Часть 3. На опасных поворотах. Судьба Марии Спиридоновой ПОСЛЕ
Все иллюстрации и документы находятся в свободном доступе.
В последнее время историк из МГУ Ярослав Леонтьев и некоторые его коллеги публикуются в соцсетях, в частности, на Facebook и YouTube, с материалами, представляющими левых эсеров и анархистов этакими агнцами божьими, а большевиков, соответственно, кровожадными козлищами.
Давайте посмотрим, что к чему, обратясь к документам тех далеких дней в части, касающейся левых эсеров. Поскольку Ярослав Леонтьев посоветовал мне расширить перечень первоисточников, данную часть пришлось несколько расширить и уделить внимание этим самым источникам.
Рассматривая дальнейшие изгибы судьбы М. Спиридоновой, я не мог отделаться от впечатления , что в ней, после амнистии, что-то сдвинулось, сломалось, вышло из равновесия. Можно строить разные догадки, но, на мой взгляд, это было признание ее заслуг ПРЕЖНИМИ. Всю сознательную жизнь боролась, а тут амнистией с такой формулировкой было внешне корректно признано, что ныне заслуг нет…
Но вернемся к тем далеким годам. Коротко напомню: 27 ноября 1918 г. Верховный ревтрибунал при ВЦИК осудил М. А. Спиридонову за участие в заговоре левых эсеров к одному году тюремного заключения. Постановлением Президиума ВЦИК от 29 ноября 1918 г., через два дня после вынесения приговора, с учетом ее прежних заслуг перед революцией она была амнистирована и освобождена из-под стражи.
От своих убеждений М. А. Спиридонова не отказалась, публично выступала на многолюдных митингах, на фабриках и заводах против Советской власти и ее руководителей. Насколько можно сейчас судить, выпады, в основном, были против большевиков. Апофеозом явилось ее открытое письмо ЦК партии большевиков, написанное якобы в кремлевском заточении (ноябре 1918 года). Однако публикация его в прессе ЛЭ только в начале 1919 года заставляет сомневаться в датировке.
В феврале 1919 г. она была арестована органами ВЧК и приговорена 24 февраля московским ревтрибуналом, «ввиду болезненно-истерического состояния», к изоляции от общественной и политической жизни сроком на один год. Примерно это можно перевести, как помещение в тюремную больничку.
Итак, фактически под стражей Мария Александровна провела месяц. Да и предварительное заключение (до трибунала), было отнюдь не суровым (в Кремле!). Это показывает, например перечень как и официально отправленных ею документов, так и конспиративных (отобранных): см. по этому времени http://docs.historyrussia.org/ru/indexes/values/9066
А вот обвинители козлищ путают все, что возможно. Указывают дату ареста 15 и 18 февраля (на самом деле 10), публикуют невесть откуда взявшееся письмо Спиридоновой, что ее держат в караульном помещении за перегородкой и т.п. Тогда как точно принадлежащее ей конспиративное письмо (см. выше) утверждает «Я сижу в Кремле в старой камере, но меня хотят перевести в другую камеру», да и другие ее просьбы не намекают на описываемые ужасы в различных форумах (см., напр. этот форум, http://moskvaforum.moibb.ru/viewtopic.php?f=127&t=7847). Для ознакомления с реальными текстами и сделана ссылка в предыдущем абзаце.
2 апреля 1919 г. М. А. Спиридоновой удалось совершить побег, как указывается в публикациях, «с помощью ЦК ЛЭ» (один из охранников — 22-летний чекист и бывший крестьянин с Рязанщины Н.С. Малахов — организовал ей побег и тоже бежал), и на протяжении более полутора лет она скрывалась в Москве под фамилией Онуфриевой. Естественно, побег ни в одной стране не приводит к сокращению срока наказания. Отметим, что ЛЭ спокойно работали не только в тюрьме, помогая побегу. Тот же осужденный Саблин впоследствии сделал неплохую карьеру в РККА, награжден орденами. Как же разошлись пути соратников!
Уже упомянутая выше страничка форума при описании последующего ареста Спиридоновой, дает великолепный пример «белой пропаганды», когда реальные факты создают ложную картину. Итак: «В ночь на 26 октября 1920 года, больная тифом, она была вновь арестована и доставлена в госпиталь ВЧК». Козлищи волокут больную в тюрьму!
