- Всем хороша моя Машка, да несобранная, неорганизованная до жути. Начинаем куда-нибудь собираться, так она возится и возится. Всей семьёй её ждём. - Так жаловался Василь Петрович Степан Иванычу. - Просыпается жена раньше всех. Уж точно должна всё успеть! А нет. Конечно, сколько-то времени зубы чистит, в воде полощится. Это у неё называется "специально так встаю, чтобы хоть умыться спокойно". Потом детей поднимает. Они, разумеется, капризничают, вставать не хотят. А кто хочет в выходной вставать рано? Но им дай волю, будут дрыхнуть до обеда. А раз решено с дедом и бабкой два дня провести, значит, поднимаемся и едем. Стало быть, Машка детей будит, умываться заставляет, строгость наводит, чтобы не зевали, а в порядок приводились. В этой колготе нормальному мужику места нет. Я, так уж и быть, вызываюсь с собакой выйти. Иду, природой любуюсь, время покоя и созерцания у меня. Выходной. Хорошо!
Возвращаюсь, а Машка всё детей гоняет. Одновременно мне футболку доглаживает и мальцам что-нибудь. Вчера, конечно, не успевала, работала. Это любой понимает. Тут женщину надо поцеловать за заботу, чтоб довольной была, да и завтракать идти. Она сама и кричит из-за гладильной доски: "Марш за стол!" Сидим втроём. Машка прилетает, на сковороде у неё вкуснятина, кофе, с ума сойти, как пахнет! А она в тарелки накидает еды и опять унесётся.
Стирка, видишь ли, достиралась, вешать надо. Когда только машину загрузить успела? Да и зачем? В такой день! Её завтрак стынет стоит. Я ей: "Маша, Маша!" А она цветы поливать да собаку кормить. Мы с едой покончим, не знаем, что дальше делать. "Одевайтесь!" - кричит. Глядь, наглаженные вещи разложены аккуратно, бери да надевай. Одеваемся, стоим в прихожей, Машку ждём. Она мимо носится, жуёт на бегу. То со шваброй - собака что-то там накрошила. То с бутербродом во рту и пакетом в руках, и мечет туда всякое, что свёкрам отвезти собиралась. Дети канючат, что игрушки забыли, а она давай заставлять их ботинки снимать и помогать всяких Барби да Человеков-пауков найти. Потом гляжу - пробегает с чашкой. Мне орёт: "Хоть посуду помой! Разувайся!" "А ты, Маш, что делать будешь? Сколько можно ерундой заниматься?" "Краситься буду", - отвечает. Вот женщины! Ни шагу без боевой раскраски! "Машк, - говорю, - где ты раньше была? Что не накрасилась заранее?" Фыркает: "Куда ещё более ранее?" Тут ей, понятное дело, надо то собаку от родительского пакета отогнать, то посуду на места расставить: чего, мол, я помыл, а не убрал? Чего насвинячил у мойки, вытирай теперь за мной? Чего я там насвинячил? Плеснул маленько из замоченной сковородки. Сказано было посуду мыть, а не убирать. Объяснять надо конкретней. Одновременно жена перед зеркалом скачет, тюбиками и коробочками манипулирует. Мы с детьми всё в прихожей стоим, ждём нерадивую. Наконец, начинает одеваться. "Холодно? Нет? Кофту надевать? Не надо? В какой шапочке лучше? В серой? В белой? Кроссовки или не кроссовки?" Да боже ж ты мой! Какая, блин, разница? "Мария, - говорю, - надо организованней. Надо заранее. Надо было всё продумать. Вещи приготовить. А ты что? Всё носишься". Тут вспоминает, что попугай не кормлен. Скачет кормить. Потом опять к вешалке. "Помойка, - кричит, - надо захватить помойку!" И мне: "Стой! Куда в обуви?" Как с ней можно хоть что-нибудь захватить? Ну, приношу я помойку, обуваюсь опять. Так она бежит за веником, причитает, что грязь у меня с подошв осыпалась. И оказывается, нельзя ехать к родителям в тех же кроссовках, в каких с собакой гулял. Стыд-позор по её мнению. Переобувайся из-за ерунды! Дети обканючились, я вспотел. Оказывается, сын надел не ту куртку, дочь не тот шарф, опять суета и колгота. Переодевает детей, выгоняет нас в подъезд. Держите-ка пакет, помойку и собаку. Стоим, держим. Машка носится, ищет белую шапку. "Надень серую", - умоляю. Оказывается, серую она на работе оставила. Что за растяпа! Я вот всегда собран, одеваюсь спокойно, дома ничего не теряю. Дети пищат: "Вот она, шапка!" "Где?" "У папы в руках". "А собака где?" А вот не знаю я. Мне что дали держать, то и держу. А собака, наверное, как всегда, на кровати у дочери гнездо устроила. Так Машка нет, чтобы просто её привести, ей и покрывало попутно расправить надо. Вообще ни в какие ворота! Да сколько же можно?!
Наконец, запирает квартиру красота моя небесная. Только в лифт, она орёт: "Забыла три банки из-под закрутки! Твоя мама не переживёт! Верните лифт в исходное положение на этаж!" Вот такие сборы у нас, вот до какой степени Машка растяпа. Стёпа, что делать мне с ней, а? Как перевоспитать? Как внушить, что всё заранее приготовить следует? Не носиться, не метаться. Организованней быть.
- Да чего уж, - ответил Степан Иваныч, - женщины все такие. Моя ещё вдруг вспоминает в подъезде, что я ключи от машины забыл. Или в машине вспоминает, что надо в магазин заскочить, не всё, видите ли, она купила. Нет, заранее не могла. Женщины по определению не в состоянии организованными быть. Глянь на них, на мою вон, да на Машку твою. Мы, мужчины, спокойно оделись, спокойно приехали, сидим, едим, беседуем. А жёны наши? Наколготились, нагалделись и спят вон в креслах. Налицо, Вася, полнейшее разгильдяйство!
(ПОВЕСЕЛИЛА? СТАВЬТЕ ПАЛЬЧИК!))