Мелочь, а приятно: чистый разум не скован границами и помнит в мельчайших подробностях любую секунду жизни в отдельности. Видно, и в этот раз лишь тревога за возлюбленную застаила меня замкнуться и удалиться. С остальными мои чувства были так же ровны, а некоторые оказывались даже более дружескими, чем у Тьяры. У Ши то и дело возникало чувство неловкости, когда, лаская ее, я касался своей груди или касался ее лона – разве при этом нельзя был делать вид, что ничего не происходит? А мои мысли были предельно конкретны и скрашивали всякуюдвусмысленнст. Я как бы ипытывал благодарность к этим струям горячего и терпкого женского начала, которые мы, четверо, пронесличерез все прошедшие годы. И только у Лицевой, у двух братьев и красавицы Иштар все обстояло хже всего. Мы никогда не были в их плоти, никогда не жили их жизнью, но, как и мы, они по-прежнему оставались самим духом, которому престояло родиться. Для них счастье было чем-то абстрактным и очень туманным. Как часто бывало с нами в критические минуты, Лицуизм напомнил нам о величии духа, о высоких целях и благородных поступках, о красоте и идеале. Но одно дело – понимать это умом, и совсем другое – испытать самому. У Лицевой – хотя она и была совершенно одинока – уже давно погас свет, а у братьев с Иштар за секунду до этого возникло чувство – как и все остальные, мы хорошо его знали, но никому не сказали бы об этом вслух, – что их счастье не кончится никогда. Только для этого надо было еще дожить до этого момента. И наша недогадливость свелась к банальному вопросу: где он, этот момент?