Но, если развернуть действительные события: ее местопребывание чекисты установили и задержали (если это можно так назвать) в ночь на 26 октября 1920 г. в бессознательном состоянии. Сначала ее оставили под домашним арестом, а в середине декабря перевезли в лазарет санчасти ВЧК. Поскольку врачебная комиссия с участием знаменитого психиатра П.Б. Ганнушкина признала Спиридонову «опасно больной» («страдает туберкулезом в активной форме и психическим расстройством»), в июне 1921 г. под охраной ее перевели в Пречистенскую психиатрическую больницу. Ну как тут не отнести к козлищам всемирно известного врача, как основоположника карательной психиатрии! А то, что агнцы оставили больную в одиночестве, просквозило где-то мимо ушей…
Учитывая состояние Спиридоновой, усугубленное голодовкой, чекисты разрешили ухаживать за ней ЛЭ Измайлович, с которой они больше не расставались, Каховской, также пересекавшейся позднее с ними в Самарканде и Ташкенте, а также Камкову.
Вряд ли перевод в обычную больницу состоялся без санкции с самого верха — но это мои догадки. «Последней каплей», запустившейпроцесс освобождения Спиридоновой, видимо, явилось письмо К.Цеткин от 30 июля 1921 года к В.И.Ленину.
Выдержки из письма: «Разные иностранные делегаты … просили меня замолвить слово перед Вами о том, чтобы Мария Спиридонова была переведена из госпиталя ЧК в обыкновенную лечебницу. Они обосновывали эту просьбу тем, что М. Спиридонова вследствие тифа полностью сломлена физически и духовно и поэтому политически недееспособна и неопасна. Они охотно внесли бы соответствующую резолюцию на женской конференции, однако это удалось предотвратить тем, что я обещала представить это дело Вам на рассмотрение. Угрожали скрытно неким «европейским международным скандалом». Я отстаивала мнение о том, что Советскому правительству не приходится опасаться такого скандала, так как оно,— известно дело,— именно по отношению к М. Спиридоновой действовало чрезвычайно благоразумно, то есть очень гуманно.
Этим письмом я выполняю свое обещание с твердым убеждением в том, что Ваше решение по этому делу будет так же милосердным, как и политически разумным. Мое сердце тоже горячо говорит в защиту ее как несгибаемого борца против царизма. Но мое сердце не менее горячо говорит в защиту тех неисчислимых тысяч людей, которые под воздействием этой неисправимой социал-революционерки могут подвергнуться опасности, нужде и смерти. Интересы революции прежде всего. Хотелось бы, чтобы в этот момент она оказалась благосклонной к участи М. Спиридоновой».
7 августа 1921 года Ленин запросил мнение по этому вопросу у Ф.Э. Дзержинского. Постановление Президиума ВЧК было положительным, так как 13 сентября того же года Политбюро постановило освободить Спиридонову с условиями, выдвинутыми чекистами. Причем решение это вынесли и те самые члены МБ — Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин; кандидаты — Бухарин, Калинин, Молотов, которые в письме якобы Спиридоновой назывались главными козлищами: «Вы знаете, что значит вообще быть в тюрьме долголетнему каторжанину опять и опять, но так с нами не поступали и царские слуги. ...Бухарин, Ленин, Троцкий могут быть довольны».
Суть условий освобождения раскрывается из справки Т.Д. Дерибаса (уполномоченного V отделения Секретного отдела ВЧК) для И.С. Уншлихта (зампреду ВЧК) от 17 октября: «… освободить под поручительство общественных деятелей. 16 сентября отобраны подписки с поручительством от левых социал-революционеров Штейнберга и Баккала. 18 сентября Спиридонова выдана из больницы на руки Шрейдеру, который поместил ее в одном из домов отдыха на ст. Малаховка.
На первые две-три недели, пока Спиридонова освоится с новой обстановкой, освобождена под честное слово для ухода за ней А. Измайлович».
Вот оно, коварство козлищ. Мало того, заставляют подписаться уцелевших агнцев, да еще сиделку освобождают! Правда, потом поклонники агнцев будут утверждать, что в Малаховке Спиридонова и Измайлович оказались по воле коварных чекистов «в ссылке без суда и срока» (всё тот же форум).
