕРАР ГАСТО
«Эдуард допустил большую ошибку — попал в кадр оператора ВВС, снимавшего репортаж, вместе с Радованом Караджичем, осматривающим Сараево через прицел автомата. С этого момента Лимонов в Париже стал персона нон-грата. Когда он снова вернулся в страну, его имя уже ничего не значило. Его больше не публиковали ни разу, его имя не появлялось в печати до выхода биографии, написанной Эммануэлем Каррером в 2011 году. Парижский период Лимонова закончился. В одной из своих книг он позднее напишет: «Годы, проведенные в Париже, вне всяких сомнений — самые счастливые в моей жизни».
Слева: после переезда в Париж, начало 1980-х.Фотограф Александр БородулинСправа: Эдуард Лимонов в своём кабинете на ул. Фадеева, 2017 г.Фотограф Даниил Дубшин
Если вы можете проснуться однажды дождливым весенним утром, полежать, подумать, послушать музыку и честно сказать себе вдруг: «А ведь я никто в этой жизни — говно и пыль», тогда на вас еще рано ставить крест. Только честно, не для людей, а для себя признаться.
Эдуард Лимонов, «Дневник неудачника»
С Натальей Медведевой у себя дома в Париже, 1983 г. Фотограф Александр Бородулин
С Натальей Медведевой, Париж, 1987 г.Фотограф Жерар Гасто
Конец 1970-х — начало 1980-х, Нью-Йорк. Фотограф Александр Бородулин
Празднование Дня нации 4 апреля 1996 г. в бункере на 2-й Фрунзенской.На фото: Алексей Цветков, партиец Цемент, Лимонов, Елена Бурова, Паук.Фотограф Лаура Ильина
В Париже, 1980-е. Фотограф Александр Бородулин
лимонов И женщины
Съемка для эротического календаря, Москва, 1994 г. Фотограф Сергей Борисов
Любовные успехи Лимонова легендарны. В любви он преуспел так же, как в литературе и политике. Он завоевывал исключительных, блестящих женщин — и терял их, успев обессмертить в стихах и прозе. Сам Лимонов прекрасно осознавал, что делает. «Они не со мной спят, они в историю входят», — говорил он. И все равно каждый разрыв переживал болезненно.
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Эдуардом двигала любовь к женщине. Любовь была для него похожа на наркотик. В любви он становился собой — как радар, который посылает лучи и принимает их отражение. Отражением своей любви к женщинам (самым разным) он жил, так Лимонов понимал, состоялся он или нет. Не успех у читателей, не уважение других литераторов, не дружба с именитыми людьми — успех у женщин! В женщинах он видел истоки своего творчества, искал и находил средства для того, чтобы жить, продолжать творить и действовать. И, надо сказать, был у женщин очень популярен».Елена Щапова (позже графиня де Карли) — по общему признанию, первая красавица богемной Москвы конца 1960-х. Ушла к бедному Лимонову от богатого человека со связями, уехала с ним в Нью-Йорк и там бросила, но еще долго оставалась его музой, вдохновив, в частности, на написание романа, который сделал его знаменитым. Позднее сделала карьеру модели, а затем вышла замуж за представителя итальянского аристократического рода де Карли.
жизнь и смерть | революция | женщины | париж | нью-йорк | москва
ЕЛЕНА ЩАПОВА
«Во-первых, я не считала себя красавицей, а во-вторых, секрет был простой — хулиган-амур, смеясь, пустил стрелу в холодное девичье сердце. Осада была довольно долгой, но неприступная крепость пала. Да и вообще, как правило, именно настырные провинциалы и добиваются своего счастья в Москве, Париже или Нью-Йорке. Столичные живут своими устоями и по своим правилам, ну а провинциалы этих правил не знают, вот и ошеломляют варварскими приемами, о которых в столицах уже давно забыли. Любовная лирика Лимонова, его непредсказуемые поступки — все это очаровывало».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Каким образом такой человек, как Лимонов — без денег, без квартиры, без связей — мог увести международного класса красотку у вполне состоятельного мужчины? Помимо прочего сестра Леночки жила в Париже и присылала ей платья от знаменитых кутюрье, которые Витя Щапов, ее муж, оплачивал. Леночка блистала! Молодая, красивая женщина, она все время ощущала на себе чужое внимание. Буквально она идет по улице, десятки людей останавливаются и обалдело открывают рты. К тому же она быстро приняла роль женщины, которая приказывает, пользуется своим положением. „Витя, поехали в Тбилиси!“ И они тут же едут в Грузию. А там за ними ходят толпы мужчин и кричат: „Эй, девушка, зачем тебе этот лысый, иди сюда!“ И такой ад Витя переживал каждый день».
