— Когда я тебя увидела, подумала, что ты из этих. — поделилась мыслями Тоня.
— Из каких? — поинтересовался я.
— Из этих.
— Из каких?
— Из голубых. — прозвучал долгожданный ответ от смутившейся девушки.
— А я боялся, что ты говорила про тех.
— Каких "тех"?
— Тех самых.
— Каких самых?
— Самых тех.
— Говори уже!
— А о ком ты подумала? — ехидно поинтересовался я. — Вот я из них.
— Я почему-то подумала про... Стоп! Ты издеваешься?
— Немного.
Девушка нахмурилась и сжала кулаки. Но после короткой вспышки эмоций выдохнула и опустила руки. Тоня не умела долго злиться. По крайней мере на меня. Я это еще в первый месяц работы понял — она спускала все вплоть до рукоприкладства. То есть никто ее конечно не бил, но руки изредка прикладывал.
Мы направились в сторону курилки. Перерывы были у нас небольшие — и на разговоры, и на сигареты не хватало, нужно было объединять.
— Слыш, мужики, у кого есть огонь? — потревожил всех присутствующих бригадир Антонов, он же Росомаха.
Прозвище такое привязалось к нему неслучайно. Все дело в выраженной мускулатуре и пышных вьющихся бакенбардах. Закономерная альтернатива "Пушкин" не подходила Андрею Викторовичу. Его манера общения была не столь поэтична, как бы некоторым из нас хотелось.
За вопросом начальника последовал номер оркестра ручных ударных. Мужики захлопали по карманам. Я воздержался — предпочитаю выступать сольно.
Внимание досталось мне, когда я протянул Росомахе тлеющую сигарету. Он улыбнулся, прикурил и, хлопнув меня по плечу, сказал:
— Пятерка тебе за сообразительность, молодчик!
— Надеюсь, к зарплате?
— К херате, Флотский.
— Понял, Андрей Викторович, не дурак.
— Да я вот иногда сомневаюсь в этом... — забубнил Антонов. — И почему к тебе девки липнут? Вроде и харя деревенская, и тушка непривлекательная. Да и денег ты в семью больших не принесешь...
— Потому что он галантный и эрудированный. — встала на мою защиту Тоня.
— Галантный? Э-э-эрудированный? Что?
— Джентльмен одним словом.
— Ой, ты мне этих ваших джентльменов оставь. У нас, у русских, с бабой нужно строго. — Росомаха сделал жадную тягу. — Но с любовью. Ты ей цветочки-бантики, она тебе ужин вкусный.
— Какой Вы архаичный...
От непонятного слова Антонов ускоренно задышал. И бросил на девушку гневный взгляд.
— Она хотела сказать "традиционный". — вмешался я.
— И правильно. На традициях все и стоит.
— А как же наука? Все эти светлые умы, все эти бунтари. Вон, наши станки тоже не являются традицией. — говорю.
— Вот так всегда, Флотский... С тобой заговоришь, и начинается. Демосфен! Наука! Наука! Херука! Добавляют в еду непонятно что, народ травят.
— Вы хотели сказать «демагог»?
— Я так и сказал. — невозмутимо ответил Росомаха и сделал еще одну тягу. Сигарета тлела уже у фильтра. — Но кому эта наука нужна? Мне вот и без нее хорошо живется... Ай, блять!
Откинув тлеющий окурок, Андрей Викторович подытожил:
— Чтобы через три минуты всех видел на рабочих местах! Кроме нашей милой гостьи. Вы, Антонина, можете и дальше радовать нас своим присутствием.
После он удалился, оставив нас с Тоней и парой зевак наслаждаться последними минутами перерыва.
— Спасибо, кстати, но я не нуждался в твоей защите. Поворчал бы и все. Что с него взять? Одиноко ему и грустно. От него, говорят, жена ушла к другому. Вот и вымещает.
— А ты терпишь...
— Терплю. Что мне его слова? Шум и все... А ему легче.
Прозвучал короткий звонок. Так у нас на фабрике обозначали начало и конец перерывов.
— Все, я побежала. — сказала Тоня и, поцеловав меня в гладкую щеку, замельтешила каблучками к своему отделу.
— Флотский!
— А?
— Идешь?
— Иду. — ответил я и, сделав последнюю тягу, выбросил бычок в урну.
На следующем перерыве компанию мне составляла Вероника. В отличие от бухгалтера Антонины эта девушка не могла похвастаться острым умом. Но от нее и не требовалось. Она брала инициативой.
— Целоваться когда будем?
— А это обязательно?
— Ну, а как же? Конечно обязательно, а то как еще ты покажешь, что я тебе нравлюсь, если не будешь меня целовать? — удивилась Ника.
— Например, скажу тебе об этом?
— И что мне твои слова? Ты делом покажи. Идем, скажи, Ника, на склад целоваться.
— Вот тебе и слова. Тебя же нужно пригласить.
— Так ты пригласи. А потом целуй. Все просто.
— А ты пойдешь?
— А ты зовешь?
— Нет, интересуюсь.
— Ну, пока не попробуешь – не узнаешь. — сказала девушка и села на небольшую самодельную лавку из поддонов.
Я сел рядом и закурил. Ника упала головой на мои колени.
Из дверей начал выходить менее расторопный народ. Последним в дверях мелькнул Антонов. И сразу уверено зашагал ко мне.
— Флотский!
— Да, Андрей Викторович?
— А чего мы так рано уже в курилке?
— Как рано? По звонку.
— Так звонок был минуту назад.
— А я пришел полминуты назад.
— Ты мне зубы-то не заговаривай, демосфен. Так и скажи: нарушил рабочий распорядок.