Даже такое дело, как брак Марии Спиридоновой с Майоровым ныне претерпевают самые разные зигзаги. Приписываются даты, начиная с 1921 года. Этот брак был зарегистрирован в Уфе в 1931 году. Кто-то, ненавидящий Илью Андреевича, ЛЭ, члена ЦК ПЛСР, председателя Свияжской уездной управы, делегата Всероссийского учредительного собрания, члена ВЦИК третьего созыва, заместителя наркома земледелия РСФСР убрал из Инета все его фотографии…
Ввиду того, что Измайлович, сама или с подачи Спиридоновой, пыталась договорится через Красный Крест об эвакуации той за границу, что посчитали попыткой незаконного выезда из страны, комиссия НКВД по административным высылкам в мае 1923 определила их в С… нет, не Сибирь, в Самарканд. А в 1926 году, после разрешения свободного поселения в Средней Азии, переехали в Ташкент.
Впоследствии срок высылки и ограничения в проживании дважды продлевались на год. Однако весной 1930 г. Спиридоновой в сопровождении Александры Измайлович позволили выехать для лечения в Ялтинский туберкулезный институт на полгода. Тогда их ещё лечили.
Дальше идут те дела, которые называют сталинскими репрессиями. Свое отношение к ним я высказывал, желающие ознакомиться могут обратиться к группе Интернациональный коммунистический союз на Facebook. Потому дальнейшее повествование сокращаю, в конце помещая выдержки из письма 1937 года самой Спиридоновой.
17 сентября в очередной раз арестовали по обвинению в связях с заграничными левыми эсерами и попытках нелегальной деятельности, а позже постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 3 января 1931 г. выслали в Уфу на три года (срок высылки дважды продлевался). Часть документов 1930 года можно посмотреть здесь: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/89859-protokol-doprosa-m-a-spiridonovoy-28-sentyabrya-1930-g#mode/inspect/page/3/zoom/4
В феврале 1937 г. М. А. Спиридонова опять была арестована. В январе 1938 г. военная коллегия Верховного суда СССР признала ее виновной в том, что она, как указано в приговоре, «до дня ареста входила в состав объединенного эсеровского центра и в целях развертывания широкой контрреволюционной террористической и вредительской деятельности организовала контрреволюционные террористические и вредительские группы в Уфе, Горьком, Тобольске, Куйбышеве и других городах и непосредственно руководила до 1937 года контрреволюционной террористическо-вредительской организацией эсеров в Башкирии..., систематически проводила нелегальные сборища участников организации, на которых обсуждались вопросы борьбы с Советской властью и подготовка индивидуального террора против руководителей партии и правительства». По этому обвинению М. А. Спиридонова была осуждена на 25 лет лишения свободы.
В ноябре 1937 года она пишет письмо в 4-ый отдел ГУГБ НКВД СССР. На самом деле, конечно, так она обращалась к руководству СССР. Я не буду приводить письмо, желающие могут ознакомиться здесь: https://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?num=864&t=page
Приведу только выдержки из констатирующей части.
О политической позиции своей и своих товарищей — левых эсеров: «В данный исторический момент в случае наступления на Союз фашистских империалистов, лев. ср. придерживаются исключительно оборонческой позиции. На основе этой позиции всякой организационной борьбе против Соввласти места иметься не должно, почему её и не было».
О своём отношении к правым эсерам: «Я ни за что бы не сменила большевиков на них, т. к они сюртучники и фрачники, болтуны и трепачи языком, ухитрились из своих рук упустить страну и народ, когда он шел к ним с закрытыми глазами, с потрясающим доверием и с огромной зарядкой творческого энтузиазма. Что они после того времени стали сильнее и умнее? Оснований предполагать это нет никаких. Я не верю ни в их творческие силы, ни в их организационные способности. Даже допустив, что каким-нибудь чудом эти перманентные конспираторы и шептуны свалили бы теперешнюю власть, справиться с делом они бы не сумели, да вдобавок ещё могли бы открыть дверь войне, стерегущей у Союза каждую щёлочку».
Об отношении к меньшевикам: «Меньшевиков я как не признавала раньше, так и не признаю и теперь и ни за какие программы в мире с ними бы не объединилась, т. к. они никакую не способны осуществить».
Об отношении к большевикам: «Я против террора в отношении большевиков... Мы-то вас считаем товарищами по целям, и поэтому террор допускаем только в отношении фашистов». «А между прочим, я больший друг Советской власти, чем десятки миллионов обывателей. И друг страстный и деятельный. Хотя и имеющий смелость иметь собственное мнение. Я считаю, что вы делаете лучше, чем сделала бы я».
