Дорогие читатели, сегодня мы продолжим пробовать историю на вкус. Специально для канала НЭБ Владимир Креславский написал серию рассказов о возникновении разных модных кушаний. Герои зарисовок – известные люди. На этот раз в кадре великий астроном, математик, врач, каноник эпохи Возрождения Николай Коперник и его чудо-бутерброд да чернина.
Хотя в молодости Копернику приходилось путешествовать много и интересно, каждый раз он с удовольствием возвращался домой. Только родные стены давали ему ощущение защищенности. Но сейчас, осенью 1519 года, по мере того, как громоздкий экипаж приближался к Фромбургу, все большее беспокойство одолевало его. И это при том, что из Рима каноник уезжал победителем – его астрономические измерения признали, и Понтифик распорядился подготовить изменения в признанном отстающим юлианском календаре.
Карета притормозила, Коперник выглянул и, привлекая внимание возницы, постучал по облучку:
– Что там случилось? – спросил он, когда тот обернулся.
– Беда, барин. Снова костры жгут.
– Тогда езжай без остановок, – и Николай скрылся в глубине неудобного экипажа.
Костры начинали жечь при обострении чумы. Она то наступала, то отступала, но, сколько он себя помнил, страх не отпускал никогда. Правда, пока болезнь обходила Фромбург, но Коперник, бывший в городе единственным врачом, постоянно думал, как с нею справиться. Пытался лечить ртутью, растопленным до кипения жиром молодых косуль, но это только откладывало мучительную смерть.
Вековой лес, через который проходила дорога, стал медленно расступаться, и, будто из сказки, над расстилавшимся по низине туманом появился городской собор.
Коперник получил должность каноника во Фромбурге после смерти дяди Вармийского епископа Веченроде, воспитывавшего его после смерти отца. Жил в одной из башен крепости, а в галерее, шедшей по крепостной стене, оборудовал обсерваторию. Одновременно он не оставлял и медицину, к которой его пристрастил дядя-епископ.
– Здесь тоже костры, барин, – голос кучера заметно дрожал.
Коперник резко распахнул дверь и выпрыгнул из кареты в слякоть дороги.
– Ты поезжай дальше, – велел он, – а я доберусь пешком.
Уговаривать не пришлось, и кучер нахлестнул лошадей так, что неповоротливая колымага рванула с места.
Когда через два часа Николай добрался до крепости, он уже знал, что не только эпидемия испугала людей, но и скорая блокада, которой они боялись даже больше чумы. Война с тевтонцами шла с переменным успехом, и теперь они приближались к городу.
Весть о том, что врачеватель вернулся, в считанные мгновения облетела горожан, и пока он шел, встречал молчаливых людей, смотревших на Коперника полными боли и надежды глазами. Похудевший от волнения и растерянности бургомистр Сойес ждал у самого входа в башню.
– Рыцари в Охенау, мой господин, – еле слышно произнес он, когда Николай остановился. – А беженцы все идут и идут…
В окрестностях только Фромбург имел крепостные стены, и жители близлежащих сел спешили скрыться за ними. С собою они везли нехитрый скарб и вели домашних животных.
– Есть больные? – С дурным предчувствием спросил Николай, но бургомистр еле слышно проговорил:
– Хвала Господу, нет… Но тевтонцы несут чуму, потому я и велел жечь костры.
– Все правильно…
Мужчины вошли в башню.
Коперник молчал, но нарочитое покашливание вывело его из задумчивости. Он посмотрел на бургомистра и насторожился – мужчина отводил глаза и явно чего-то недоговаривал.
– Говорите все, бургомистр! – В голосе Коперника появились металлические нотки. Он понимал, что, не зная всех симптомов болезни, ее не излечить. – Если есть больные, их надо изолировать. Сколько их?
Бургомистр покрылся багровым румянцем и еле слышно произнес:
– Моя дочь… Биатрикс.
Коперник знал дочь Сойеса еще в ту пору, когда тот не был бургомистром. Знал, что у Людвига долго не было детей, и они с женой потакали каждой прихоти маленькой Битти. Однако, несмотря на баловство родителей, она выросла не только первой красавицей в городе, но и застенчивой, с открытым сердцем и готовой прийти на помощь любому в ней нуждавшемуся. Если Господь и должен был кого покарать чумой, то только не ее. Николай перекрестился.
– Что с нею, Людвиг? – Он почувствовал, что поддается уже овладевшей городом панике. И не дожидаясь ответа на первый вопрос, снова спросил:
– Кто еще знает?
– Никто…
Ответ Сойеса Коперник скорее угадал, чем услышал, и вздохнул с облегчением. Испуганные люди, узнай они о болезни девушки, могли потребовать выгнать ее из города, и тогда Биатрикс уже никто и ничто помочь не смогли бы.
– Веди меня к ней! – Приказал Коперник, и бургомистр поспешил отворить перед ним дверь.
На улице их ждала все та же толпа. Люди уже не молчали, а кричали и требовали совета. Николай остановился и поднял правую руку, требуя тишины. Когда же она установилась, произнес:
– Принимайте беженцев и селите их в своих домах!
Толпа снова загудела, но Коперник продолжил:
– Хотя чума на пороге, люди, которые найдут приют у нас сегодня, не принесут ее с собой, и потому могут рассчитывать на наше гостеприимство.
Горожане внимательно слушали своего врача.
