Предыдущая глава здесь
Катя поднималась по ступеням, не оглядываясь по сторонам. С тех пор как беременность стала видна, Кате казалось, что ее осуждают. Или жалеют, что в общем-то одно и то же. А может и хуже. Она не справилась, повела себя глупо и необдуманно. Именно это читала Катя в глазах людей. Особенно тяжело было встречать знакомых. Катя была красавица, умница, отличница. Они если не завидовали, то уж точно восхищались. И такой исход. Огромное, уродующее ее и всю дальнейшую жизнь пузо.
Катя зашла в аудиторию минут через пятнадцать после начала лекции. Преподавательница, строгая и сухая старушка, гневно посмотрела на нее, но тут же разжалобилась и не стала ничего говорить. Катя, стараясь не задеть никого, прошла к дальнему ряду, уселась, расположилась, открыла тетрадь, как сразу же ощутила голод. Голод беременных — это совсем не тот обычный человеческий голод, который можно перетерпеть пятнадцать минут, а потом забыть на весь день. Желание было тотальным, захватывающим, бесконечно нарастающим и даже немного обидным. Будто ребенок внутри злился на то, что Катя не дает ему есть, и она испытывала именно его разочарование и обиду. Хотелось лапши с мясом и яйцом, и чтобы в бульоне плавала морская капуста. И макароны длинные и кудрявые. И укроп. Катя так ярко все это представила, что ощутила вкус куриного рамена во рту. Слюна наполнила рот, и нёбо защипало. Юлька, соседка, сказала, что будет мальчик, потому что Кате часто хотелось мяса. А еще потому, что во время голода Катя злилась, а значит внутри сидел мужик. Только они злятся, когда голодны, так проявляются охотничьи инстинкты.
От голода сжималось горло, спазм опускался вниз, по пищеводу в желудок и перетекал в матку. Живот каменел и становился болезненно неприятен. Катя знала, что через некоторое время может начаться головокружение. Она достала из рюкзака пластиковую бутылку морса из смородинного варенья, сделала два глотка. Почему так хотелось именно рамен? Можно, вечером сварить? Заказать будет дорого, нужно экономить. А пока… Пока она достала из бокового кармана маленькую сушку и украдкой сунула в рот.
На большой перемене Катя съела беляш с чаем. Куриная лапша, которую продавали в столовке, пахла сыростью и прелым телом, и Катю от этого запаха стало мутить. Жареное в масле тесто пахло приятно, хотя казалось совершенно резиновым на вкус. Катя стояла под лестницей и жевала. Здесь было самое спокойное место. В это время универ наполнялся толкотней и гамом. Танька с Ленкой ушли в кафе к каким-то парням. Москвичи. Такие в цене среди общежитских, тут, как говорится, клювом не щелкай. Катя подруг понимала и не обижалась, только чуть-чуть. Спасибо, что вообще не отвернулись, как, например, Наташа Литвинова, с которой вместе занимались акробатикой и на прошлой студенческой олимпиаде выступали за универ. Та старалась обходить Катю стороной, может, думала, что беременность заразна. Катя старалась не судить ее. Но почему-то опять захотелось плакать, и снова окаменел, стал тяжелым и неподъемным живот. Она тихонько добрела до скамейки и села. Ах, насколько легче и интересней была бы ее жизнь, если бы не беременность. Катя представила себя, легкую, стройную, на гимнастическом мате, как она делает фляк, сальто, рондат. От воспоминаний тело напружинилось, изготовилось выпрыгнуть само из себя, будто бы прежняя Катя находилась где-то внутри, придавленная животом как камнем.
Во время теста по информатике Катя захотела в туалет. И сразу же начался приступ цистита. Она ерзала, стараясь как-то передавить, чтобы не описаться. Сейчас приступ отпустит и надо будет отпрашиваться. Закидывая ногу на ногу, Катя откинулась и невольно простонала. Илья Сергеевич, не старый, но уже замученный жизнью доцент, с короткой стрижкой и неопрятной бородкой посмотрел в аудиторию сквозь толстую роговую оправу.
— Вам плохо? — спросила он Катю.
— Нет, нормально, — она сильнее сжала ляжки. — Можно выйти?
— Но у нас тест, — несколько вопросительно возразил он, будто просил у Кати прощения. — Ладно, идите. Я верю, что вы не будете списывать.
Катя кое-как вылезла из-за парты и еще не дойдя до двери почувствовало, что вот-вот потечет. В коридоре, быстро переступая ногами и неуклюже покачиваясь, Катя ощущала, как горячими полосами загорелись ляжки. Добежав до туалета, закрылась в кабинке.
Она описалась не сильно, но все же придется ходить в мокрых штанах. На ней были черные брюки для беременных, которые отдала Оля с пятого этажа, старшекурсница, которая родила недавно. Темные, широкие, в катышках. Мокрых пятен было не заметно. Но Катя, промакивая туалетной бумагой ткань, снова заплакала. Как же все надоело. Тело будто не принадлежало ей, оно было оккупировано кем-то безжалостным и сердитым.
— То одно, то другое, — рыдала она, чувствуя там внизу новый приступ рези, от которого влага не держалась в ней. Нет, так она не досидит до конца пары. Надо ехать домой, переодевать штаны и лежать в теплой ванной, чтобы облегчить боль.
Просушив насколько возможно штаны, подложив в трусы моток туалетной бумаги, она вымыла в умывальнике руки и лицо. Посмотрела на себя в зеркало. Припухшие, укрупнившиеся черты. Покрасневший нос и глаза выдавали недавние слезы. Ольга, когда увидела ее такую, сказала, что будет девочка, потому что девочки забирают у матери красоту. Похоже, что внутри сидел какой-то монстр, злой, как голодный мужчина, и как завистливая женщина, забирал красоту. Катя тяжело вздохнула и вышла.
Темный, плохо освещенный коридор пах пылью. Она шла к аудитории, где продолжался тест. И вдруг увидела Марата. Он стоял напротив деканата, и в свете, шедшем с лестницы, немного прозрачным казался его силуэт. Но все же это был он. Катя ощутила, как всполошилось, ударившись о живот, сердце.
Продолжение здесь
#рассказ #чтение #литература #литературное произведение #отношения #беременность #университет