Елена Щапова в Париже, 1986 г. Фотограф Жерар Гасто
ЕЛЕНА ЩАПОВА
«Однажды Лимонов приехал ко мне на дачу и весь вечер пролежал под машиной, пока к ночи не залаяли собаки и моя бабушка и Виктор не привели его, мокрого и испуганного, к нам в дом. И все это только для того, чтобы увидеть меня. Мокрый, испуганный, но добившийся своего. Поэта умыли, напоили чаем, оставили ночевать. Утром — волшебные прогулки по саду, где мы срывали не цветы, а поцелуи. Ревновал меня ко всем, даже к моей собаке. Окончательно уйти от Вити я решила после автомобильной катастрофы — я несколько дней провалялась с сотрясением мозга, а верный Лимонов не отходил от меня ни на шаг».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Когда я показал Леночке стихи Лимонова, она зашлась от восторга: „Ой, а можно с ним познакомиться?“ Совершенно нищий молодой человек, в ужасном отрепье... Лимонов потрясал не только своей поэзией. Он поселился в кустах напротив ее дачи в Малаховке. Поселился! Он там просто лежал и смотрел на окна и на двери. Когда выходила Леночка, он вскакивал и, дрожа, к ней подбегал, не знал, что говорить. Конечно, его стихи и жизнь в кустах — это было до такой степени романтично! Это сразило ее наповал. У нее были ухажеры, но другого типа — какой-нибудь самоуверенный актер Таганки или „Современника“ мог по-барски с ней разговаривать. А тут мальчик, поэт!»Наталья Медведева, уроженка плохого района Ленинграда, поразила писателя своей грубой витальностью и красотой. Он пригласил ее в Париж; роман двух исключительных людей, полный бурной любви, ссор, драмы и временных разрывов, продлился 13 лет. Много позже Лимонов напишет в Facebook: «Меня всегда раздражали боги. Наташу Медведеву раздражало ее непризнание в мире музыки. Чувствуете разницу? Ну да, любил ее, как человек — щенка. Время от времени она меня кусала. Было больно». Вскоре после расставания с Лимоновым Наталья Медведева вернулась в Москву, где продолжила музыкальную карьеру. Она умерла в 2003-м, в 44 года.
Александр Бородулин и Елена Щапова в легендарном нью-йоркском клубе Studio 54, 1970-е.
Из романа Лимонова «Укрощение тигра в Париже»
«Писатель привез дикое животное из Лос-Анджелеса. То есть тогда писатель не подозревал, что оно дикое, иначе ни за что не позволил бы себе пригласить эту здоровенную русскую кошку с широкими плечами, грудью, тронутой шрамами ожогов, с длинными ногами в постоянных синяках в свое монашеское обиталище. Увы, писатель открыл, что зверь дикий, а не домашний, слишком поздно. Когда дикое животное подошло к столу русского ресторана „Москва“ на Голливуд-бульваре, оно вело себя прилично. Только что коротко остриженное во время очередной психической атаки (о существовании психических атак писатель, разумеется, тогда не подозревал) существо со стоящей дыбом на голове белой шерсткой, в коротенькой юбочке, с телом, на две третьих состоящим из нейлоновых ног, приветливо улыбалось и смущенно басило альтом. Существо, оказывается, знало и цитировало стихи писателя. Ах, если бы писатель знал... Впрочем, все равно, наверное, пригласил бы зверя приблизиться».
Меня всегда раздражали боги. Наташу Медведеву раздражали не боги, но ее непризнание в мире музыки. Чувствуете разницу? Ну да, любил ее как человек — щенка
Из дневника Натальи Медведевой
«Очень и очень сожалею, что осталась вчера дома. Идиотка... Ему не надо моих переживаний. Я ему ничего не рассказываю. Тем более что и делиться ими неохота. Он все объяснит, разложит по полкам, разобьет вдребезги. Он хуже женщины, для которой прошлого нет. Это х***. Для меня прошлое очень много значит. Хотя я прекрасно знаю, что возвращений не бывает... Подумаешь, он сказал, две недели не пила. Вот и подумай. Сам не раз говорил, «какой трезвый, даже противно!».
Из романа Лимонова «Укрощение тигра в Париже»
«Неохотно, опаздывая, Наташка убежала наконец в кабаре, а я остался в кресле с „Одиссеей“ на коленях. Наташка утверждает, что не сексуальный акт главный фактор в отношениях женщины и мужчины. Сама, однако, после того, как я в*** ее лучше обычного, уезжает в кабаре очень неохотно, долго целуется у двери, обязательно звонит из кабаре и сообщает, как она меня любит. Покорным и нестроптивым тоном. Ангел-девочка.— Я так тебя люблю, Лимочка, даже страшно... — шепчет она в трубку. Если же в*** ее не очень хорошо, она не стесняется высказать свое презрение ядовитым замечанием и возвращается много позднее обычного. Что бы Наташка ни декларировала, процесс сексуального соприкосновения с мужским телом для нее очень важен».
Слева: Наталья Медведева, 1994 г.Фотограф Сергей Борисов.Справа сверху: с Натальей Медведевой, Париж, 1987 г.Фотограф Жерар Гасто. Справа снизу: с Натальей Медведевой.Фотограф Хайди Холлинджер.
Елизавета Блезе, дочь художника, выросла в богемной среде, была моложе Лимонова на 30 лет. Они познакомились в 1995-м и провели вместе два с половиной года. «Я был в нее искренне влюблен», — позже скажет Лимонов об этом периоде своей жизни. Елизавета помимо прочего верстала легендарную газету радикальной политической партии Лимонова. Как и Медведева, она не была склонна к обывательскому образу жизни и тоже рано умерла — в 2012-м, от последствий употребления тяжелых наркотиков.
Из книги Даниила Дубшина «Патанатомия героя»
«Наступал вечер. Мой партийный босс переключился в светский режим.— Пойдешь со мной в клуб, Данила? У меня там свидание с девкой.— Почту за удовольствие, сэр!..<***>Лиза выглядела сногсшибательно. Высокая, с «модильяниевской» шеей, аристократичные черты лица, вполне бодрая грудь при худом всем остальном. Изумительной красоты руки.
