Во время войны немецко-фашистские войска не дошли до Рыбинска. Но вот вражеская авиация бомбила город часто и ожесточенно. Главным объектом бомбардировок была Рыбинская ГЭС. Хотя в начале войны водохранилище ещё не заполнилось и ГЭС не работала в полную силу, но она уже давала электричество и освещала Москву. Вторым, по значимости был 20-й завод, выпускающий авиационные двигатели. Третьим объектом была железная дорога, по которой на фронт шли боеприпасы. И наконец — склады древесины на берегу Волги. Интересно, что первые три объекта сохранили своё значение. Когда наши заклятые друзья — янки рассекретили свои последние планы ядерной бомбардировки, то оказалось, что эта тройка снова является объектом бомбардировки. На Рыбинск янки планировали три ядерные боеголовки: на ГЭС, на 20-й завод по 30кТ и на базу с армейскими боеприпасами 120кТ. В этом мире ничего не меняется, кроме наших врагов.
Однажды ночью немецкий бомбардировщик пытался пробиться к ГЭСу по руслу сначала Волги, а потом Шексны. Однако, с обоих берегов Шексны с Васильевского и Петровского самолет встретили пулемётным огнём. Чтобы избежать гибели, немец сбросил свою бомбу в устье Шексны, а сам взмыл вверх. Бомба была всего одна, но видимо очень крупного калибра. Взрыв был ужасен. Волга и Шексна от берега до берега покраснели от плавников всплывшей оглушённой рыбы. И даже берег был покрыт глушенной рыбой на метр от воды. Сейчас такое изобилие рыбы представить трудно, но, как говорится: «Раньше всё было больше, ширше и глубже!», да и своё имя Рыбинск получил не просто так. Несмотря на то, что отбоя воздушной тревоги не было, массы народы выбежали на берег с корзинами собирать рыбу, а те, у кого были лодки, выплыли на реку и закидывали рыбу прямо в лодки, до самых бортов.
Кроме пулемётов электростанцию прикрывали батареи зенитных пушек, располагавшиеся на дамбе. Отец рассказывал, что 8 пушек разом поворачивались одним человеком. Нигде в специальной литературе я не встретил никакого упоминания о таких батареях. Возможно, это было ошибочное впечатление мальчишки, на которого пушки производили потрясающее впечатление. Боевые расчеты на этих батареях сплошь состояли из молоденьких восемнадцатилетних девчонок—зенитчиц, при которых был только один мужик в летах, то ли командир, то ли ремонтник. В отсутствии мужчин, зенитчицы вовсю заигрывали с местными мальчишками. Впрочем, мальчишкам по 13-14 лет они казались взрослыми женщинами и зенитки были гораздо интереснее зенитчиц.
— Тетенька, можно я за ручки у пушки подержусь?
— Чё ты её про ручки спрашиваешь? Просись за титьки подержаться. Наверняка даст.— это уже реплика мужика-ремонтника.
Что касается бомбардировок 20-го завода, то в Рыбинске стойко держится следующая легенда. Дело в том, что дворец культуры «Авиатор» строился немцами перед самой войной. Его странная форма, якобы, сверху изображала крыло самолёта. Немецкие бомбардировщики, летевшие вдоль Волги, увидев такое «крыло», должны были разворачиваться на бомбардировку завода. Правда ли это, сказать трудно, но форма здания действительно напоминает крыло самолёта с одним двигателем. Один из первых читателей этого рассказа написал в комментарии "В моем родном городе Горьком в конце тридцатых немцы тоже построили здание поликлиники в виде свастики. Ого должно было наводить немецкие бомбардировщики на Автозавод "ГАЗ". Видимо, это всё-таки не легенда и такая практика имела место быть.
Ещё я помню, как по Волге с севера сплавляли громадные плоты из брёвен. И если на ГЭС немецкие самолёты несли крупнокалиберные фугасные бомбы, то лесосклады на Волге бомбили россыпью мелких зажигательных бомб. Вопреки устоявшемуся мнению о «немецком» качестве значительная часть «зажигалок» не срабатывало. Серьёзных пожаров немецкие бомбардировки так и не вызвали. Рыбинские мальчишки развлекались тем, что сжигали эти несработавшие бомбы в кострах. Учитывая, что температура горения термита порядка 3000 градусов по Цельсию, развлечение было очень опасным. Взрослые естественно пытались это пресечь. А потом передумали и стали использовать это развлечение для тренировки ястребков. То есть ястребки должны были выхватывать горящие «зажигалки» щипцами и закидывать их в ящики с песком. Ястребков во время войны легко было узнать по отсутствию ресниц, бровей, а иногда и волос. Всё это осыпалось от высокой температуры.
Отец вспоминал, как однажды вечером к ним в гости приехал дальний родственник, а вслед за этим начался авианалет.
— Ну, это они на ГЭс полетели! — заявила мать.
— Нет,— ответил приехавший родственник — это они по мою душу прилетели.
— Да зачем ты им нужен?
— Ну не я сам, а эшелон с боеприпасами, который я сопровождаю.
— Да откуда ж немцам знать, что эшелон в Рыбинске?
— Не скажите. У немцев на каждой железнодорожной станции есть стукачи. И они отстукивают по радио про каждый приходящий эшелон.
К счастью, в тот раз эшелон немцы не нашли и отбомбились по пустому месту. Однако размах немецкой агентурной сети и её техническое оснащение поражают. Начинаешь понимать, почему немцы побеждали в начале войны. Однако, на всякий лом есть свой приём. Через некоторое время существование этой сложной и дорогой агентурной сети стало бессмысленным. Советское руководство перестало формировать специальные эшелоны с боеприпасами. Просто в обычный воинский эшелон с солдатами, продуктами, медикаментами, и даже сеном для лошадей, стали добавлять один-единственный вагон с боеприпасами. Организовывать авианалет из-за одного вагона было накладно. Да и господство в воздухе немцы утратили.
