История его выступления даже теперь – 100 лет спустя – заставляет многих генералов сожалеть о том, что в России не случилось военной диктатуры.
Могло ли такое быть?
Могло. Ключевой фигурой во всей этой истории оказался председатель Временного правительства Александр Керенский. Именно он в итоге сыграл решающую роль в провале Корниловского выступления. Судя по всему, Керенский, и без того не любивший Верховного главнокомандующего, сильно испугался. Генерал и его армия, несомненно, покончили бы с большевиками, если бы сумели их поймать (в 1917-м с этим были проблемы). Но вот что произошло бы несомненно в случае вступления Корнилова в Петроград — так это «избавление России от анархии». Под этими словами сам генерал подразумевал установление жёсткой власти с установлением во главе всего «твёрдой руки».
Корнилов увидел возможность получить власть в стране и почти воспользовался этой возможностью. Но на его пути как шлагбаум встал Керенеский — человек, отличавшийся чрезмерной осторожностью, но всё-таки не бывший безвольным дураком, каким выставляют его учебники истории советского периода. Ведь антипатия главы Временного правительства и Верховного главнокомандующего была взаимной. Бытует мнение, что Керенский и Корнилов договорились о разделении власти, где Керенский будет властью гражданской, а Корнилов — военной. Существует версия, что Керенский сам пригласил Корнилова в Петроград, чтобы покончить с большевиками, изрядно обоим докучавшими.
Что произошло?
Один из первых декретов Временного правительства привёл к полному развалу армии. «Приказ № 1», изданный Петросоветом в марте 1917-го и подтверждённый кабинетом министров, был направлен на демократизацию войск, а в итоге уничтожил основу любой армии — единоначалие. Выборы в частях, передача оружия под контроль солдатских комитетов, чистка командного состава — всё это привело к полнейшему упадку.
Параллельно произошло возвышение более молодых военачальников, остававшихся до весны 1917-го на вторых ролях. Одним из таких выдвиженцев был Лавр Корнилов. В начале мая ему поручено командование 8-й армией, через два месяца он стал Верховным главнокомандующим. Секрет успеха Корнилова был прост. Он фактически игнорировал «Приказ № 1», установил во вверенных ему частях жёсткую дисциплину, а солдатские комитеты упразднил.
За две следующих недели генерал стал в глазах общества героем и властителем дум. Удивительным образом ему удалось победить анархию в войсках. Дисциплину он восстанавливал очень жёсткими методами (возврат смертной казни, расстрелы дезертиров и большевистских агитаторов, упразднение солдатских комитетов, внедрение загранотрядов). В этот момент Корнилов стал очень популярным в стране человеком.
В итоге Корнилов выдвинул Временному правительству ультиматум. Победа в войне невозможна при кризисе государственной системы. Чтобы выигрывать сражения, нужен порядок в стране. Во имя «спасения Родины» Корнилов потребовал чрезвычайных полномочий: тотальной милитаризации, полной ликвидации революционно-демократических организаций, введения смертной казни не только в армии, но и «на гражданке»). Интересно, что Керенский программу поддержал, но воплощение её в жизнь назвал «несвоевременным».
Между тем 21-го августа германские войска взяли Ригу, а положение на фронте стало критическим. Корнилову, впрочем, было не до фронта, верные ему части медленно стягивались к Петрограду. И Керенский довольно быстро узнал об этом. Не добившись своего добром, Корнилов решил реализовать радикальный сценарий.
Что было бы?
Теперь представим себе, что Корнилов дошёл до Петрограда, низложил Временное правительство и установил в стране режим личной власти. Нет совершенно никаких сомнений в том, что генерал — во имя достижения заявленной цели — действовал бы очень жёстко. В первую очередь, в отношении большевиков. Большевикам пришлось бы удариться в бега. В случае ареста Ленина и Троцкого их ждал бы расстрел без суда по законам военного времени. По стране прокатилась бы волна репрессий, направленных на искоренение всякого инакомыслия.
Петросовет, Дума, прочие демократические организации прекратили бы своё существование. Корнилов допускал созыв Учредительного собрания, но, скорее всего, этот вопрос был бы отложен до конца войны, а позже, наверняка, спущен на тормозах. Нет сомнений, что имел бы место и государственной террор. Всё это, впрочем, не гарантировало победы в войне.
Тут, однако, есть и иной вариант. Дни Германской империи были уже сочтены. До 9 ноября оставалось чуть больше года. А после Ноябрьской революции Германия утратила всю свою военную мощь. Если бы Россия продержалась на военном ринге ещё раунд (длиной в 15 месяцев), то Первая мировая обернулась бы для неё большими выгодами. Нет сомнений, что Корнилов не стал бы заключать мира с врагом. Он воевал бы до конца. Продержаться 15 месяцев — и закончить войну членом победившего блока. У союзников по Антанте не было бы никаких оснований не признавать корниловскую Россию. А это значит, что Россия была бы приглашена на Парижскую конференцию как страна-победитель и вершила бы там судьбы мира наряду с Великобританией и Францией.
Другое дело, что тут очень любопытно было бы проследить ход мыслей либеральной интеллигенции. Корниловская жёсткость, несомненно, оставила бы много поводов для «сожаления о судьбах России». Разумеется, террора сталинских масштабов не было бы, но военная диктатура совсем без репрессий невозможна. Она душит инакомыслие на корню, дабы минимизировать всякие риски возникновения угрозы собственной власти. Как знать, возможно, в альтернативном 2017-м либеральная интеллигенция, вспоминая август 1917-го, убивший юную российскую демократию, вздыхала бы о людях, которые могли не допустить корниловского триумфа. И великомучениками, которые могли спасти Россию, были бы объявлены большевики.