Из ЖЖ Лимонова
«Моя подруга в 1995–1998 годах Лиза Блезе, оказывается, трагически погибла где-то в конце лета — начале осени 2011 года. Предположительно от наркотиков. Ей было 39 лет. Я сутки ждал, может быть, поступят опровержения смерти. Опровержений не поступило. Отличная была девка, красивая, тонкая, сексуальная, своенравная. И талантливая. Рост 177 см, в стиле красавиц 1920-х годов, типажей художницы Тамары Лемпицкой».
Фото из архива Бориса Гусева
Женщин в жизни Лимонова было много. Французская графиня Жаклин де Гито, московская старшеклассница Анастасия Лысогор, которой на момент знакомства с Лимоновым в 1998-м было шестнадцать и которая позже скажет о нем: «Очень пи*** человек, просто выше всех остальных — почти как бог». Известная актриса Юлия Волкова, в браке с которой у Лимонова родилось двое детей. Всех этих женщин он так или иначе увековечил.
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Бывало, что женщины, особенно во второй половине его жизни, соединялись с ним, приходили к нему, любили его, потому что думали: „О, знаменитый человек, вероятно, он будет богат!“ Я присутствовал при его первой встрече с Волковой — было интересно на них смотреть, потому что это было как в кино. Увы, эти дамы сильно ошибались. Лимонов абсолютно не интересовался деньгами. У него не было своего имущества, и даже рукописи он оставлял на съемных квартирах, не заботясь о том, чтобы их сохранить».Последней любовью Лимонова стала таинственная Фифи, втрое его моложе. Пара не придавала свой роман огласке, боясь, что эта связь может повредить карьере Фифи. Ей посвящено множество поздних стихов Лимонова — в частности, сборник стихотворений «К Фифи». На обложке первого издания — ее фотография. Фифи и Лимонов были вместе до самой его смерти.
ФИФИ
«Мне было лет 13-14, моя интеллигентнейшая мама читала Лимонова, и я заметила как-то, что, закончив читать, она вставала на стул и убирала книгу высоко на стеллаж. И конечно, как только представилась возможность, я достала книгу и прочитала ее, это был роман „Это я — Эдичка“. Был шок. Но суть я уловила — отчаянный вопль человека о внимании и любви. Я это запомнила. Гораздо позднее, в 2008 году, когда я переживала свою личную драму, я вспомнила об этой книге, перечитала ее так, будто лекарство приняла, и подсела на Л. Прочитала все книги, которые смогла достать. И когда книги кончились, я подписалась на ЖЖ. Тогда еще комментарии у Л в ЖЖ не были закрыты, оставила под одним из постов комментарий, что, мол, вот было бы здорово познакомиться. Л написал мне личное сообщение прямо там, в ЖЖ, — ему понравилась моя аватарка — дал свой номер и имейл, списались и встретились. Я купила на первую встречу с ним бутылку хорошего французского вина, прочла где-то, что он такое любит.Вместе мы не жили постоянно, обычно мы проводили время с вечера пятницы до утра понедельника — Л писал мне в четверг: „Фифи, приближается уик-энд, какие у нас планы, когда появишься?“ Иногда договаривались встретиться в середине недели — „поужинать“ называлось у нас. Праздники тоже вместе — это и 10 дней новогодних праздников, и 5-6 дней майских и так далее. Не надоедали друг другу и за 10 дней, но все-таки жить вместе никогда не хотели. На его день рождения 22 февраля я всегда брала выходной на работе. Каждая встреча — это свидание. Никакого быта, никаких забот совместной жизни, никаких проблем. Постель, кино, шампанское, гуляли по городу, ходили в любимый ресторан в Трехпрудном. Праздничные встречи».
Фотосессия с Фифи для русского издания Rolling Stone. Фотограф Иван Куринной
Из электронного письма Лимонова:
«Пришел, обнаружил твое письмо, Фифи, и очень возрадовался. В нем есть:1. Замечательная драматическая сцена, bloody Fifi (она же bloody Mary) перед зеркалом, голая. Туфли-то на тебе уже были? Ты могла бы быть душераздирающим писателем, Фифи, а может, ты и есть, только стесняешься, помимо того, кто ты есть. От сцены пахнет Кристиан Диор, желанием и кровью. Порезы-то не серьезные, надеюсь?2. Неподражаемое, между прочим, через плечо, уже на выходе (поворот головы в двери): „да, еще забыла тебе сказать, что мне не хочется других мужчин“. О, я горд, конечно, что ты предпочитаешь меня, я серьезно. Дорогого стоит, поскольку исходит от тебя. Это о тебе, уверен, режиссер Феллини сказал: „Для мужчины женщина, любящая секс, — существо необычайно притягательное“. Так что воспринимаю твое между прочим, в двери, замечание как авторитетное суждение высококвалифицированного эксперта.3. Теперь я знаю, какие духи тебе дарить. Жду тебя, darling, Love. Li».