— Ничего я не нарушал. Я в туалет отошел, а когда вышел как раз звонок. Вот и выскочил пораньше.
— Хорошо. А Конькина как тут оказалась?
— А это Вы у нее спросите.
— Конь... — начал Росомаха, но был перебит.
— Нарушила рабочий распорядок, Андрей Викторович. Воздуха мало, вот и выскочила пораньше.
— Так, если воздуха мало, то чего ты лежишь под этим пыхарем? — поинтересовался бригадир. — Кстати...
— К сожалению, под ним еще не была... — сказала Ника себе под нос, но никто, кажется, не услышал.
Я понял Росомаху на полуслове и нехотя протянул тлеющую сигарету. Только следом пожалел о том, что сделал то же давеча. Вот так всегда — хотел выскочить, а в итоге подписался на должность подручного по огню.
— Голова закружилась, вот и прилегла. Не на асфальт же мне ложиться! — ответила девушка уже громче.
— А что, у нас в цеху других плеч нету? Посмотри хоть на Пашку!
Пашка, он же "Шпала", единственный и оттого главный любимец Росомахи. Оператор конвейера.
Удивительно, но что он, что его покровитель в основном сидят, и такие здоровые. А мы с парнями режем, таскаем, упаковываем и только вдвоем покрываем плечи любого из этих амбалов. Генетика жестока.
— Пашка — дурак. Да еще и целоваться не умеет! — вскрикнула Ника и залилась смехом.
— Конькина, ты мне это бр-р-ось! Что за нерабочее отношение? Или это тебя подговорил Флотский? Знаю я его!
— Да от него ж не дождешься... — буркнула Ника.
— Так и не вейся ты рядом с ним. Нормального, полноценного мужика себе найди, а не этого... демосфена! Он ведь, знаешь, с Тоней из бухгалтерии тоже тут крутит.
— С доской этой? Не смешите меня! Это детский лепет, когда я рядом. — девушка взяла меня за руку.
Я покорно это проигнорировал.
— Ну и терпи его, дура! — вскрикнул Антонов так, что изо рта выпала сигарета и с шипением упала в небольшую лужицу. — Да, блять!
Среди мужиков мелькнула пара улыбок. Я тоже невольно улыбнулся, пока Росомаха озлоблено махал руками и медленно отдалялся.
Ника неожиданно прозвучала из-под низу:
— Вы целовались с ней?
— Нет.
— Честно?
— Да, честно. Если ты помнишь, я женат.
— А жену давно целовал?
— Давно.
— Тогда не считается.
Раздался звонок. Мы встали и в общем потоке направились на свои рабочие места.
— Эх, так и не поцеловались...
— А главное — даже не поговорили.
Антонов с каждым часом становился все злее. Наверное, потому что не ел ничего. Раньше ему жена на работу собирала, а без нее он перебивался всякими батончиками в автомате. Только что толку от них — сахар один. А Росомаха его наестся, глюкоза в голову ударит, и он только активнее ищет повод усложнить коллегам жизнь . Это стало отягощать.
Я хоть согласен терпеть, но терпилой никогда не был. А Андрей Викторович, кажется, стал думать иначе. Поэтому на третий перерыв я ушел в курилку для офисников. Там и администрация и отдел продаж, и, что самое главное, там бухгалтерия.
— Какие люди... — поприветствовала меня Тонина коллега. То ли Саша, то ли Маша, неважно.
— Ага, привет. Тоня...
— У себя.
— Спасибо.
— Ай, мелочи. Надеюсь, вы поженитесь.
— Ага, после того, как каждый разведется.
Когда я пришел, Тоня сидела за своим компьютером и заполняла какую-то большую таблицу в эксель. Она была столь вдумчива и серьезна, что не заметила моего визита.
Я негромко прокашлялся.
— Будьте здоровы.
— Спасибо, постараюсь.
— Сережа!
— Тоня!
— У меня тут отчет горит.
— А, понял, ухожу.
— Сиди. Просто не мешай.
— То есть молчать?
— Какие мы сообразительные.
Весь перерыв мы провели молча. Я просто смотрел на нее, слушая цокот клавиш и кнопок мыши. До конца рабочего дня оставались считанные часы, а я так не с кем нормально и не поговорил. Зачем, спрашивается, тогда приходил на работу?..
Раздался короткий звонок.
— Хорошо поседели. — подытожил я.
— Прости...
— Нет, правда, я хоть отдохнул от Антонова.
— Напишешь мне вечером?
— Куда я денусь?..
Мы обнялись, и я ушел.
Дома меня встретила жена. Поздоровались холодно, не касаясь. Потом я разделся и пошел мыть руки.
— Есть будешь?.. — тяжело выдохнув, спросила она.
— Буду. — ответил я и посмотрел на ее отражение в зеркале. Там она выглядела даже лучше, чем в жизни. Халат ей хотя бы шел.
Женились мы в юности из-за ребеночка. Правда, он нас покинул еще до своего рождения, а вот брак остался. По инерции. Мы любили друг друга, а потом выросли. Оказалось — она совершенно мне не подходит. Но делить имущество и друзей лениво. Да и я все-таки привык к ней. К тому же, у меня перед глазами пример Росомахи. Тяжелая штука развод. Как арматурой по яйцам.
На ужин рис с фасолью, вареная курица, тост с маслом и кружка воды. Как я люблю. Подумал, что стоило взять для супруги хоть каких-то цветом. Или, может, конфет. Но стоило ей заговорить, и меня одолела тоска...
— ...и, как я говорила, это был кардамон! А у тебя что сегодня было на работе?
— Ничего интересного. — ответил я и вспомнил, что обещал написать Тоне.