, встряхнул свою рухлядь, полюбовался заплатою, приколол к рукаву иголку — сел на пушку верхом и запел во все горло меланхолическую старую песню:
Не шуми, мати зеленая дубровушка,
Не мешай мне молодцу думу думати.
В это время дверь одного из шалашей отворилась, и старушка в белом чепце, опрятно и чопорно одетая, показалась у порога. — Полно тебе, Степка, — сказала она сердито, — барин почивает, а ты знай горланишь — нет у вас ни совести, ни жалости. — Виноват, Егоровна, — отвечал Степка, — ладно, больше не буду, пусть он себе, наш батюшка, почивает да выздоравливает. — Старушка ушла, а Степка стал расхаживать по валу.
В шалаше, из которого вышла старуха, за перегородкою, раненый Дубровский лежал на походной кровате. Перед ним на столике лежали его пистолеты, а сабля висела в головах. Землянка устлана и обвешана была богатыми коврами, в углу находился женской серебряный туалет и трюмо. Дубровский держал в руке открытую книгу, но глаза его были закрыты. И старушка, поглядывающая на него из-за перегородки, не могла знать, заснул ли он или только задумался.
Вдруг Дубровский вздрогнул — в укреплении сделалась тревога — и Степка просунул к нему голову в окошко. — Батюшка, Владимир Андреевич, — закричал он, — наши знак подают, нас ищут. Дубровский вскочил с кровати, схватил оружие, и вышел из шалаша. Разбойники с шумом толпились на дворе, при его появлении настало глубокое молчание. — Все ли здесь? — спросил Дубровский. — Все, кроме дозорных, — отвечали ему. — По местам! — закричал Дубровский. И разбойники заняли каждый определенное место. В сие время трое дозорных прибежали к воротам — Дубровский пошел к ним навстречу. — Что такое? — спросил он их. — Солдаты в лесу, — отвечали они, — нас окружают. Дубровский велел запереть вороты — и сам пошел освидетельствовать пушечку. По лесу раздалось несколько голосов — и стали приближаться — разбойники ожидали в безмолвии. Вдруг три или четыре солдата показались из лесу — и тотчас подались назад, выстрелами дав знать товарищам. — Готовиться к бою, — сказал Дубровский, и между разбойниками сделался шорох — снова все утихло. Тогда услышали шум приближающейся команды, оружия блеснули между деревьями, человек полтораста солдат высыпало из лесу и с криком устремились на вал. Дубровский приставил фитиль, выстрел был удачен: одному оторвало голову, двое были ранены.