Анастасия Лысогор, которой на момент знакомства с Лимоновым было шестнадцать, позже скажет о нем: «Очень пи*** человек, просто выше всех остальных — почти как бог»
С Елизаветой БлезеФотограф Даниил Дубшин
С Екатериной Волковой. Фотограф Лаура Ильина
Анастасия Лысогор. Фотограф Даниил Дубшин
лимонов И революция
Когда в Советском Союзе начинается перестройка, Лимонов преображается. Он довольно известный парижский писатель, у него все хорошо. Вместо того чтобы наслаждаться достигнутым, он ругает всеобщего любимца Горбачева и объясняет со страниц французской прессы любому иностранцу, который хочет слушать, что реформаторы позорят СССР и что его отец, офицер НКВД, этого не одобрил бы. Парижские знакомые недоумевают — что это, эпатаж? Убеждения? Не сошел ли сher Эдуард с ума? Лимонову уже все равно: он идет в политику.
Он возвращается в Россию.
ТЬЕРРИ МАРИНЬЯК
Из романа Лимонова «Дневник неудачника»:«Я мечтаю о диком восстании, я ношу разино-пугачевского типа восстание в сердце — потому не быть мне Набоковым, не собирать мне с оголенными старческими волосатыми англоязычными ногами бабочек на лугу».
«Эдуард всегда мечтал влиять на свою эпоху. Он, например, хотел в 1985-м взять интервью для французского журнала у Муаммара Каддафи. Потом бросил эту идею, сказал: „Не могу, моя биография слишком напоминает легенду шпиона“. Это видно уже в его ранних стихах: его тянуло к истории. В Париже его исключили из всех тусовок и отовсюду выгнали. Но ему было уже по барабану».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
жизнь и смерть | революция | женщины | париж | нью-йорк | москва
«Политиком он стал из чисто художественных побуждений. Это картинка. Никаким политиком он, конечно, не был, и партия его — никакая не партия. Это развлекательное. Знаете, у Петра Первого были потешные полки, потешные флоты. Нечто в этом роде. Вся эта затея мимикрировала под политику, но на самом деле была чисто хеппенингом. Все его так называемые партийцы были милые молодые люди, мальчики, очарованные свободным человеком, который открыто говорил, что думает. Игра в партию была замечательной театрально-цирковой затеей».
Сергей БЕЛЯК
Юрист, музыкант, фотограф
«Во второй половине жизни он воспринимал себя в первую очередь как политика и только потом как писателя. И обижался, когда ему говорили, что он плохой политик, но хороший писатель. Его это раздражало. Он и так знал, что он хороший писатель, и прекрасно понимал, что останется в истории литературы. Ему хотелось остаться еще и в истории страны, в роли героя, политика, бунтаря. Он радовался всякий раз, когда говорили „политик Лимонов“, ему это льстило».
Фото из архива Бориса Гусева
СЕРГЕЙ АКСЕНОВ
Журналист, политический активист
«Мне кажется, что когда Лимонов приехал в Россию — вернулся из Франции, уже занялся политикой, начал строить партию — инерция еще сохранялась, и тот парижский мир, более легкий, не такой сумрачный, его еще держал. Он оставался западным человеком, хотя и хорошо понимал Россию. Потом политика — нападeния, арест, угроза большого срока — показали ему предельную серьезность здешней жизни. Он понял, что это не прогулка, и посерьезнел. Он как бы опять стал русским, сбросил парижский флер, вспомнил, что почем здесь, в ледяной нашей стране. Литература в тот момент была той вершиной, которую он уже покорил. Не было ничего такого, чего бы он в литературе не мог. А вот в политике еще были вызовы и цели, которых он не достиг».Лимонов начинает как политический журналист, сотрудничает с одиозными политиками — Анпиловым, Жириновским, — потом создает свою собственную радикальную партию. На шестом десятке он впервые попадает на вoйну — о чем всегда мечтал. Он ездит — сначала как военный корреспондент, потом как доброволец — в горячие точки, причем к тем, кого мировое сообщество считает неприкасаемыми: к сербам в бывшую Югославию, в Абхазию, в Приднестровье. В 1993-м он оказывается в числе защитников Верховного Совета и только по счастливой случайности не получает пулю при неудачном штурме телецентра в Останкино.
ВЛАДИСЛАВ ШУРЫГИН
Публицист, военный корреспондент
«Он был хорошим солдатом. Конечно, в книгах он себя всегда представлял командиром и, наверное, вполне мог бы им быть. Но в Приднестровье он был солдатом: шел, когда говорили „иди“, стоял, когда говорили „стой“. Ел что было и спал там, где можно было заснуть. Тех, кто его узнавал, это сбивало с толку, потому что от него ждали звездности, писательства, бурлеска, а обнаруживали невысокого человека в мотоциклетной куртке, с мальчишеской рокерской стрижкой, в дымчатых очках, с автоматом. Нам выдали два автомата, под роспись, потому что охрану выделить не могли, а так мы по крайней мере могли себя защитить. Есть фотография, где Лимонов сидит с этим своим калашниковым, и видно, что он гордится тем, что это его автомат, что он у него в руках».Лимонова вдохновляют люди, которых он встречает на вoйне, — легендарный сербский полевой командир Аркан, приднестровский комбат Костенко, президент непризнанной Республики Сербской Радован Караджич, позже приговоренный Гаагским трибуналом к пожизненному заключению. У еще одного знаменитого командира, «короля наемников» Боба Денара, он в свое время брал интервью. Лимонов решает развязать собственную локальную вoйну. Сначала он с несколькими членами своей партии пробует присоединиться к восстанию в казахском Семипалатинске, а когда оно не удается, решает поднять новое. В 2001 году его и еще семь человек арестовывают на Алтае и вскоре предъявляют обвинения в незаконном обороте оружия, терроризме и подготовке государственного переворота.
