Часто повторяемый лозунг нашего времени состоит в том, что среди всех политиков, включая социалистов, что наша эпоха-эпоха индивидуализма меньшинства. Только тех, кто не исследует под поверхностью, можно было бы склонить к этой точке зрения. Разве немногие не накопили богатства мира? Разве они не хозяева, не абсолютные короли ситуации? Их успех, однако, обусловлен не индивидуализмом, а инертностью, трусостью, полным подчинением массы. Последний хочет только одного-чтобы им управляли, чтобы им руководили, чтобы его принуждали. Что касается индивидуализма, то никогда в истории человечества у него не было меньше шансов на самовыражение, меньше возможностей заявить о себе нормальным, здоровым образом.
Индивидуальный педагог, проникнутый честностью цели, художник или автор оригинальных идей, независимый ученый или исследователь, бескомпромиссные пионеры социальных изменений ежедневно прижимаются к стене людьми, чьи способности к обучению и творчеству с возрастом ослабли.
Воспитателей типа Феррера нигде не терпят, в то время как диетологи, специализирующиеся на предварительно переваренной пище, а-ля профессора Элиот и Батлер, являются успешными продолжателями эпохи ничтожеств, автоматов. В литературном и драматическом мире Хамфри Уордс и Клайд Фитч являются кумирами масс, в то время как лишь немногие знают или ценят красоту и гениальность Эмерсона, Торо, Уитмена; Ибсена, Гауптмана, Батлера Йейтса или Стивена Филлипса. Они подобны одиноким звездам, далеко за горизонтом множества.
Издатели, театральные менеджеры и критики спрашивают не о качестве, присущем творческому искусству, а о том, будет ли оно хорошо продаваться, будет ли оно соответствовать вкусам людей? Увы, это небо похоже на свалку; оно смакует все, что не нуждается в умственном пережевывании. В результате посредственное, заурядное, банальное представляет собой главный литературный результат.
Нужно ли говорить, что в искусстве мы сталкиваемся с одними и теми же печальными фактами? Достаточно осмотреть наши парки и улицы, чтобы осознать отвратительность и вульгарность художественного производства. Конечно, никто, кроме вкуса большинства, не потерпел бы такого надругательства над искусством. Ложные по замыслу и варварские по исполнению, скульптуры, которыми кишат американские города, имеют такое же отношение к истинному искусству, как тотем к Микеланджело. И все же это единственное искусство, которое добивается успеха. Истинный художественный гений, который не будет потакать общепринятым представлениям, который проявляет оригинальность и стремится быть верным жизни, ведет темное и жалкое существование. Его работа может когда-нибудь стать прихотью толпы, но не раньше, чем кровь его сердца иссякнет; не раньше, чем следопыт перестанет существовать, и толпа без идеалов и видений уничтожит наследие мастера.
Говорят, что современный художник не может творить, потому что, подобно Прометею, он привязан к скале экономической необходимости. Это, однако, относится к искусству во все века. Микеланджело зависел от своего святого покровителя не меньше, чем современный скульптор или художник, за исключением того, что знатоки искусства тех дней были далеки от обезумевшей толпы. Они сочли за честь, что им позволили поклониться в святилище мастера.
Защитник искусства нашего времени знает только один критерий, одну ценность—доллар. Его волнует не качество какой-либо великой работы, а количество долларов, которое подразумевает его покупка. Таким образом, финансист в книге Мирбо "LES AFFAIRES SONT LES AFFAIRES" указывает на какое-то размытое расположение цветов, говоря: "Посмотрите, как это здорово; это стоило 50 000 франков". Совсем как наши собственные парвеню. Баснословные цифры, заплаченные за их великие художественные открытия, должны компенсировать бедность их вкуса.
Самый непростительный грех в обществе - это независимость мышления. То, что это должно быть так ужасно очевидно в стране, символом которой является демократия, очень важно для огромной власти большинства.
Уэнделл Филлипс сказал пятьдесят лет назад: "В нашей стране абсолютного демократического равенства общественное мнение не только всемогуще, оно вездесуще. Нет убежища от его тирании, нет укрытия от его досягаемости, и в результате, если вы возьмете старый греческий фонарь и отправитесь на поиски среди сотни, вы не найдете ни одного американца, у которого нет или который, по крайней мере, не воображает, что у него есть что-то, что можно выиграть или потерять в своих амбициях, в своей социальной жизни или бизнесе, от хорошего мнения и голосов окружающих его людей. И следствием этого является то, что вместо того, чтобы быть массой индивидуумов, каждый из которых бесстрашно высказывает свое собственное убеждение, как нация по сравнению с другими нациями мы являемся массой трусов. Больше, чем кто-либо другой, мы боимся друг друга". Очевидно, мы не очень далеко продвинулись от состояния, с которым столкнулся Уэнделл Филлипс.
Сегодня, как и тогда, общественное мнение является вездесущим тираном; сегодня, как и тогда, большинство представляет собой массу трусов, готовых принять того, кто отражает ее собственную нищету души и разума. Это объясняет беспрецедентный взлет такого человека, как Рузвельт. Он воплощает в себе самый худший элемент психологии толпы. Политик, он знает, что большинство мало заботится об идеалах или честности. Чего он жаждет, так это демонстрации. Неважно, будет ли это выставка собак, призовой бой, линчевание "негра", арест какого-нибудь мелкого преступника, демонстрация брака богатой наследницы или акробатические трюки экс-президента. Чем отвратительнее ментальные искажения, тем больше восторг и бравада массы. Таким образом, бедный идеалами и вульгарный душой, Рузвельт продолжает оставаться человеком часа.
С другой стороны, над людьми, возвышающимися высоко над такими политическими пигмеями, людьми утонченными, культурными, способными, насмехаются, заставляя их молчать, как над слабаками. Абсурдно утверждать, что мы живем в эпоху индивидуализма. Наше просто более острое повторение феномена всей истории: все усилия для прогресса, для просвещения, для науки, для религиозной, политической и экономической свободы исходят от меньшинства, а не от массы. Сегодня, как и всегда, немногих неправильно понимают, преследуют, сажают в тюрьму, пытают и убивают.