Об отношении к коллективизации: «Когда вышел устав с/х отраслей, и колхозы получили своё правовое оформление и земельный кадастр, мне стало совсем невмоготу. Я читала эти уставы и проекты вдоль и поперёк, вносила поправки и тосковала, тосковала. А далее никому ни слова. На службе меня спросил управляющий, почему такая хмурая, я показала ему на газету, и у меня вырвалось «моё, моё это дело».
О надеждах левых эсеров на Сталинскую Конституцию: «С выходом Конституции у нас на одну минутку был разговор — кабы дали нам выпустить бюллетень, в небольшом количестве экземпляров для обмена мнениями и чтобы на полную распашку все лев. с.р. сказали о своей позиции, отношении к текущему моменту и переоценились было конца. Это и дало бы возможность договориться до самоликвидации, т. к. я убеждена, что огромное большинство н/осколков подтвердило бы то, что я сейчас говорю. Причём я бы в бюллетене высказалась тогда полнее и откровеннее, чем сейчас, не думая, что мои мысли объяснят крапивой, как думаю я сейчас. Но, конечно, мы скоро поняли, что не для нас зелёный сад и словами этой песенки я так и формулировала приходящим к нам товарищам отношение к нам Конституции».
О согласии и расхождениях с советской властью: «Ваша политика войны и мира приемлется мною полностью (так из всех кого знаю из леваков), промышленную политику я никогда не брала под обстрел своей критики, с коллективизацией согласна полностью. Согласна со всем поступательным темпом и строем, перечислять не стоит...
Я не согласна только с тем, что в н/строе осталась смертная казнь. Сейчас государство настолько сильно, что оно может строить Социализм без смертной казни. В законодательстве этой статьи не должно быть. Она может остаться для войны и только. В мирное время наш защитный аппарат имеет мощность, равной которой нет и не было в мире. Разве у ассировавилонян в один их период было так сильно. И совсем теперь не требуется иметь это архибуржуазное средство защиты в своём арсенале. Лучшие умы человечества, страстная работа мысли и сердца целых столетий своим венцом и результатом назвали необходимость уничтожения э/институты. Гонор, гильотина, верёвка, пуля, электрич. стул — средневековье. Наша революция 1905 года проходила вся под лозунгом уничтожения института смертной казни, но погибая, как белым крылом покрылась именно этим лозунгом, сама истекая кровью...
Существо отрицания смертной казни остается одинаковым при всех условиях, при правительствах всех мастей. Можно и должно убивать в гражданской войне при защите прав революции и трудящихся, но только тогда, когда нет в запасе под рукой других средств защиты революции. Когда же имеются и такие могучие, как у вас, средства защиты, смертная казнь становится вредным институтом, развращающим неисчислимо тех, кто применяет этот институт.
Я всегда думаю о психологии целых тысяч людей — технических исполнителей, палачей, расстрельщиков, о тех, кто провожает на смерть осуждённых, о взводе, стреляющем в полутьме ночи в связанного, обезоруженного обезумевшего человека. Нельзя, нельзя этого у нас. У нас яблоневый цвет в стране, у нас наука и движение, искусство, красота, у нас книги и общая учёба и лечение, у нас солнце и воспитание детей, у нас правда и рядом с этим этот огромный угол, где творится жестокое кровавое дело. Я часто в связи с этим вопросом думаю о Сталине, ведь он такой умный мужчина и как будто бы интересуется преображением вещей и сердец!?Как же он не видит, что смертной казни надо положить конец. Вот вы нами, лев. ср., начали эту смертную казнь, нами бы и кончили бы её, только снизив в размерах до одного человека в лице меня, как неразоружившегося— какой меня называете. Но кончить со смертной казнью надо».
Письмо датировано 13 ноября 1937 года.
Считается, что Спиридонова 11 сентября 1941 г. по приговору военной коллегии Верховного суда СССР в составе группы заключенных орловской тюрьмы была расстреляна. Погибла она действительно примерно в это время, однако слишком много вопросов и неувязок тянется за этим расстрелом. Поэтому я постараюсь в следующей части изложить своё видение тех событий: Список Берии и тайны орловского расстрела.
Продолжение следует