Фото из архива Бориса Гусева
ВЛАДИСЛАВ ШУРЫГИН
«Мог бы Лимонов стать полевым командиром? Да, безусловно, мог. Он, собственно говоря, и был им. Он не отправлял людей подрывать танки, но он отправлял людей в протест, в тюрьмы. Акции, которые он организовывал, — его люди заранее знали, на что идут, как те ребята, которые с гранатами бросались под танки. Знали, что будет задержание, суд, срок. И он управлял своей партией, как полевой командир управляет отрядом. Думаю, будь он на 15 лет моложе, он мог бы на Донбассе стать по крайней мере командиром отряда».
КИРИЛЛ ОХАПКИН
Художник
«В 1997 году, в мае, группа во главе с Лимоновым совершила сумасшедший и совершенно авантюрный вояж по Средней Азии. Поводом было намечавшееся восстание казаков. Но ничего не случилось — нас задержали и выдворили в Узбекистан. Позже мы поняли, по какой тонкой ниточке ходили — как говорил персонаж из фильма «ТАСС уполномочен заявить», «исчезновение человека на этом континенте — дело малодраматическое». Было принято решение пробиваться к своим — в Таджикистан, в 201-ю дивизию ВС России. На электричках, группами по двое, по трое, мы добрались до Душанбе. В дивизии нас приняли радушно, хотя и не без удивления. Потом был марш-бросок по заставам погранотряда. Месяц в Азии! Горы, перевалы... По результатам похода Лимонов написал свою книгу «Анатомия героя».
ТЬЕРРИ МАРИНЬЯК
«У Лимонова была такая фантазия — пригласить старого наемника Боба Денара в „Конгресс горячих точек“. Я сказал ему, что Денар — старая развалина, только освободился из тюрьмы, и что у него уже можно было заметить первые признаки Альцгеймера. Эдуард меня не слушал. Меня задержали в Шереметьеве, нашли письмо Лимонова к Денару. Чепуха и цирк — Денара российские спецслужбы знали уже давно, воевали с ним в Африке. Просто не дали бы ему визу, да и все. Но Лимонова уже тогда решили сажать, и всякое лыко было в строку. Когда я месяца через три вернулся в Россию, Лимонов был уже за решеткой».
Он был хорошим солдатом. Конечно, в книгах он себя всегда представлял командиром и, наверное, вполне мог бы им быть. Но в Приднестровье он был солдатом: шел, когда говорили «иди», стоял, когда говорили «стой»
СЕРГЕЙ АКСЕНОВ
«Алтайская история делится на две части — до ареста и после ареста. До — он был одухотворен. Вдохновение, надежда, ощущение, что это правильный путь. Политическое творчество. И тяжелая серьезность после. В момент ареста, когда было понятно, что мы на краю пропасти и что если захотят, то могут пристрелить без суда и следствия, Лимонов знал, что нужно держать голову высоко и произносить правильные слова — чтобы держаться самому и чтобы давать пример тем, кто рядом. Он стал сильнее, не сломался. В общем-то мы не надеялись, что с этой истории удастся соскочить с минимальными потерями». Прокурор просит для Лимонова 14 лет тюрьмы — огромный срок. Лимонов встречает эту новость стоически. Первые 15 месяцев он проводит в Лефортово. Ему разрешают работать и даже выделяют отдельную камеру, нечто вроде кабинета. В этой камере он напишет четыре книги. Адвокатам удается снять обвинения в подготовке государственного переворота и терроризме, Лимонов осужден только за незаконное хранение оружия на четыре года. В колонии он проведет всего несколько месяцев и вскоре, с учетом срока, уже отбытого во время следствия, выйдет по УДО.
Сергей БЕЛЯК
«Лимонов воспринимал происходящее стойко, мужественно, вел себя достойно и в тюрьме, и потом в лагере. Не показывал, что его пугает большой срок. Когда его освободили, он, конечно, радовался — он думал, что умрет в тюрьме и уже ничего не напишет. Как адвокат, я лучше понимал, чем ему грозит обвинение в терроризме, в создании незаконного вооруженного формирования, в призывах к свержению государственного строя. Лимонов меня успокаивал: „Не переживай, я уже полубронзовый, с мной уже ничего не случится“. Была осень 2001 года. Ему предъявили обвинение в терроризме. Тут случился теракт в Нью-Йорке. Все совпало. Его не отпустили под домашний арест, под подписку о невыезде».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«В тюрьму он попал потому, что хотел попасть. Попасть в тюрьму — это и был его план. Я его спрашивал когда-то, еще до тюрьмы, когда он только начал сколачивать свою партию: «Эд, ну а что дальше?» Он задумался и сказал: «Ну как что дальше — дальше или помереть надо, или самоубийство, или тюрьма».