– Завтра же ворота должны быть закрыты. И даже если возвратится чей-либо сын или дочь, я не позволю их открыть, чтобы не подвергать город большему испытанию, нежели могут принести тевтонцы. А теперь, – Коперник тяжело вздохнул, – расходитесь и дайте мне и вашему бургомистру подумать. Горе стучится в наши двери, и только в наших с вами силах его не впустить.
Сказав это, Николай, ведомый Сойесом, двинулся по направлению к его дому.
Жар наполнял большой и некогда благополучный дом бургомистра. Поначалу Копернику даже показалось, что Сойес затопил, но потом он понял, что это болезнь дочери делала воздух в доме вязким и каким-то тяжелым.
Девушка лежала под несколькими одеялами, но все равно металась в поисках тепла. Сознание ее было замутнено, губы шептали что-то невнятное, а на прекрасном лице Биатрикс Николай заметил уже тронувшие его первые отметины страшной болезни.
Коперник отвел глаза, еще какое-то время постоял у постели девушки, а потом, показав бургомистру, чтобы тот следовал за ним, вышел на улицу.
Оказавшись вне дома, он заговорил не сразу:
– Я никогда не видел чумных больных, и потому не знаю, эта ли хворь поразила твою дочь.
Глаза Сойеса в ужасе округлились. Но Николай, не замечая этого, продолжал:
– Остается молиться, чтобы болезнь эта не оказалась чумой. Пока же… – он помолчал:
– Открой все двери и окна, никого не впускай и вели жене, чтобы поила Биатрикс снятою с огня водою.
Впервые за несколько дней Людвиг Сойес ощутил надежду. Коперник взял его за руку, посмотрел прямо в глаза и произнес:
– Занимайся своими делами, бургомистр. Расселяй беженцев, считай провиант и выставляй дозоры. А завтра… завтра я тебе скажу, что делать дальше.
И Коперник пошел по направлению к башне.
Утром следующего дня бургомистр нашел его спящим за большим сундуком, служившим Николаю столом. Руки его были выпачканы чернилами, а голова лежала на исписанном мелким почерком листе пергамента. Еще вечером Копернику сообщили о запасах в городе пороха и продовольствия, и Николай всю ночь просидел, стараясь высчитать дневную норму, что могла бы позволить выдержать длительную блокаду города тевтонцами.
Почувствовав, что на него смотрят, каноник проснулся, поднял голову, посмотрел на бургомистра, встал, и тот, попытавшись тоже вытянуться во весь свой невысокий рост, обратился в слух.
– Прежде всего… – Коперник говорил тихо, но постепенно его голос обретал привычную для него силу:
– Следует организовать приведенную беженцами скотину и уход за ней. Коровье масло и сливки нужны для того, чтобы наше тело имело силы для сопротивления хвори. Во-вторых, чернина из сухофруктов и потрохов хотя бы раз в неделю должна быть на столе у каждого горожанина. Это блюдо поможет даже в холодные дни не чувствовать себя голодным. Затем… – он протер покрасневшие от бессонной ночи глаза, – необходимо распорядиться о запасах подливы из хрена и соленой капусты. Они нужны для борьбы с простудой. И, наконец, – здесь он посмотрел на Сойеса и сделал паузу, – каждое утро горожане должны начинать с ломтя хлеба, щедро намазанного чесночным маслом. Только так мы сможем остановить наступающую чуму…
Обессиленный ученый опустился на табурет, но бургомистр не спешил выполнять его указания.
– Что еще тебе надо, Людвиг? – Коперник поднял на него свои покрасневшие глаза.
– Моя дочь… Ей не становится лучше…
Николай попытался улыбнуться:
– Хлеб с чесночным маслом и много воды. Биатрикс должна выздороветь… – И глаза Коперника снова сомкнулись.
Ученый оказался прав. Еще до блокады Фромбурга тевтонцами девушке стало лучше, и скоро она выздоровела совсем. Чума не переступила городских стен, Николай Коперник показал себя хорошим организатором, и жители Фромбурга смогли защитить свой город до прихода поляков. Но вряд ли они догадывались тогда, что их любимый каноник и врачеватель войдет в историю не только как ученый и астроном, но и как изобретатель столь полюбившегося потомкам бутерброда.
- Креславский Владимир
БУТЕРБРОД С ЧЕСНОКОМ
4 куска ржаного хлеба, 60 г сливочного масла, 1 небольшая долька чеснока, пучок зелени
Хлеб смазать с обеих сторон половиной сливочного масла и обжарить до первой корочки. В оставшееся масло выдавить чеснок, добавить измельченную зелень и хорошо перемешать. Получившейся массой смазать хлеб и подавать на стол.
ЧЕРНИНА
Потроха одного гуся или двух уток, набор зелени, 125 г чернослива, 125 г сушеных яблок, 1-2 сухие груши, 30 г сахара, палочка корицы, гвоздика, 10 г муки, 2 ст. томатного сока, 1 ст. ложка уксуса, 1 л воды, соль, майоран
Потроха залить водой, посолить и варить на слабом огне до мягкости. Сухофрукты залить ½ л воды, добавить пряности и сахар и варить до мягкости. Затем соединить фрукты и потроха. Фруктовый отвар и бульон смешать с мукой и томатным соком и залить этой смесью потроха. Приправить сахаром, солью, уксусом и майораном и прокипятить. Подавать с макаронами, мучными клецками или картофелем.