Суд в Саратове, вынесение приговора, 15.04.2003 г. Фотограф Лаура Ильина
Предвыборный плакат в рабочем поселке Ворсма в Нижегородской области, 2002 г. Фото Николай Мошков
На судебном процессе в Саратове, 2002 г. Фотограф Игорь Чижов
Основной объект творчества Лимонова — он сам. Он главный герой всех своих произведений, всех романов. Этот герой не мог не пройти вoйну, тюрьму, суму
Сергей БЕЛЯК
Из интервью Лимонова «Коммерсанту»:«Не бойтесь тюрьмы. В тюрьме можно выжить. Всюду люди живут. Главное — не испугаться. Бьют, конечно, на следствии, но бьют недолго, дня три. Кто эти три дня выдержит, станет жить потом достойным человеком. К достойному человеку в тюрьме серьезно относятся серьезные люди. Выжить можно».
«Первое время — он мне это говорил по секрету — Лимонов опасался, что к нему плохо отнесутся в общих камерах в связи с известным эпизодом из романа „Это я — Эдичка“. Успокоился он, когда один саратовский криминальный авторитет, бандит Цыганов, сказал ему: „Эдуард, мы тебя уважаем, ценим, я читал твои книги“. Лимонов говорит: „Что, все читал? Ну и как?“ — „Нормально, ты писатель“. Впрямую они вопрос не обсуждали, но все было понятно. Это было как карт-бланш, разрешение, индульгенция. Мол, не волнуйся, живи, мы тебя оцениваем по поступкам, а не потому, что и где ты писал».
ВЛАДИСЛАВ ШУРЫГИН
«Основной объект творчества Лимонова — он сам. Он главный герой всех своих произведений, всех романов. Этот герой не мог не пройти вoйну, тюрьму, суму. Его громадное отличие от тысяч других, взявшихся за перо, в том, что он свои университеты проходил совершенно искренне, отвечая своей шкурой, своей судьбой. От Нью-Йорка до Приднестровья — все это была его жизнь. И прежде всего ему было важно выстроить себя, проверить себя и убедиться в том, что он именно тот герой, о котором пишет. И, в общем-то, экзамен он выдержал. Стал своим героем».
На следующий день после освобождения из тюрьмы, 2003 г. Фотограф Сергей Пономарев
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ
После всех своих странствий — голода и нищеты в Нью-Йорке, после богемного Парижа, горячих точек, Средней Азии, Алтая, тюрьмы — Эдуард Лимонов возвращается в Москву. Он будет жить в этом городе, писать новые книги, заниматься политикой, влюбляться в новых женщин, но уже не уедет — никогда.
Фотограф Сергей Беляк
СЕРГЕЙ АКСЕНОВ
«У Лимонова, как мне кажется, не было ограничителя. Он всегда, на каждом этапе своей жизни, открывал новые возможности. Цель взята? Значит, должна появиться следующая. Он говорил: «Я питаюсь новым». Он был очень талантливый, и ему не требовалось пять лет, чтобы понять какую-то банальность. Он все осваивал быстро, а дальше ему было уже неинтересно, требовались новые вызовы. Но он никогда себя не насиловал. Он был упорный и упрямый. Если у него что-то не получалось, он мог себя заставить, но ему не нужно было мучить себя годами. Неделя напряжения, две — и задача решена. Безусловно, когда нужно было, он мог быть и холодным, и расчетливым. Но и наоборот — он мог благодаря чрезвычайно развитой интуиции и таланту увидеть нечто важное напрямую, мимо всяких расчетов.
жизнь и смерть | революция | женщины | париж | нью-йорк | москва
Из записи в Facebook Эдуарда Лимонова, о Триумфальной площади:«Из расхристаной ветренной площади, ей бы флагами швыряться, соорудили чайную комнату с хохломой из сервиза. Это ж надо так испохабить суть площади... Вообще, город стал невыносим, как буржуазная квартира: слоники, скатерочки. Многим нравится, — ничего удивительного — идиотов всегда большинство».
Сергей БЕЛЯК
«Слово „интеллигент“ он никогда не употреблял — в отношении себя, по крайней мере. Он был хулиган, интеллектуал с энциклопедическими знаниями и острым умом. Безусловно, очень интересный человек, но не интеллигент точно. Таким он себя не считал. Наоборот, он себя считал хулиганом, плохим человеком. Он это подчеркивал — пусть с насмешкой, иронично, но тем не менее он никогда не говорил „я положительный герой“. Он всегда объявлял себя отрицательным героем».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Его карьера привела к тому, что он пресытился писательством и решил устроить себе некий театр жизни: поездить по миру, пострелять, оказаться в острых ситуациях. Помню, еще в Москве однажды влетает Лимонов, какой-то раскрасневшийся, в мятом костюме, и рассказывает, задыхаясь от восторга: „Представляете, иду по улице, вижу, кого-то бьют, ну я и влетел в драку! Зачем? Ну как зачем, это же острые ощущения!“ Гений и злодейство, конечно, несовместны. Но здесь не злодейство, здесь переживание».
владимир ЛИНДЕРМАН
Журналист, политический активист
«Лимонов очень осознанно строил свою жизнь. Что вовсе не отменяет природную силу. Говоря его же словами, это был рациональный бунт — стихия бунта была подчинена разуму. Лимонов-персонаж, конечно, не был копией Лимонова-человека. Лимонов-человек был мудрее, скажем так».
Архив Бориса Гусева
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Сам Лимонов тяжело переживал свою обыкновенность. Уже прославившись, он в одной из книг попытался создать себе — выдуманную, конечно, — родословную, происхождение от некоего графа. Это его занимало: почему он такой умный, такой талантливый, такой знаменитый, происходит от совершенно обыкновенных родителей, ничем не блиставших».
ВЛАДИСЛАВ ШУРЫГИН
«Думаю, прежде всего им двигало желание осуществиться. В своих произведениях он был сверхчеловеком. И это нормально — он избрал героем творчества самую сложную субстанцию, самого себя. Чтобы стать своим героем, ему требовалось превратиться в ту личность, о которой можно было писать. Сделав себя объектом исследований, нельзя жить как обыватель, потому что про жизнь обывателя нельзя написать полтора или два десятка романов. Внутреннего мира, даже огромного, для такого мало — нужно действие, и прямое действие».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Многие шаги, на которые Лимонов шел осознанно, хорошо их продумав, были абсолютно для окружающих неприемлемы. Иногда он делал такое, что все любящие его разевали рты. А он считал, что так и надо было: «Я свободный человек! Вы говорите, что так делать нельзя? Вот именно потому что нельзя, я возьму и сделаю!»
Сергей БЕЛЯК
«Лимонов не подпускал людей близко. Я думаю, что это была форма защиты. Многие воспринимали такое поведение как холодность, но мне кажется, он просто опасался, что собеседник вдруг окажется дураком. Дураков и людей невежественных он терпеть не мог. По большей части это касалось журналистов и музыкантов — он считал, что они люди примитивные, живущие только творческими порывами».
Архив Бориса Гусева
ТЬЕРРИ МАРИНЬЯК
«Театральность? Театральными были его юмор и гениальный пиар. А сам он был на сто процентов искренний и на сто процентов настоящий в своей уникальной судьбе. Остальное — это тактика бойца. Был ли он тщеславен? Нет, он был горд. Есть разница».
ВЛАДИСЛАВ ШУРЫГИН
«Помимо Лимонова-человека и Лимонова-персонажа был еще третий — в нем всегда сидел писатель, на все смотревший со стороны. Занимался ли Лимон любовью с очередной пассией, шел ли по пыльной дороге вдоль Днестра или сидел в камере, о чем-то размышляя, — этот третий всегда присутствовал и, отпуская своего героя в жизненные университеты, всегда потом призывал его к ответу. А дальше убирал эту личность в ящик, в сейф, и садился ее описывать».
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«У него был один идол, которого он боялся. Он боялся смерти. Очень сильно! Причем было видно, что это подсознательный, почти истерический страх: „Как же я могу умереть? Я ведь столько всего сделал, придумал, видел. И все это раз — и провалится в какую-то дыру?“ Когда ему было лет сорок, он написал, что пятидесятилетних нужно уничтожать. А потом дожил и до пятидесяти, и до семидесяти, и я каждый раз спрашивал у него: „Ну, что дальше?“ Он боялся смерти и старости как входа в смерть».
ВЛАДИСЛАВ ШУРЫГИН
«Думаю, больше всего он боялся дряхлости. Боялся постареть, боялся старости, ветхости. Не лет как таковых — у него была прекрасная физиология, он был сухой, поджарый, до конца жизни сохранял свою мужскую силу и стать. Больше всего он боялся дожить до момента, когда станет дряхлым. И с собой дряхлым он вел, наверное, самую беспощадную вoйну. Не в спортивных залах — на это ему было вообще плевать — а в том смысле, что не разрешал себе внутренне погружаться в свой возраст. Поэтому, наверное, он так стойко выносил все испытания, которые ему выпадали, — рассматривал их как спасение от ветхости».
Митинг на Триумфальной площади 31 мая 2010 г.Фотограф Лаура Ильина
ЕЛЕНА ЩАПОВА
«Может быть, единственное, чего он боялся, — это забвения».
ФИФИ
«Лимонов хотел жить долго, победить. Рак он воспринял как врага, которого нужно убить, и так с ним и вел себя. Люди, которые говорят, что ему нужно было уехать умирать в Индию или что-нибудь еще сделать ради жеста, ради смерти не на больничной постели, не понимают, что он сражался с врагом до конца. Ни разу не потерял мужества, успокаивал меня, шутил — у меня есть его письма о состоянии здоровья, шутливые по тону, но по содержанию страшные. Он не подводил итогов, потому что хотел победить, выжить и подвести их как-нибудь потом, лет через двадцать».
СЕРГЕЙ АКСЕНОВ
«Что касается страха, то он ничего не боялся и совершенно точно не хотел бояться. Ему был свойственен страх в какие-то моменты, как и любому другому человеку, но он хорошо понимал, что, во-первых, не имеет права обнаружить его в глазах других людей, в особенности тех, кого ведет за собой, а во-вторых, что надо держаться».Эдуард Лимонов родился 22 февраля 1943 года и умер 17 марта 2020 года. Написал двадцать романов, тридцать документальных работ, десять сборников биографий, двенадцать стихотворных сборников. В 1998 году он оставил подробные инструкции о том, как его хоронить. Погребальный костер на высоком берегу русской реки, последний салют, горящий плот на воде, череп, пробитый молотком, чтобы выпустить душу наружу: «Я ненавижу могилу, эту мерзкую яму и с-ырость... Солнечный человек, я требую от моих последователей ни в коем случае не предавать мое тело земле». В 2020-м его похоронили в Москве, на Троекуровском кладбище.
С отцом Александром Перминовым, известным как «байкер-батюшка»
Санаторий «Сосновый бор» под Кировом, 1994 г. Фотограф Даниил Дубшин
Последняя фотография Лимонова, 29 февраля 2020 г. Фотограф Даниил Дубшин
АНАТОЛИЙ БРУСИЛОВСКИЙ
«Во второй половине жизни он стал уверенным, к нему пришло ощущение, что он все делает как надо. У меня есть гостевая книга моей студии, там сейчас уже около тысячи авторов. Лимонов эту книгу начинал. Там в начале есть его старые записи: „Я люблю Елену“, „Мой круг общения“. Много позже, три десятка лет спустя, он написал в этой книге: „Все было верно, все делал как надо“. Конечно, он думал о своей биографии. Конструировал ее, моделировал. В Лимонове есть очень много от Че Гевары — по типу — и от Артюра Рембо. Рембо — молодой красавец, совершенно простой, нищий даже, приезжает в Париж, в кафе знакомится с Верленом, становится его любовником. А потом, уже будучи классиком французской литературы, все бросает и уезжает в Африку. Надо рассматривать Лимонова с этих высот — как человека, который стоит выше привычных для нас стандартов личности. Это судьба многих талантливых людей. Так у них получается».
Сергей БЕЛЯК
«Своих взглядов он никогда не менял. Как был противником государственных институтов, сторонником разрушения школ и тюрем, сторонником революций, так и остался. Куда ему было эволюционировать — в буржуа?»
ВЛАДИСЛАВ ШУРЫГИН
«Все путешествия были нужны Лимонову, чтобы понять, кто он на самом деле. Окраины Харькова, где он рос, дно Нью-Йорка, Париж, Югославия, Приднестровье — всюду он кидался, как в бассейн, и оставался живым, вероятно, только потому, что вызывал у людей растерянность — что делает этот человек, почему он так себя ведет? Почему не боится? Например, на вoйне ты не можешь быть искусственным, ты не можешь притворяться. На вoйне человек становится собой чрезвычайно быстро, люди там чувствуют, кто есть кто, и прежде всего человек понимает это сам о себе. Лимонову было очень важно понять, кто он. Это был путь постижения самого себя, такое бусидо, которое он сам для себя писал».
СЕРГЕЙ АКСЕНОВ
«Он писал о себе: „Я славолюбив“. На мой взгляд, это был его главный мотив. Другое дело, что он никогда не стал бы ради славы делать, например, какую-то подлость. В политике, собственно, сложно не быть подлым, обычно выигрывают подлецы. Лимонов же считал, что он должен заслужить свою славу. Он любил славу, хотел славы, но понимал, что ее нужно заслужить честно — в первую очередь честно перед самим собой, — а не схитрив, кого-то обманув. Он хотел достичь славы по-настоящему. И достиг». ≠
Всюду он кидался, как в бассейн, и оставался живым, вероятно, только потому, что вызывал у людей растерянность — что делает этот человек, почему он так себя ведет? Почему не боится?
{"width":1120,"column_width":75,"columns_n":12,"gutter":20,"line":20}defaulttrue9601120falsefalsefalse[object Object]{"mode":"page","transition_type":"slide","transition_direction":"horizontal","transition_look":"belt","slides_form":{}}{"css":".editor {font-family: ESQDiadema; font-size: 16px; font-weight: normal; line-height: 24px;}"}[{"caption":"Oswald","name":"Oswald","styles":{"Extra Light":"200, normal","Light":"300, normal","Regular":"400, normal","Medium":"500, normal","Semibold":"600, normal","Bold":"700, normal"}},{"caption":"Raleway","name":"Raleway","styles":{"Thin":"100, normal","Extra Light":"200, normal","Light":"300, normal","Regular":"400, normal","Medium":"500, normal","Semibold":"600, normal","Bold":"700, normal","Extra Bold":"800, normal","Black":"900, normal","Thin Italic":"100, italic","Extra Light Italic":"200, italic","Light Italic":"300, italic","Italic":"400, italic","Medium Italic":"500, italic","Semibold Italic":"600, italic","Bold Italic":"700, italic","Extra Bold Italic":"800, italic","Black Italic":"900, italic"}},{"caption":"Jost","name":"Jost","styles":{"Thin":"100, normal","Extra Light":"200, normal","Light":"300, normal","Regular":"400, normal","Medium":"500, normal","Semibold":"600, normal","Bold":"700, normal","Extra Bold":"800, normal","Black":"900, normal","Thin Italic":"100, italic","Extra Light Italic":"200, italic","Light Italic":"300, italic","Italic":"400, italic","Medium Italic":"500, italic","Semibold Italic":"600, italic","Bold Italic":"700, italic","Extra Bold Italic":"800, italic","Black Italic":"900, italic"}}]https://fonts.googleapis.com/css2?family=Oswald:wght@200;300;400;500;600;700&family=Raleway:ital,wght@0,100;0,200;0,300;0,400;0,500;0,600;0,700;0,800;0,900;1,100;1,200;1,300;1,400;1,500;1,600;1,700;1,800;1,900&family=Jost:ital,wght@0,100;0,200;0,300;0,400;0,500;0,600;0,700;0,800;0,900;1,100;1,200;1,300;1,400;1,500;1,600;1,700;1,800;1,900